— Вот ни себе хрена! — услышал Саша голос Федюнина. — Вы только поглядите, ваше благородие!
«Что он там нашел, — подумал офицер, втыкая вешку возле расщепленной пассажирской скамьи. — Опять какую-нибудь ерунду, поди!»
Он поспешил к солдату, склонившемуся над чем-то большим, угловатым.
Нет, солдат на этот раз нашел не ерунду.
Глубоко врезавшись в сухую почву уцелевшим краем, на земле лежал один из гробов — точно такой же, какие вчера поручик видел в морге. Деревянная наружная обшивка раскололась при ударе о землю, рассыпавшись по досочке, а сам цинковый ящик сильно деформировался, лопнул по спайке, и к тому же передняя его часть отсутствовала напрочь, будто откушенная гигантскими ножницами. Все вокруг было усеяно знакомыми мешочками, целыми и лопнувшими. Только этот силикогель почему-то был похож на муку или сахарную пудру. Бежецкий нагнулся и поднял один кулечек, удивившись, что внутри матерчатого мешочка там еще один — из полиэтиленовой пленки.
«Как же он будет влагу впитывать?»
Порошок обильно перепачкал пальцы, невесомым облачком повис в воздухе, распространяя резкий запах…
— Смотрите, ваше благородие! — Федюнин совал ему под нос обгоревшую с одного конца доску от ящика. — Селюнин наш это!
На доске чернела трафаретная надпись «…тер-офицер Селюнин».
— А это что у вас такое? — Солдат обмакнул в мешочек грязный палец, подозрительно понюхал облепивший его порошок, осторожно лизнул кончиком языка…
— Вы знаете, что это такое, вашбродь? — выпучил он глаза на офицера. — Это же…
Но тот и сам уже догадался, что это такое…
* * *
— Вы арестованы, поручик!
Размалеванный камуфляжными цветами вездеход ждал Бежецкого на краю аэродрома. Повинуясь сигналу ротмистра с темно-зелеными эмблемами Корпуса на воротнике, два дюжих вахмистра споро обыскали не пытающегося сопротивляться офицера и, защелкнув у него на запястьях вороненые дужки наручников, усадили в просторный кузов.
— Ну что, расскажете сами, как все было? — устало спросил жандарм, устроившись на металлической скамейке перед Сашей. — Курите?
Подручные его скрылись в кабине, оставив офицеров наедине, и вездеход медленно тронулся с места.
— В чем меня обвиняют?
— Пока ни в чем, — пожал плечами ротмистр, прикуривая от металлической зажигалки. — Но, думаю, вскоре обвинят в убийстве.
— В убийстве?
— Это у вас манера такая, поручик, повторять последнее слово? — улыбнулся жандарм. — Разве я непонятно выразился?
— И кого я убил? — откинулся на металлический борт Саша, думая про себя: «Какой бред! Право, я, должно быть, еще сплю… Хотя во сне вроде бы не чувствуют запахов, а амбре тут…»
— У вас нос чем-то белым перемазан, — заметил собеседник. — Да-да, вот тут. Все, стерли. Не алебастр, случаем?
— С чего вы взяли? — пробормотал молодой человек и вдруг все вспомнил: алебастр, поручик Зацкер, зажимающий нос перемазанной белым тряпкой, капли крови на полу…
— Ага! — Ротмистр, пытливо вглядывающийся в лицо Бежецкого, улыбнулся. — Вспомнили! Каковы были мотивы убийства? Чего плохого вам сделал Зацкер?
— При чем тут Матвей?… — Саше снова показалось, что это — ужасный, неправдоподобный кошмар. Вроде того — с разгрузкой ящиков. — И вообще, куда мы едем?
— Сначала на квартиру упомянутого поручика, — заскучал жандарм. — Там вы покажете, как все было. Под протокол. А потом, думаю, в гарнизонную гауптвахту. Ну что, не хотите говорить?
— Пока воздержусь…
В квартире бедняги Зацкера было всего несколько человек. Самого его, вероятно, уже увезли, только возле стола, на полу виднелся грубо очерченный мелом человеческий силуэт с темным пятном на месте головы.
— Ну, что нам скажет криминалистика? — весело поинтересовался ротмистр, потирая руки, будто в предвкушении вкусного обеда.
— Криминалистика скажет, что молодого человека можно отпускать, — мельком глянул на закованного в наручники Сашу пожилой лысоватый жандарм в белом халате, накинутом поверх мундира. — Явное самоубийство, господин Кавелин.
— Не может быть! — Улыбку с лица жандарма как ветром сдуло. — Вы ничего не путаете, Мельников?
— Отнюдь, — пожал плечами криминалист. — Вот он пистолет, из которого произведен выстрел. — Он кивнул на лежащий на столе пластиковый пакет. — Отпечатки на рукояти и спусковом крючке четкие. Найден, как и должно быть, справа от тела…
— Но как могли проглядеть пистолет при первичном осмотре?
— Это вы своих гавриков спросите, Кирилл Сергеевич, — ядовито улыбнулся криминалист. — А я вот сразу нашел. Под циновку закатился пистолет. Вон там, — он указал пальцем, — у окна.
— И как он там, с позволения спросить, оказался?
— Элементарно. У покойного поручика, как вы успели, наверное, заметить, конституция тонкая, хрупкая. Как у девушки, если уместно такое сравнение. А пистолет, — криминалист снова кивнул на пакет, — «люгер». Та еще машинка. Вот и выбило его отдачей из мертвой руки. Такое бывает, — покивал он своим словам. — И довольно часто. Так что отпускайте молодого человека, Кавелин, он вне подозрений.
— Еще отпечатки пальцев следует сверить, — проворчал ротмистр, отпирая ключиком браслеты, уже успевшие врезаться в Сашины запястья.
— Уверен, что они окажутся принадлежащими Зацкеру, — пожал плечами криминалист. — У меня, Кирилл Сергеевич, большой опыт в подобных делах…
— А почему вы решили, что это я убил Матвея? — спросил Бежецкий, когда они с жандармом спустились вниз.
— Вас вчера видело множество народу, — пожал плечами Кавелин, закуривая. — Когда вы, подобно фурии, неслись сюда, ничего перед собой не замечая. А потом… Вы же знаете, какая в туземных домах звукоизоляция? Вашу ссору тоже слышали многие. И то, как вы надавали бедняге пощечин.
— А выстрел они тоже слышали?
— Нет, выстрела никто не слышал. Ночью был обстрел, как вы знаете.
— Так я, по-вашему, надавал Моте… Матвею пощечин, а потом вернулся и под покровом ночи пристрелил его? Бред.
— Почему бред? Всякое бывает… А с чего вы так осерчали на поручика? Знающие вас люди говорят, что вы с ним были дружны.
— Это наше с ним дело, — насупился молодой человек.
— Не хотите говорить — как хотите, — жандарм затянулся дымком. — А что вы делали вчера в госпитале?
— Заходил еще к одному своему другу, полковнику медслужбы Седых, — с вызовом ответил поручик. — Или знающие меня люди не сообщили вам, что я и с ним дружен?
— Да не ершитесь вы… — вздохнул Кирилл Сергеевич. — Тут трагедия случилась, а он со своим гонором шляхетским… Я понять хочу — с чего это такой человек, как Зацкер, решил пустить себе пулю в висок. Жизнерадостный, общительный… Испугался дуэли, как вы думаете?
