Графу Раймону на вид было лет тридцать пять. Среднего роста, с тёмными волосами и смеющимися глазами, он двигался с прирождённой грацией, а беседы вёл с такой непринуждённостью, что вмиг очаровывал собеседника. Мы обменялись лишь несколькими словами, а я уже почувствовал симпатию к графу Тулузы.
Расположились мы не в самом городе, а в одном из предместий. Также поступали и другие прибывшие на празднество, ибо графский замок не мог разместить в себе всех гостей. Неподалёку от шатров уже велись работы по сооружению будущего ристалища: там возводили изгородь, ставили ворота в противоположных концах арены, плотники сколачивали скамьи и ложи для дам и благородных господ, укрывая их широкими навесами.
По устоявшейся уже традиции, прибыв в незнакомый город, я занялся осмотром местной экзотики. Тибо уныло тащился следом.
Часа два мы разъезжали по улицам Тулузы, прячась от полуденной жары в тени домов. По большому счёту, этот город ничем особенным не отличался от остальных городов, на которые мне довелось полюбоваться за два месяца моего пребывания в двенадцатом веке, но всё-таки было в нём что-то... не знаю, как это объяснить. Просто на сердце у меня вдруг стало легко и приятно. Мы выехали на площадь, располагавшуюся в центре города. По периметру – двух– и трехэтажные каменные дома. На первых этажах – заведения, необходимые каждому городу: пивные, торговые лавки, мастерские. Вторые и третьи этажи домов, которые побогаче, украшены балкончиками, арочками, какими-то финтифлюшечками... Слева – невысокая церквушка с большим рельефным крестом на фасаде... А говорили-то: еретики! еретики!..
– Славный городок, – негромко произнёс я. Тибо посмотрел на площадь и задумчиво сказал:
– Ага.
* * *
Прибыли последние гости (какой-то испанский король со смешным именем Альфонс), и решено было на следующий же день приступить к основному развлечению – к турниру.
Ричард Львиное Сердце на новорождённого своего племянничка посмотреть так и не приехал. Жаль. Но нет так нет...
Хотя перед «благородным развлечением» следовало бы хорошенько выспаться, полночи мы с де Эльбеном просидели за андалузским вином, щедро сдобренным разговорами за жизнь. Тамплиер был невесел. Провал миссии по сопровождению легата Верочелле обошёлся ему дороже, чем он предполагал. По сути, всё время их совместного путешествия с легатом Ги делал прямо противоположное тому, что должен был делать, по мнению людей, отправивших его сопровождать легата: графа Тулузского и командора монастыря Ле-Демен. То, что во время нашего спора с легатом Ги отказался выполнить прямой приказ Пабло Верочелле, было последней каплей, окончательно испортившей отношения между Церковью и Тулузским графством. Так что мой товарищ мог распроститься с мечтами сделать в этих землях карьеру. Напротив, его присутствие здесь стало, как бы это сказать... неудобным. Да, именно «неудобным». Официально его никто не гнал, но в неофициальной обстановке власть предержащие ясно дали понять Ги де Эльбену, что его отсутствие в Тулузе никого из его прежних покровителей не опечалит.
...Ги размахивал кубком, обильно орошая ковёр андалузским вином, и мрачно вещал:
– ...На что я Морису де Нийому говорю: «Это же крыса, командор, не слуга Божий, а самая что ни на есть чёртова крыса... И разговаривать с ним по-человечески нельзя!» А он мне намекает, чтоб после турнира и духу здесь моего не было.
То есть моему другу фактически велено убираться из Лангедока. Хотя бы на ближайшие несколько лет. Куда – его дело. Впрочем, тамплиер нигде не пропадёт, это ясно.
* * *
...Зевая и потягиваясь, я вышел из шатра. Было раннее утро. Лагерь... пардон, рыцарский стан, бурлил и гудел, как кастрюля с супом, вот-вот начинающая закипать. Рыцари облачались в доспехи, оруженосцы и слуги сновали, как ошалелые, силясь поспеть по всем поручениям, которые давали им хозяева: кто-то в спешке чинил вооружение, кто-то штопал одежду, кто-то вёл к кузнецу подковать лошадь, у которой расшаталась подкова... Какому-то рыцарю чуть ли не на ходу пришивали рукав. По местной моде рукава к платью или камзолу часто делались съёмными – вечером их снимали, а утром пришивали заново. Другой рыцарь потащил за ухо верещащего мальчишку лет четырнадцати – видимо, оруженосца, оказавшегося недостаточно расторопным...
Тут Тибо наконец принёс воду для умывания, я отвлёкся от созерцания пробуждающегося лагеря и занялся своими собственными делами.
Последующие два часа цвет южнофранцузского рыцарства потихоньку подтягивался к ристалищу. Некоторые недовольные отведёнными им местами или очерёдностью в славном деле «преломления копий» ругались с герольдами и распорядителями турнира. Герольдмейстер орал на своего помощника, тыча ему в нос какими-то бумагами:
– Бестолочь! И вот это, по-твоему, списки участников?!.. Так?!.. Да?!.. Вот это?!!
Помощник смотрел в землю и что-то виновато бубнил.
Наконец проснулись и дамы и в сопровождении слуг, родственников и кавалеров потянулись на трибуны. Рыцари, уже околачивавшиеся там, оживились. Сомнительные шутки и крепкие мужские словечки сразу стали произноситься в три раза тише. Отовсюду только и слышалось: «Домна Алоиза, вы прекрасны сегодня, как сама юность, я навеки ваш раб...», «Домна Гвискарда, всех рыцарей, которых я зава... повергну наземь сегодня, я пришлю к вам с тем, чтобы вы назначили им выкуп, коий...», «Домна Гвискарда, не слушайте его! После того, как его собьют раза три или четыре, он и за себя-то дать выкуп сумеет с превеликим трудом!..», «Домна Беатриса, сегодня я буду сражаться во имя ваше и ради вашей славы...»
Родриго де Эро гордо разъезжал на вороном вдоль трибун. К концу копья, зажатого в правой руке доблестного дона, была прикреплена зелёная тряпица. Я присмотрелся – ба, да это же рукав от дамского платья!
– Рукав виконтессы Антуанетты? – поинтересовался я, кивнув на конец копья.
Родриго загадочно улыбнулся и ничего не ответил.
Граф Тулузский о чём-то оживлённо беседовал с королём Альфонсом и виконтом Роже. Иоанна Английская в окружении дам и компаньонок устраивалась в первом ряду на помосте, на отведённом для дам сиденье, убранном шелками и для удобства снабжённом большим количеством пуховых подушек.
Как я уже знал, турнир будет состоять из двух частей. В первый день нас ждут одиночные бои. Всё как в кино: два рыцаря дают шпоры коням и на полном скаку тычут копьями друг в друга. Могли быть и варианты. Скажем: двое на двое, трое на трое и т. д. На второй день нас ждала общая свалка. Все участники турнира разделятся на две партии и дружно набросятся друг на друга. К одной команде принадлежали подданные Тулузского графа и англичане. На самом деле настоящих англичан среди них не было ни одного, и под этим словом подразумевались подданные английской короны – то есть рыцари из Пуату, Гиени и Оверни. К другой партии относились люди виконта Роже и рыцари короля Альфонса. Виконт самолично возглавлял вторую партию; некий граф де Фуа – первую. Де Фуа был рыжим, невысоким и очень подвижным человеком. Что касается самого испанского короля и графа Раймона, то они в турнире личного участия принимать не стали. Попрепиравшись некоторое время, кому из них быть главным судьёй (каждый из вежливости предлагал этот титул другому), сошлись на том, что судьёй всё-таки должен быть местный синьор, то есть Раймон Тулузский.
