Глава 9.
Заседание совета проходило очень весело. Меня вытащили из камеры и привели сюда, в главный зал заседаний. Все переменилось, за столом сидело привычных семи человек, восемнадцать. Все орали и вопили, недослушивая друг друга, перебивая, только что начавшего говорить человека. Я, стараясь не отсвечивать, постарался незаметно присесть на диван – не получилось. На меня обратили внимание. Ко мне повернулся один из советчиков: И это была ваша страховка!
Тут на меня уставились все. Я заметил, что многие брезгливо потянули носом, и постарались отодвинутся от меня подальше. Синяки еще не успели сойтиЯ с тоской посмотрел в окно и вытер нос рукавом. Это не прошло незамеченным.
Ну что ты можешь сказать в свое оправдание? – задал вопрос кто-то шибко умный. Все, – честно признался я.
Тут же ко мне прилетела люля в виде волшебного пендаля. Гладкомордый укоризненно покачал головой: Что ж Вы так? Мы ведь к Вам со всем уважением, а Вы? . .. Дык, – растеряно промямлил я, – я же тоже со всем своим уважением. Я расслышал как Дмитрий прошептал достаточно громко своему соседу: Боже мой, какая деградация. И это один из бывших Советников!
Потом начались вопросы. Совершенно безсистемные, поскольку задавали их все.
Знал ли я заранее о грязном и подлом побеге Паши (Заранее о грязном и подлом побеге Паши – я не знал). В каких отношения я с ним нахожусь (я не знаю – я здесь, он там). Что я думаю о сложившейся ситуации (ничего не думаю, пусть бегемот думает, у него башка большая). Чем я занимался будучи в Совете (бензин по заправкам тырил). Знаю ли я, что моя жена сбежала вместе с моим другом и по совместительству бывшим главой администрации, обвиненным в коррупции и, как оказалось, справедливо, что доказал его наглый и опять таки подлый побег, совершенный им под покровом ночи (я промолчал).
Потом про меня забыли, а принялись обсуждать между собой положение сектора. Начальник комиссии внутренних дел заверил, что сектор под контролем, а его бойцы смогут ликвидировать любую опасность, возникшую внутри сектора. Угрюмый выступил с очень похожим заявлением. Все рапортовали как на очередном съезде КПСС.
После окончания заседания меня еще немного поспрашивали, но сразу было видно, что это так
* * *
Меня только что выпустили на улицу. Я стоял, жадно хватая ртом еще прохладный воздух. Меня небрежно ткнули прикладом в спину: Пошел отсюда! Неча внимание привлекать!
Я отправился домой, вернее, в то место, которое я целый год называл домом. Добравшись до места пребывания, я постоял на улице, глядя на затоптанный двор, сломанный забор и выбитые стекла. Зашел через, так же, выбитую дверь, прошелся по комнатам, везде следы тщательного обыска. Что искали не очень понятно, но что-то очень маленькое, иначе я не могу представить, зачем потребовалось разрывать переплеты книг. Я прошел в зал и уселся на краешек распоротого дивана, оглядываясь на разгром. Нет, все-таки мне кажется, что они ничего не искали, а просто по злобе и простоте душевной поломали все, что не смогли спереть. И это скорей из комиссии внутренних дел. Угрюмый такой фигней заниматься бы не стал. Его ребята натренированы совсем на другое. Думать не хотелось, делать вообще ничего не хотелось. Я просто сидел и смотрел. Со стороны казалось, что я в полной прострации, безвольно опущенные руки, ничего не выражающее лицо. Я подумал о том, что все уехали: друзья, жена, дети. Что я остался совсем один, никому не нужный, брошенный всеми и одинокий, старый мужичок, у которого не хватит сил, чтобы начать все снова. Мне стало так жалко себя, что я резко зажмурил глаза, и тоненькая кисточка слез аккуратненько прочертила влажную полоску на грязной щеке. Раздалось дипломатичное покашливание, я вздрогнул и открыл глаза.
В моем грязном доме стоял нынешний глава Администрации со своей охраной и с сочувствием смотрел на меня: Право слово мне очень жаль.
Он немного помолчал, пытаясь понять мою реакцию. Я сидел без движения, тщательно культивируя в себе чувство обиды на всех. Слезы уже катились сами, еще чуть-чуть и будет нервный срыв, а Гладкомордый продолжал:
Вы знаете – они все сбежали. Сбежали, как крысы, с тонущего корабля. Они не захотели работать со всеми и для всех, жажда власти оказалась слишком сильна и они не смогли с нею справится. Ваша жена тоже бежала с ними, наплевав на все то, что Вы сделали для семьи. Даже не дала возможности попрощаться с детьми. Разве она человек после этого?
Он подошел ближе. Горе прорвало плотину и я, вскочив, неуклюже бросился к нему. Охрана, разумеется перехватила меня. Повиснув у них на руках, я бился, кричал, обвинял всех в своих бедах. Со мной приключилась форменная истерика. Вроде бы потом зашел Угрюмый и смотрел на меня, но я не уверен. Они ушли, бросив меня на пол, где я провалялся достаточно долго. Я забухал.
Через неделю очухавшись я пошел вымаливать себе прощение, но меня даже не пустили на порог Администрации. Грязный, бомжеватого вида мужичок – таким я приперся к Андрюхе.
Меня встретили и пустили. Надюха сжимал губы в ниточку, и Машка не отставала от неё. Я их понимал – Андрюха очень не дурак выпить. В старые времена, бывало и по месяцу гудел, это сейчас пить просто не получается. Мы с ним просидели до поздней ночи. Наливали рюмочки, чокались и опрокидывали. Постепенно пьяные базары достигли своего апофеоза. Мы вспоминали свои похождения в молодости, пьяно ржали, проникновенным голосом говорили друг другу пьяные глупости, казавшиеся нам очень серьезными и требующими вдумчивого (углубленного) решения. Под это дело наливалась очередная рюмочка и быстро выпивалась. Потом начались жалобы на жену и ребенка, которые совсем его зажали и житья не дают. Потом начали вспоминаться обиды всех и на всех.
Интересно то, что на наших пацанов у него обиды не было. Наоборот он с восхищением говорил о побеге Паши и неторопливом, наглом выезде Шурика. Сетовал, что тоже надо было делать ноги, пока не стало поздно, а то сейчас за ним смотрят так сильно, что вздохнуть нельзя. Потом мы опять перешли на женщин, потом опять… не помню.
Постелили мне на кухне, у печки. Как дошел и чего делал – я просто не помню.
* * *
Утро было пасмурным. По настроению. По погоде – на улице светило солнышко. Начинали чирикать какие то сволочные птички.
С трудом встав на карачки, я заставил тело принять вертикальное положение. Любое движение отзывалось страшным ударом в голове. Сам моск, казалось, съежился и спрятался куда-то в уголок, завернулся в одеяло и отбрыкивался на все попытки заставить его работать. Жить не хотелось – хотелось лежать не двигаясь, пристрелив всех, кто способен издавать звуки. Сфокусировав зрение, я увидел такого зеленого Андрюху, что мне захотелось блевануть. Задержав порыв своей души, я сглотнул комок в горле и что-то просипел, не поняв сам себя, но Андрюха понял. Он протянул мне банку с огуречным рассолом. Я с жадностью приник к ней, рассол лился через край, но по крайней мере связки заработали, то есть говорить я смог. Ничего посидели, – просипел я.
Андрюха, ничего не отвечая, страдальчески поморщился и плеснул мне с полстакана водки. Внутренне передернувшись я взял стакан и сумрачно посмотрел на него. Представив, что мне придется пить, я передернулся уже явно. Пока я думал, Андрюха замахнул свои полстакана и с тревогой прислушивался к своим ощчущчениям. На лице начал проявляться слабый намек на улыбку. Я, решившись, и мысленно перекрестившись, одним махом вылил вонючее пойло в себя. Секунду я еще пытался сдерживаться, но природа победила, и я бросился к помойному ведру, как к старому, давно не виданному другу. Излив свое горе (а может радость встречи), я с трудом оторвался от него. Со второго захода мне удалось влить в себя эту гадость и наконец таки почувствовал, как жизнь начинает налаживаться.
Дома никого у Андрюхи не было, поэтому, мы и завели с ним неспешный разговор. Долго переливая из пустое в порожнее. Я все жаловался на судьбу, на семью, на друзей, пока Андрюха не прервал меня: Ладно, давай по делу, с чем пожаловал?
Я скорчил недоуменную морду лица. Сам лихорадочно пытаясь понять, с чего бы это он так попер. Видно Андрюха понял мои заблуждения:
Я ж вас всех с универа знаю. Ты бы просто так не остался. А если остался, да еще ко мне пришел – значит идея какая-то у тебя. Я начал было что-то лепетать, но он продолжил:
К тому же вокруг тебя и Санька, какие то подозрительные шевеления последние полгода. Вот и делай сам выводы…
С этими словами он плеснул еще по одной на самое донышко, для поддержки разговора, и захрумкал соленым огурчиком. Я, на пьяную голову, рассудил трезво и рассказал Андрюхе всю подноготную:
Понимаешь, многое из того, что творится нам не нравится, поэтому мы и решил подготовить все для проекта «Убежище». Постепенно стало ясно, что все равно, ужится нам всем – будет тяжело, поэтому мы и решили каждый создать под себя поселение и помогать друг другу. Раньше рассказать нельзя было…
