— Слушаюсь, — печально ответил Горцишвили.
Виктор ободряюще хлопнул его по широкому плечу.
— Встретьте Крикунова, машину ставьте туда, на въезде на площадь, чтобы прикрывала все подходы и если что простреливала Герца. По сигналу подгоните прямо к выходу.
На этот раз они пересекли площадь по самому короткому пути, так, чтобы быть замеченными, но находиться на открытом пространстве как можно меньше. Десять человек короткой пробежкой промчались к входу. Непосредственно у низкой и широкой лестницы в три мраморные ступеньки группа развернулась в оборонительный полукруг, Таланов и Басалаев поднялись вверх. Дверь была заперта, даже не дверь а почти что двустворчатые ворота из гладкого дерева усеянного мелкими пирамидками заклепок. Открыто лишь маленькое смотровое окошко, из узкой щели смотрел кто-то, почти невидимый в темноте, его выдавал лишь блеск глаз. Это было странно, ведь сюда уже впустили Новожилова. Таланов снова приготовился к неприятностям.
— Открывайте, — Басалаев говорил по-немецки, не тратя время на представления. — Мы за вами.
Майор несколько покривил душой, ведь спасти они должны были только одного, но счел это ложью во благо. После томительного мига ожидания створка скрипнула и медленно открылась. Десантников не пришлось уговаривать, взвод по одному втянулся в открывшийся проем.
Приемный зал, неширокий, но с очень высоким сводчатым потолком, терялся в темноте. Окна были плотно занавешены, сумрак рассеивали лишь две оплывающие свечи в стеклянных банках, поставленных на резные деревянные пюпитры, на вид очень старые. Десантники разделились на две группы, двинулись вдоль стен, держа под прицелом весь зал и небольшую группу людей встречавших бойцов.
Вперед шагнул Басалаев, в его руке щелкнул небольшой, но мощный электрический фонарь. Луч света, показавшийся после свечей ослепительно ярким, обежал зал и остановился на местных обитателях, заставив их болезненно щуриться и прикрывать глаза руками. Их было четверо. Высокий, но очень тощий старик в каком-то черном балахоне, со здоровенной лысиной окруженной венчиком белесого старческого пуха. Толстяк с изможденным видом и обвисшими щеками, похожий на старого грустного сенбернара. Здоровенный громила, шире далеко не маленького Басалаева раза в два. Он единственный был вооружен, в широченных лапах двуствольный дробовик казался тростинкой. И средних лет мужчина, неожиданно гладко выбритый, в сером пиджаке с воротником «стойкой». Обе руки он держал в карманах. Что-то было в его позе, в этих спрятанных руках такое, что заставило Таланова отметить его особо.
— Кто из вас Иван Терентьев? — с этими словами Басалаев сделал еще шаг, всматриваясь в лица встречавших. — Мы ищем Айвена Тайрента, — повторил он по-немецки.
— Это я, — человек в пиджаке выступил вперед, по-прежнему не вынимая рук из карманов.
Басалаев подошел к нему вплотную, томительно долго всматривался в лицо, без смущения освещая его в упор.
— Слава богу, — наконец шумно выдохнул майор с явным облегчением, — Это он. Полдела сделано.
— Как у вас с транспортом? — спросил Терентьев, но на него уже не обращали внимание.
— Машина сейчас подойдет, подгоним к выходу и сразу закинем его туда, — предложил Виктор контрразведчику. — Из дверей прямо в авто, чтобы спокойнее.
— Да, — согласился Басалаев. — Дайте мне пару человек, из самых надежных, и мы помчимся напрямую. Не нравится мне шебуршание там… — он кивком обозначил направление, которое нервировало и самого Таланова.
— Что с транспортом, — терпеливо повторил Иван, не трогаясь с места. — Сначала надо вывезти детей.
— С ними потом разберемся, — отмахнулся майор, крепко захватывая рукав пиджака Терентьева. — Сначала вывезем тебя.
Издалека возник шум моторов, знакомый и родной, он пробился сквозь толстую дверь и заставил сердце Басалаева ускорить ритм. Неужели эта безумная эпопея с «попаданцем» наконец-то близка к завершению?
«Попаданец» сделал какое-то резкое, быстрое движение рукой и освободился от захвата, рукав выскользнул из пальцев майора словно намыленный. «Ведь учили же, захват только за тело, зацепить мышцу, желательно до кости» — запоздало подумал контрразведчик.
— Мужик, не дури, — попросил он. — Сейчас подъедет повозка, прыгнем туда и с ветерком в тыл. С детьми разберемся, обещаю.
С этими словами он наступал на «попаданца», маскируя движение тоном и прямым, честным взглядом. Еще пару шагов, затем уже правильный захват, нормальный болевой прием, скрутить дурака и в бронеавтомобиль. А там пусть жалуется.
Старик с тонзурой что-то заговорил, обращаясь к Терентьеву, громила с дробовиком угрожающе выставил челюсть и приподнял оружие, десантники немедленно взяли его на прицел. Терентьев отступил еще на шаг и достал из кармана маленький, но отнюдь не дамский пистолет.
— Ты не понял, — все так же терпеливо, словно объясняя ребенку прописную истину, сообщил он Басалаеву. — Надо вывезти детей.
Майора перекосило от злости, он покраснел еще больше, став похожим на Сеньора-Помидора из сказки.
— Будем уговаривать? — для порядка уточнил у него Таланов.
— Некогда. Берите его, — решительно скомандовал Басалаев. — Дайте в морду и отберите пистоль. Можете ему что-нибудь прострелить. Всех не перестреляешь, — сообщил он Терентьеву. — Он шестизарядный.
— В ногу, — скомандовал капитан своим. По разумению Виктора с него и его солдат уже хватило риска и приключений, чтобы играть в благородство с этим Терентьевым-Тайрентом. — Ниже колена и не из трофейных, от них дырки большие.
Громила с дробовиком опять было вознамерился устроить бузу, но ему в грудь уперся ручной пулемет. Бронеавтомобиль взрыкнул мотором уже на площади, шумно прошуршали шины, несколько мотоциклов остановилось у самого входа, сапоги гвардейцев застучали по лестнице, поднимаясь.
— Кончайте скорее, время подгоняет, — нетерпеливо поторопил Басалаев.
Человек с пистолетом ухмыльнулся, уголки его губ поползли вверх в почти волчьей усмешке.
— Ловкие ребята, — одобрил он, вынимая из кармана вторую руку. — Но не настолько.
И Терентьев продемонстрировал зажатую в кулаке гранату. Небольшой ребристый предмет, похожий на зеленый лимон. «РГО» — лучшая противопехотная граната в мире. Без чеки, удерживаемая от взрыва только предохранительной скобой.
Показав гранату, Терентьев тут же, опережая реакцию обступивших его десантников, надежно спрятал руку за пазуху.
— Отобрать быстро не сможете, — пояснил он. — Я же сказал, сначала вывозим детей.
Томительное мгновение майор смотрел на «попаданца» с таким видом, будто увидел перед собой некое экзотическое насекомое, с почти научным любопытством.
— Твою кавалерию, — проговорил он, наконец, с усталой брезгливостью. — Еще один идеалист…
— Вы ловкие ребята, — повторил Терентьев. — Но и я не щи лаптем хлебаю.
Новая группа десантников вошла в приемный зал и немедленно изготовилась к стрельбе. Басалаев переглянулся с ближайшим к спятившему «попаданцу» гвардейцем, тот понимающе моргнул и сместился чуть в сторону, так, чтобы оказаться слева от Терентьева, с той стороны, где располагалась граната. Все с той же волчьей усмешкой писатель синхронно шагнул назад, не вынимая руки из-за пазухи, сохраняя прежнее расстояние между собой и ближайшим солдатом.
— Да хорош уже ерундить, — в голосе Ивана прорезалось отчетливое и нескрываемое раздражение, почти злость. — Я сам работал в контрразведке и все эти уловки знаю. Может, делом займемся? Подгоняйте свой броневик, будем сажать детей.
— О, коллега по цеху? — осведомился Басалаев, лихорадочно соображая, что делать дальше. Отбирать у попаданца гранату бесполезно, тот был настроен весьма решительно, и майор не видел в его действиях ни капли наигранности или блефа. Проклятый графоман и в самом деле готов был поставить на карту свою жизнь, чтобы спасти приютных детей. Причем, это не было просто актом доброй воли, Басалаев оценивал Терентьева опытным взглядом психолога и видел в глазах попаданца огонек фанатичной решимости. Здесь было нечто большее, нежели просто действия доброго и порядочного человека. Что-то очень личное, какие-то демоны прошлого, заставившие бумагомарателя поставить чужие жизни совершенно посторонних людей выше собственной. Ведь судя по досье, что удалось собрать на пришельца, доселе он с приютом никак не пересекался.
В любом случае, Терентьев хотя бы поддерживал беседу, а любой грамотный оперативник знает, что это — самое главное. Пока человек говорит и поддерживает хоть какой-то диалог, его можно уговорить, переубедить, на худой конец запугать и сломать. Писатель оказался очень не простым, повадки и слова выдавали человека пишущего о крови и смерти отнюдь не с чужих слов. Значит, придется задушевно уговаривать.
