� Сейчас 1948, � сказал я ей, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, � а не варварские столетия сразу за рождением Христа.
Конечно, сказал я самому себе, она не могла ожидать, чтобы я бугрился мускулами; не цивилизованный человек, вроде меня.
Я быстро мылся, а Гуивеннет сидела на полу и молчала, о чем-то думая. Потом спросила: � Ибри с'таан к'тириг?
� Я думаю, ты тоже очень красивая.
� К'тириг?
� Только по субботам и воскресеньям. Как все англичане.
� С'таан перм эвон? Эвон!�
� Эвон? Страфорд-на-Эвоне? Шекспир? Я больше всего люблю �Ромео и Джульетта�. И очень рад, что в тебе есть хоть немного культуры.
Она покачала головой, и золотые волосы шелковыми нитями закрутились вокруг лица. Грязные, прямые и � насколько я мог видеть � жирные, они все равно сверкали и жили собственной жизнью. Меня они просто заворожили. Я сообразил, что уставился на них; моя рука с жесткой щеткой на длинной ручке застыла на полпути к спине. Она что-то сказала, быть может �перестань глазеть�, встала с пола, одернула тунику � все еще почесываясь! � скрестила руки на груди и оперлась о кафельную стену, глядя в маленькое окно ванной.
Опять чистый, и очень недовольный видом ванны, я собрал все свое мужество и потянулся за полотенцем, но она посмотрела на меня... и опять прыснула. Потом перестала смеяться, хотя в глазах остался невероятно привлекательный огонек, и стала разглядывать меня, снизу доверху, все, что могла увидеть. � Во мне нет ничего неправильного, � сказал я ей, яростно вытираясь полотенцем. Я слегка стеснялся, но решил не быть слишком застенчивым. � Я совершенный образец английского мужчины.
� Чуин атенор! � возразила она.
Я завернулся в полотенце и ткнул пальцами сначала в нее, потом в ванну. Она поняла, и ответила одним из своих жестов: дважды раздраженно поднесла правый кулак к правому плечу.
Она ушла в кабинет и я заметил, что она перелистывает страницы, разыскивая цветные иллюстрации. Я быстро оделся и отправился на кухню, чтобы приготовить суп.
Спустя какое-то время я услышал, как в ванной побежала вода, потом какое-то время слышался плеск, а также возгласы замешательства и изумления � наверно незнакомый и скользкий кусок мыла оказался неуловимым. Переполненный любопытством � и, возможно, желанием � я тихо вышел в коридор и через дверь посмотрел на нее. Она уже вышла из ванны и натягивала тунику. Слегка улыбнувшись мне, она тряхнула волосами. С рук и ног катилась вода, она обнюхала себя,�а потом пожала плечами, как бы говоря: �И какая разница?�
Полчаса спустя я предложил ей тарелку овощного супа и она отказалась, глядя на меня чуть ли не подозрительно. Обнюхав кастрюлю, она опустила палец в бульон, без особого удовольствия попробовала и стала глядеть, как я ем. Я пытался изо всех сил, но так и не заставил ее разделить мой скромный обед. Но она была голодна, и, в конце концов, она отломила кусок хлеба и опустила его в кастрюлю с супом. И все это время она не отводила от меня взгляд, рассматривая меня и, особенно, мои глаза.
