Поминальные игры? Это еще, пробормотал Стирлинг про себя, что такое? На мгновение Кута утратил контроль за собой, округлив глаза от изумления. Принц Креода так просто разинул рот. Он принялся лихорадочно оглядываться по сторонам, потом возбужденно потянул Куту за рукав. Должно быть, он увидел в тени Арториуса, поскольку на лице его обозначился неприкрытый ужас. До него с запозданием, но дошло, на что напоролись здесь саксы. Кута, впрочем, начисто игнорировал его. Он прищурился, переоценивая условия игры.
— Прими мои соболезнования в твоих горестях, король Рейгеда.
— Благодарим тебя за заботу, — с неприкрытой иронией отозвался Мерхион Гуль.
Кута отвесил легкий поклон.
— Я плохо знаком с вашими обычаями. О каких таких поминальных играх ты сейчас говорил?
Вперед выступила спокойная, но властная Моргана.
— Они почтят душу моего покойного супруга, а также душу Думгуэйла Хена, — пояснила она. — Они порадуют их души подобием увеселений, ожидающих в мире ином. Ведь они теперь проживают там, в Царстве Христовом, сражаясь в его воинстве против Великого Искусителя и всех сил Тьмы. Мы почтим их доблесть в этом мире, а также те битвы, в которых они будут биться на стороне Господа. Мы празднуем их новое рождение в ином мире пирами и состязаниями в силе, ловкости и скорости, борьбе и скачках, умении обращаться с оружием. Воины будут биться во славу их былых побед, а лошадей и собак принесут в жертву, дабы те сопровождали их на пути в Царство Божие.
— Что ж, игры, достойные любого короля, — пробормотал Кута. — А где те наследники, о которых ты говорил, Мерхион Рейгедский? — поинтересовался он, отводя взгляд от Морганы так, словно ее и не было.
Раскрасневшийся от гнева Клинох сделал шаг вперед.
— Я новый король Стрэтклайда, сакс! Король Клинох ап Думгуэйл Хен. — Паренек бросил убийственный взгляд на Креоду — тот беспокойно поежился — и снова повернулся к Куте. — А что ты спрашиваешь?
— Ну, надо же мне знать своих новых союзников. — Он окинул неприязненным взглядом мальчишескую фигуру Клиноха. — Я обязательно почту память твоего отца, Клинох ап Думгуэйл Хен. Мне не раз доводилось скрестить мечи в ритуальных поединках. Я с радостью померяюсь силой и умением с новым королем Стрэтклайда.
Стирлинг беззвучно зарычал, но Анцелотис просто крепче сжал рукоять меча и выступил вперед.
— Я приношу извинения королю Клиноху и ни в коем случае не хочу бросить тень на его доброе имя, — заявил он. — Однако я предпочел бы, чтобы возможность, которой ты ищешь, — Кута снова резко повернулся, вторично застигнутый врасплох и едва сдерживающий бешенство из-за этого, — предоставил тебе Гододдин. — Анцелотис почтительно поклонился Клиноху. — Король Гододдина погиб прежде, чем Думгуэйл Хен, а значит, Гододдин обладает правом первого вызова или ответа на таковой. Я с радостью покажу саксам, как мы чтим павшего короля бриттов.
Кута испепелил Стирлинга взглядом.
— А кто такой ты, чтобы бросить мне вызов?
— Анцелотис, король Гододдина. Мы встретимся с тобой на ристалище, сакс. Или у вас в Сассексе принято биться только с безбородыми подростками и женщинами?
Креода охнул. Король Мерхион почти бездумно играл с рукоятью своего кинжала, не спуская с Куты взгляда прищуренных глаз. Юный Клинох открывал и раскрывал рот: обида явно боролась в нем с облегчением.
— Я встречусь с тобой в любом выбранном тобою месте! — рявкнул Кута. — Назначай время!
— В последний день поминальных игр, Кута Сассекский. Мы сразимся верхом — на мечах и копьях, — а спешив тебя, я разделаюсь с тобой в пешем бою. Попробуй одолей.
Уголок рта Куты раздраженно дернулся.
— Словам мало цены. Я с удовольствием принимаю твой вызов.
— Договорились.
Эмрис Мёрддин выступил из тени.
— А до тех пор не забывай, что этот дом в трауре, ибо покойный король Гододдина Лот Льюддок приходился королеве Тейни отцом. Уводи своих людей и не возвращайся, пока тебя не позовут на бой, если имеешь представление о вежливости. Тебя проводят в отведенный тебе дом. И забери это уэссекское отродье с собой. Короли бриттов не терпят в своем кругу предателей.
Креода побагровел еще сильнее, нервно сглотнул и опустил взгляд. Пока саксы тянулись из залы на яркий солнечный свет, Стирлинг отчаянно боролся с желанием утереть пот со лба — из боязни, что дрожащая рука выдаст его. На что, скажите Бога ради, он вызвался — на дуэль по правилам шестого века, да еще на оружии, которым и пользоваться-то толком не умеет? Ох, полцарства за пистолет и бездонную бочку патронов…
— Что ж, — нарушил воцарившуюся в зале напряженную тишину Арториус, — по крайней мере мы выиграли немного времени. Теперь нам нужно следить за ним денно и нощно, чтобы он не послал гонца в Сассекс с приказом нанести удар, пока мы не готовы. Буде он сделает такую попытку, — голос его сделался резким как сталь, — мы убьем гонца. Без предупреждения, без жалости. Кута не должен связаться с отцом.
Беззастенчив, смертельно опасен…
Именно то, что нужно сейчас бриттам.
Слава Богу, подумал Стирлинг, что Арториус не мой враг.
Лайлокен негромко мурлыкал что-то себе под нос, бродя по грязным, людным улочкам Кэрлойла с тяжелым парусиновым мешком на плече. Такой толпы он еще не видал. Солдаты в доспехах торговались с хмурыми, неразговорчивыми кузнецами Айнис-Меноу и Глестеннинг-Тора. Сквозь толпу с визгом шныряли косяки мальчишек.
Посреди всей этой суеты чинно шествовали особы королевских кровей в шелках и длинных шерстяных мантиях с оторочкой из горностаевого меха, в плащах из норки или совсем уже умопомрачительно дорогих соболей. Правители победнее щеголяли мехами черно-бурой лисы. Короли и королевы, надменные юные принцы и их изящные сестры направлялись к королевскому дому Рейгеда обособленными группами — по двое, по трое, порой даже по пять-шесть человек. Такого обилия правящей знати Лайлокен еще не видел.
До сих пор ему еще не доводилось бывать в Кэрлойле в дни, когда здесь собирались на совет короли. В результате наплыва приглашенных правителей, сопровождавших их солдат и знати, в радиусе получаса езды верхом от стен крепости не осталось ни одной свободной гостиничной кровати, ни одного свободного стойла. Не каждый день отмечается перемещение в мир иной сразу двух королей, и дельцы извлекали из этого редкого события максимум прибыли.
Местные горожане наперебой расхваливали свой товар: тонкое шитье и слепленные вручную восковые свечи с ароматными травами — такие горели куда ярче и ровнее, чем коптящие лучины или масляные светильники. Еще здесь имелись, разумеется, резная мебель и деревянная посуда из капа с замысловатым рисунком древесных слоев. Ювелиры торговали булавками и брошами для одежды, ожерельями и браслетами, пряжками для мужских поясов и целыми дамскими поясками из золота и серебра.
