— Радж, — позвал старик, и Стивенсон заметил, как темнота расступилась, открывая взору сидящего неподалеку пакистанца.
Услышав, что его зовут, начальник разведки встал и подошел к костру.
— Садись, — сказал монах, словно он был здесь хозяин, а они пришли к нему погреться у костра. — Какие предупреждения, спрашиваешь ты. Предупреждения от живого создания под именем Земля. Человек возомнил, что он полновластный хозяин и может творить на этой планете все, что ему захочется. И глубоко в этом заблуждается. Он всего лишь одна из составляющих частичек этого мира. И то, что Земля возвысила его над другими созданиями, не означает что человечеству дозволено все. У человечества есть своя миссия, это бесспорно. Но если люди продолжат вести себя по-прежнему, они исчезнут с лица Земли. А миссия, возложенная на человечество, перейдет к другому виду. Поверь, Земле некуда спешить, она способна взрастить ещё один разумный вид.
— О какой миссии вы говорите? — прервал монаха Стивенсон.
Монах несколько секунд смотрел в глаза скандинава, прежде чем ответить.
— Человек должен связать Землю с другими мирами.
— Но разве не к этому мы стремимся?
— Стремитесь, ведь по-другому и не может быть, это было заложено в нас с самого начала. Ты не задумывался, почему в людях такая тяга к путешествиям и тоска по звездам, когда мы смотрим на них?
Инвар пожал плечами, ему нечего было возразить, но и согласиться он не мог. Трудно признать, что весь род людской всего лишь инструмент в руках более могущественных сил.
— Вы говорили о каких-то предупреждениях? — напомнил он.
— Да, говорил, — согласился старик, — первое предупреждение было, когда люди стали беспощадно вырубать лес, ради новых земляных угодий и металла, на выплавку которого люди губили великолепные леса. Положение было критическим и Земля, чтобы спастись, стала остывать. Это остановило людей на несколько столетий. Потом пришла эпоха парусного флота. Нет, чтобы строить суда ради познания — мы, люди, стали воевать на море в таких масштабах, что Европа буквально стала меняться на глазах, превращаясь из покрытого лесом материка в голую степь. И тогда, чтобы остановить истребление лесов, на человечество была наслана чума. Города опустели, поля стали зарастать лесом, Земля вновь вздохнула спокойно, на пару веков людей удалось успокоить. Но мы слишком быстро развиваемся, Земля уже не поспевает за нами. Войны, раньше помогавшие сдерживать человечество, теперь угрожают самому существованию Земли. Люди достигли той грани, за которой только две дороги. Первая ведет в могилу, вторая тропа ведет к изменению направления нашей цивилизации.
Единственный народ, к которому нам удалось достучаться с этой мыслью, были русские. Их связь с Землёй не была разорвана до конца и это дает шанс человечеству хотя бы частично сохранить цивилизацию и не скатиться до уровня каменного века.
— Прости, отец, — вновь перебил монаха Стивенсон, — я долго слушал тебя. Не скрою, в твоих словах есть логика и смысл. Но к чему все эти речи, мы не русские и не прониклись той исключительностью, которая возложена на них. Если честно, мне неохота спасать мир, я просто не хочу его губить. И ещё, я хочу знать зачем я нужен тебе, и чтобы вы не говорили, моё мнение — вы не очень похожи на монаха.
— Почему? — спросил старик.
— Что почему? — не понял Стивенсон.
— Почему я не похож на монаха?
— Ты слишком чисто говоришь по-английски. Твое построение слов, изложение мысли больше подходит к европейцу, чем к монаху, который живет в горах, — высказал свое мнение скандинав.
— Если я живу в горах, это не значит, что я должен быть перемазан жиром и сажей. Многие наши братья ради получения разносторонних знаний путешествуют по миру. И скажи мне откровенно, много бы ты понял, если б я изъяснялся, как принято в ваших дешевых фильмах. Ведь главное не то, как я говорю, а о чем, — ответил монах на сомнения Стивенсона. — Теперь почему именно ты. Как бы ни был велик народ, он не способен спасти всех. Нужны лидеры и среди других племен, особенно среди вас, европейцев.
— Почему именно европейцев? — задал вопрос Инвар.
— Африка и большая часть Азии, а также Латинская Америка сохранили свою связь с землей. Так называемый прогресс не успел глубоко проникнуть в уклад их жизни. Думаю, среди них будут самые минимальные потери, исключая, конечно, города, — пояснил монах.
— Но почему име…
— Уже слишком поздно для разговоров, — недвусмысленно произнес монах, прервав Стивенсона, и демонстративно зевнул, давая понять, что разговор закончен. Затем он достал из своей заплечной сумки циновку, шерстяное одеяло, закутался в него и затих.
Инвар посидел ещё минут двадцать, осмысливая услышанное, после чего вытащил спальник из палатки, быстро разделся и залез в него. Спальник имел подогрев, поэтому он быстро согрелся. Лагерь потихоньку затихал, проводники, и носильщики уже спали, день предстоял тяжелый и они не хотели терять для отдыха ни минуты. В палатке похрапывал Радж, и только один из охранников не спал, прохаживаясь по кругу. Его крепкая фигура периодически появлялась в поле зрения Стивенсона. Прибор ночного зрения на голове охранника делал его похожим на инопланетянина, а две сенсорных антенны по бокам усиливали это сходство. Инвар пролежал с закрытыми глазами минут десять, сон не шёл. Он повертелся, спрятавшись с головой в спальный мешок. Стало ещё хуже. Стивенсон тяжело вздохнул и открыл глаза. И в этот миг на него обрушилось звездное небо гор, оно оглушило его свой красотой, бесконечностью, глубиной, в груди заныло от тоски по чему-то несбыточному. Ему захотелось туда, наверх, раствориться в скопище звезд.
Прав был старик, в нас заложена тоска по звездам, — подумал Инвар, погружаясь в дремоту.
Стивенсона разбудило солнце, оно выглянуло из-за гор, резануло золотом по глазам. Инвар поморщился, недовольно сопя, но затем открыл глаза и улыбнулся. Снег на вершинах гор переливался всеми цветами радуги, голубое небо подхватывало это праздничное настроение, разливаясь океаном над головой. Стивенсон улыбнулся и с наслаждением потянулся до хруста в суставах. Лагерь, в отличие от него проснулся, носильщики с озабоченным видом проверяли ремни и крепления. Проводники, дымя трубками, о чем-то тихо спорили между собой, Радж жмурясь от удовольствия, потягивал ароматный чай. Инвар взглянул на место, где устраивался на ночь монах, но там никого не оказалось.
— Радж, — позвал пакистанца Стивенсон.
Начальник разведки хоть и скривил недовольную физиономию, из-за того, что его заставили прервать чайную церемонию, сразу подошел к Стивенсу.
— Что случилось босс?
— Монах куда делся? — спросил скандинав.
Пакистанец задумался, почёсывая затылок, верный признак его замешательства.
— Ну, чего молчишь?
— Здесь, босс, даже не знаю, как ответить на ваш вопрос. В общем, когда я проснулся, его уже не было, — ответил Радж.
— Что говорит охрана?
Пакистанец вновь принялся чесаться.
— Они не заметили, когда он ушёл.
— Спали?
— Обижаете, босс, парней я сам лично отбирал, — вступился за охрану Радж. — Тут не так все просто. Я попытался расспросить местных, но они из-за этого монаха все с ума посходили.
— И в чем это выражается? — поинтересовался Стивенсон.
— Во-первых, стоит к ним подойти, падают на колени и давай землю лбом трамбовать. Отвернешься — пытаются коснуться, а то вовсе оторвать кусок одежды. Землю, где спал монах, выскребли до скалы, даже песчинки не найдешь.
— И что это всё значит? — удивлено произнес Стивенсон.
— Все, что мне удалось понять из их лепета, так это то, что монах был не простой.
— Даже так, — усмехнулся Инвар.
— Босс, вы зря улыбаетесь, эти горы уже много веков считаются святыми. Вы заметили, что аборигены ничего не оставляют после себя.
— Нет.
— А я заметил, когда в первый день пачку из-под сигарет выбросил. Так один из носильщиков мне её потом на перевале отдал, и посоветовал больше так не делать, мол, боги покарают, — продолжал объяснять Радж происшедшие странности. — В общем, сорить в этих горах считается большим грехом. Между прочим, за это могут наказать не только боги, но также местные правители или стражники. Ещё до прихода монаха я разговаривал со старшим, он рассказывал, что многие туристы на мусоре крупно тратились. Брошенный пакет или бумажка, оценивается в один золотой, это примерно триста долларов, или сто плетей.
— А куда же тогда они девают мусор? — спросил Стивенсон.
— Есть пещеры, где они оставляют мешки с мусором, потом их забирают кто-то вроде мусорщиков и сжигают.
— Где и на чем?
— Откуда я знаю, да и неважно это. Я вернусь к тому, что услышал от наших проводников. По обрывкам слов я уловил, что монаха здесь восприняли как одно из земных воплощений бога. Я попытался узнать, почему они сделали такой вывод, но все бесполезно, для них это табу.
