Сотник посмотрел на пулемет, поднял глаза на Чернова:
— Тот самый?
— То-то и оно. Я успел с войском связаться, они номера сверили. Это оружие из одной и той же партии. Часть перехватили мы. А часть — вот она. Здесь.
Велехов отвернулся, перепрыгнул канаву, пошел вверх по склону, не обращая внимания на суетящихся полицейских. Место, откуда стреляли, он нашел почти сразу — на склоне, в траве, травой замаскировали два неглубоких окопчика, отрыли их видимо ночью. И хорошо падлы, отрыли — земли разбросанной поблизости не видать. Значит — утащили землю и где-то разбросали, чтобы не демаскировать позицию…
Присев на корточки, сотник прикинул. Угол обстрела прекрасный, если учесть скорость на трассе, цель будет находиться в зоне поражения как минимум двадцать секунд. Скорее всего — там, дальше по трассе стоял наблюдатель. Да конечно стоял — в километре придорожная каварня и заправка он сам видел. Заметив машину с казаками, он сообщил — и у засады было время все как следует подготовить. С подготовленной позиции они не промахнулись, да и грех было промахнуться с такого расстояния из такого оружия. MG-3 был хоть и тяжелым — но практически не имел отдачи, с восьмисот метров можно было всадить очередь в небольшую мишень. Казаки, кто на территориях служил, часто предпочитали этот пулемет родным Дегтяреву и Калашникову, если патроны удавалось достать.
Причем с этой позиции можно было достать машину не столько в крайнем ряду — но и в любом из двух других, поскольку она господствует над местностью. Интересно, они специально охотились за есаулом или просо хотели вбить любого казака? Да кой черт любого — стали бы они стрелять по машине, в которой был всего один казак? За ним охотились, за есаулом. А заодно и сотника Велехова с группой решили прибрать, миной.
Кристич? Раньше сотник думал на нее — но теперь кое-что не вписывалось. Если бы он сел в машину — она бы тоже села, она шла вместе с ними и вместе с ними собиралась ехать в расположение. Вместе бы и взлетели на воздух.
Но ведь именно Кристич предложила заехать и выпить кофе, ведь так?
— Заедем?
— Добре…
Или ей просто решили пожертвовать — как пешкой в игре, разменяв ее на казаков?
Ничего не придумав, сотник пошел вниз.
— Мою группу чуть на воздух не подняли, слыхал?
— Слышал уже… — кивнул Чернов — по связи передавали.
— А теперь еще и это. Совпадений много.
— Каких?
— Не соображаешь? Кто мог знать, где мы будем, чтобы подложить взрывчатку в машину? Кто мог знать куда и когда поедет Дыбенко? Кто убил Вацлава-контрабандиста в расположении? Это мог сделать только кто-то из своих.
— Город-один сообщите свое местоположение и статус, прием!
— Я Город-один, двигаюсь по направлению к базе, примерно в десяти километрах на север по дороге. Расчетное время прибытия тридцать минут, помощь не требуется.
— Да брось.
— Да не брошу. Много слишком совпадений, господин подъесаул. Среди нас — предатель.
Ночь на 22 июня 2002 года
Российская Империя, Одесса
Набережная
Какой все-таки удивительный город — Одесса. Еще утром… уже предыдущего дня я сел за руль, махнул через всю Персию, потом черт толкнул в перестрелку ввязаться, потом обратно, потом еще — самолет. И вот теперь — ночная набережная Одессы, Приморский бульвар, гудящая совсем как днем — и совершенно не чувствуешь никакой усталости. Просто удивительный город.
Естественно, на набережной мы были инкогнито — нечего афишировать. Просто два господина, один в военной форме, другой в гражданском — надевая свой старый, не надеванный уже несколько лет костюм, местного кстати пошива, хотя и из венского, едва ли не лучшего в мире шерстяного материала я обнаружил, что мне он более чем впору, даже слишком. Это радует, некоторые старшие офицеры с каждой новой ступенью табели о рангах заказывают себе новую форму — исключительно потому, что старая — уже не налезает.
Поет фонтан, шумит Одесса…
Как хорошо-то… Мало городов, где бывает так хорошо, где не нужно иметь глаза на затылке, где не нужно подозревать ближнего своего в подлости и двоемыслии, где не стоит ждать выстрелов из-за угла. Да, я сам выбрал свой путь, и этот путь страшнее любого кошмара — но все равно, хочется хоть иногда просто пройтись по набережной, посмотреть на искрящиеся веселым разноцветьем фонтаны, на шумящую в саду генерал-губернатора публику. На молодых дам, в конце концов — благо они здесь, как и в любом портовом городе из-за многолетнего смешения самых разных кровей — самые лучшие, уж кому как не юнкерам и гардемаринам Его Величества, почти каждое лето до совершеннолетия проводившим в этом городе — это не знать…
— Помнишь, как мы тогда молдаванским наваляли… — спросил как-то невпопад я, просто в голову пришло.
— Вообще то, нам сматываться пришлось — ответил Николай, раскланиваясь с кем-то.
— Так-то от городовых, а не от этих.
— А потом твой дед моему papa нафискалил, и мне пришлось до конца лета из дома ни ногой, и учить французский к тому же.
— А все равно правильно тогда поступили.
— Да, правильно…
Может быть, неправедно то, что мы творим? Может быть — ну их, оставить всех в покое. Может — когда наследник Престола без охраны (а ее у нас не было) прогуливается по набережной Одессы — это и есть нормально?
Нормально то нормально. Вот только не стоит забывать некоторых истин. Одна из них гласит: если ты не пойдешь на войну — война пойдет на тебя. Не мы начинали. И заканчивать — тоже не нам!
— Papa прочитал твои донесения… — сказал Николай, и снова прервался на то, чтобы раскланяться с двумя каким-то уж очень симпатичными дамами.
— Знаешь их?
— Нет. Но не прочь был бы узнать поближе… — отшутился Николай.
— Ты теперь солидный господин, обремененный семьей…
— И скоро в семье будет пополнение… — Николай осекся — извини.
— Да ничего…
Ни я не задал вопроса, ни Николай не попытался что-либо сказать. Для нас обоих эта тема — как мина на неизвлекаемости в земле. Лучше поставить флажок, и обойти стороной, как можно дальше.
— Поздравляю! Когда?! Что раньше не говорил?!
— Мария скрывала. Просила и меня. Представляешь — она до сих пор сама водит машину, и записывает телепередачи.
— Запрети ей это. Ты же глава семьи.
— Командовать одной дамой сложнее, чем целым батальоном разведки.
Проблемы, значит — у нас схожие.
— Пошли, по этому поводу съедим по мороженому.
— Пошли.
Мороженщик здесь продавали эскимо на старый лад — с больших двухколесных тележек. Одна из них, к которой мы подошли, стояла прямо под фонарем, мороженщица привычно приняла у нас деньги, достала из пышущего холодом ящика два больших, старомодных эскимо на палочке, даже без обертки…
