да? А Лазарю было не больно? Ты его чуть до инвалидности не довёл!
— А пусть сиротку не обижает, — попытался аргументировать своё поведение я.
— Он тебе подзатыльник дал, а ты его чуть не убил за это!
— Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет! — пафосно произнёс я и Клара прыснула от смеха, но тут же нахмурилась и приняла серьёзный вид.
— Всё хихоньки да хахоньки? — в фургончик влез Гудков и присел рядом со мной, — вот что мне с тобой делать, Капустин?
— Холить и лелеять? — предположил я.
— Ну вот что ты за человек такой? — вздохнул Гудков, пока Клара ловко бинтовала мне палец (ушиб об фургон, когда меня пнул Лазарь).
— Нормальный я человек, — зашипел от боли я, так как Клара, воспользовавшись моментом, что я отвлекся, и таки помазала зелёнкой мне ту болючую ранку на подбородке.
— Ты книгу Лазаря брал? — спросил Гудков.
— Нет, — с предельно искренним видом ответил я (в душе порадовавшись тому, что догадался оставить книгу в школе), — даже не знаю, что за книгу он ищет. И почему у меня?
— Он говорит, что ты постоянно у Сомова крутился, — ответил Гудков.
— Так там много кто крутился! — возмущенно буркнул я. — Можете посмотреть у меня в вещах, все учебники я привёз из школы. Там везде штамп нашей библиотеки стоит. И имей в виду, Макар, учебники я ему не отдам. Мне, во-первых, ещё уроки учить самому надо. А, во-вторых, это государственные учебники, их потом в библиотеку нужно вернуть обязательно.
— Паяц, — со вздохом прокомментировала Клара и принялась аккуратно укладывать бинт, ножнички, пузырек с зеленкой обратно в коробочку для лекарств.
— Зачем ты ударил Лазаря? — взыскательно спросил Гудков и для пущей убедительности строго нахмурился.
— А он меня зачем? — парировал я и тоже строго нахмурился.
— Мда, — Макар, увидев, что разговор не клеится, поменял тему, — а где ты так драться научился?
— На улице, — охотно объяснил я, — я же сирота, мною никто не занимался никогда, мамки у меня нету, отец на работе круглосуточно пропадал, или по бабам, ему не до меня было, вот и выросло, что выросло.
— Раз ты такой затейник, и сальто умеешь, нужно тебя к агитационным представлениям приобщать, — задумчиво глядя на меня, сказал Гудков, — а то у нас вечно народу впритык, еле-еле время на переодевачку выкраиваем.
— Он ещё и на баяне прекрасно играет, — тут же сдала меня Клара, для которой сцена была венцом её девичьих мечтаний. — Нюра с Люсей не нахвалятся.
— И ты молчал? — сдвинул кустистые брови Макар.
— Так ты и не спрашивал, — пожал плечами я. — Сразу меня Кларе в помощники определил.
— А что ты ещё умеешь? — влезла в разговор Клара.
— Целоваться и говорить комплементы барышням, — заважничал я.
— Ох и клоун, — сдерживая смех, покачала головой Клара, прихватила коробочку с лекарствами и вышла из фургончика, оставив нас вдвоём.
Гудков приоткрыл дверцу фургона и крикнул:
— Гришка, принеси баян!
Повернувшись ко мне, сказал:
— Сейчас посмотрим, как ты умеешь играть.
— Да что там смотреть, — скромно сказал я.
— А на других инструментах смогёшь? — продолжил допрос Гудков.
— На барабанах могу, — сказал я, имея в виду ударную установку, но Гудков скептически вздохнул, не поняв меня (в эти годы еще такого не было):
— На барабанах любой дурак может. Еще на чём?
— На варгане, — похвастался я.
— Это вообще ерунда, — отмахнулся начальник. — Всё?
— Нет, ну по мелочи там всякой могу, — признался я, — фортепиано, гитара. Но там так-то не сильно много.
— Да ты прям на все руки мастер, — похвалил меня Гудков и, чтобы я не зазнался, добавил ложку дёгтя, — сейчас проверим, хвастун ты или взаправду можешь.
— Вот, держи, — в этот момент фургончик влез Гришка с баяном, вслед за ним втиснулись Зёзик и Жорж. В фургончике моментально не стало свободного места. Кое-как пристроившись, чтобы не толкать меня под руку, мне вручили баян, и Макар велел:
— Сыграй.
— Что? — спросил я.
— Что-нибудь, — сказал Макар. — Мы же впечатление получить должны.
— Ну, ладно, — кивнул я.
Мои пальцы пробежались по кнопкам. Что бы им сыграть эдакое, чтобы ого-го и ух? Я на долю секунды задумался. Эх, приобщать к мировой культуре, значит приобщать по полной! Недолго думая, я жахнул им «Du Hast» из Rammstein.
Я закончил играть, в фургончике повисла тишина.
— Что? — первым не выдержал я.
Все промолчали.
— А ты «Кирпичики» могёшь? — дипломатично спросил Макар.
Я сыграл незамысловатый мотив из «Кирпичиков»:
— На окраине где-то города
Я в убогой семье родилась,
Горе мыкая, лет пятнадцати
На кирпичный завод нанялась…
— Вооо! — моментально расцвели улыбками парни.
— Вот это по-нашему! По-пролетарски!
— Молодец, Генка!
— Хорошо как сыграл!
А я вдруг понял, что вся попаданческая литература, где попаданец на ура исполняет что-то из Высотского или Розенбаума — сплошное враньё и авторский произвол. На самом деле всё не так. Каждая песня заходит слушателям чётко в своё время. Социум должен созреть. И это не зависит от её художественности, красоты, и всего остального. Всему своё время. Только так.
После этого случая отношение ко мне со стороны агитбригадовцев заметно потеплело. Чем я и пользовался. А ещё нужно было подумать, как попасть в соседнюю губернию, искать отшельника Софрония, который жил в какой-то непонятной пещере. Даже если я по возвращению в школу сдам экстерном экзамены, получу аттестат и отправлюсь сам туда, то одинокий подросток на пустой дороге — лакомая добыча для всевозможных бандитов, которых после революции на российских просторах расплодилось ой как много.
Отсюда вывод: туда ехать нужно только с агитбригадой, так как другого легального ресурса у меня всё равно нету.
Теперь следующий вопрос: как сделать так, чтобы агитбригада вышла за пределы нашей губернии и стала давать выступления в других? Единственный ответ — повысить её уровень популярности, чтобы слава гремела по стране. Для этого нужно расширять репертуар, добавлять злободневной остроты и сарказма в номера. Чем-то удивлять и поражать.
Вот этим, пожалуй, займусь.
Я это могу? Могу. Ещё как могу! Опыт имеется из моей прошлой жизни, где я и учителем был, и аниматором на египетских курортах, и креативным директором в большой корпорации.
Репертуар агитбригады «Литмонтаж» (ох и название!) условно можно было разделить на две большие части.
Первая часть — условно назовём ее «Зрелища» — была чисто развлекательной. Сюда относились танцевальные номера Нюры и Люси, акробатические трюки, жонглирование, и прочая «цыганщина», силовые номера Жоржа, фривольные куплеты и приблатнённые песенки Зёзика и Гришки, в общем, так называемый развесёлый «низкий жанр».
Вторая часть — под условным названием «Агитация» — это новое пролетарское искусство, агиттеатр безбожия и культурного быта, живая газета в соответствии с циркулярами Гублита. Сюда входили агитномера на атеистическую и социальную тематику, пропаганда коммунизма и атеизма, лекции Зубатова и Гудкова, патриотические песни, культпросвет, хоровая декламация. Это была главная часть репертуара, собственно ради этого такие вот агитбригады по всей стране и создавались. И «агитацию» приходилось тщательно прятать под соусом «зрелищ», иначе народ бы не воспринял всё это.
И вот с этим мне нужно будет разобраться и работать. И не просто работать, как работали агитбригадовцы, а работать на результат. А результат сейчас — попасть в соседнюю губернию, где живет этот чёртов отшельник.
Разложив в голове всё по полочкам, я воспользовался тем, что все говорились к представлению и на меня сейчас внимания не обращали и пока в качестве артиста ещё не привлекали, и отправился обратно, на околицу Краснобунтарского — нужно было забрать книги и поговорить с Енохом без свидетелей.
Лазарь где-то исчез. Я так и не понял — он вернулся обратно в Вербовку, или остался где-то здесь. Спрашивать агитбригадовцев пока поостерегся, пусть пройдет немного времени и всё уляжется.
За мостком через мелкую речушку раскинулся небольшой лесок, точнее одичавший грабово-ясеневый парк, по всей видимости. Там уютно пахло сухим мхом, палыми листьями и кристально чистым лесным воздухом. Где-то вдалеке сварливо свистела какая-то суетливая птичка. Я облюбовал поваленное дерево и умостился на нём с максимальным комфортом.
Эх! Сюда бы ещё термос с горячим глинтвейном и жизнь бы совсем удалась!
Но чего не было, того не было.
Так что будем пока обходиться тем, что есть.
— Енох! — тихо позвал я, право щепка была всегда со мной.
Воздух замерцал и призрак материализовался напротив меня.
— Как ты ему двинул, Генка! — азартно заявил он, потирая костяшки рук. — Как двинул! А он такой — брык — и свалился! Ха! Не каждый циркач так выпрыгнуть изловчится!
— А то! — хмыкнул я и добавил, — как думаешь, Лазарь от меня отстал?
