Я до прокурора дойду! Посажу тебя, фашиста!
Не выпуская из поля зрения сучащего на полу ногами своего тёзку, я взглянул туда, откуда в мою сторону сыпались угрозы и обидные поношения.
В двери, не делая попыток приблизиться, в роскошном красном пеньюаре стояла баба лет тридцати и возмущенно потрясала воздетыми к потолку кулаками.
— Вова! — громко крикнул я в сторону всё той же открытой двери, — Вова, твою бога мать!!
Буквально через две-три секунды в проёме появился Нагаев.
— Недорабатываешь, Вова! Я что тебе велел? Ну-ка убери это отсюда! — я кивнул на бабу в красном.
Нагаев, не вдаваясь в неуместную в данный момент полемику, привычным и отработанным движением произвел скандалистке загиб руки за спину и, не обращая внимания на её вопли, вытолкал в коридор.
— Вещи где? — не повышая голоса повторил я свой вопрос гражданину Агаркову, снова отдав ему всё своё внимание.
И не услышав ответа, начал сокращать те три метра, на которые он с таким трудом успел от меня отползти.
— Ты совсем идиот, что ли? А, Агарок? — глядя в переполненные ужасом глаза, засунул я ствол в кобуру, — Разве стоит это барахло твоих яиц и почек, которые я тебе сейчас отобью? Тем более, что в зоне тебе эти бабские труселя и насисьники, точно, никак не пригодятся! Или ты в петушином углу свой срок отбывать планируешь? Тогда другое дело!
— В сарае все! — хрипло начал колоться вор. — Всё, что взяли, все в сарае! Почти всё..
— А деньги? — еще ближе придвинулся я к гражданину Агаркову.
— Деньги здесь! — поколебавшись, очень неохотно выдавил он из себя, — В хате деньги.
— Ну вот видишь! — я помог почти раскаявшемуся в содеянном крадуну подняться на ноги, — Ведь можешь же честно отвечать на вопросы следствия! И я тебе навстречу пойду! Хочешь, добровольную выдачу тебе оформлю?
Агарков, морщась от неприятных ощущений в паху и печени, недоверчиво вылупился на меня. Он, явно, не верил такому послаблению после проявленного мною недружелюбия и совсем недавних расспросов с пристрастием.
— Не сомневайся, отдашь всё и я тебе оформлю добровольную выдачу! — заверил я вороватого Сергея Васильевича, — Годишку суд тебе за это, думаю, скинет!
С оконным прыгуном Николаем я разговаривать не стал, пусть с ним общается следак, которому Данилин это дело отпишет. Еще примерно час я изымал украденное из квартиры Шевцовых имущество. Включая и красный пеньюар Светланы Сергеевны, который так по фигуре пришелся крикливой Любе. И еще кое-что из интимного бельишка, подаренного ей заботливым брательником. Деньги тоже нашлись и были приобщены к материалам уголовного дела. В самое ближайшее время и без того не бедной мадам Шевцовой вернут почти пять тысяч рублей ассигнациями в коричневых и зелёных бумажках. Правда, не хватало чуть больше двухсот рублей. Которые жулики успели потратить на неотложные нужды, включая погашение долгов и траты на вино и женщин. Когда только эти суки успели, предаться сибаритству и феодальным утехам?!
Задержанных жульманов в райотдел повезли на своей машине овошники, а в нашем дежурном УАЗе кроме группы ехали Марина и не на шутку озлобленная Люба. После того, как у неё забрали все обновки, она еще больше расстроилась и по какой-то причине в качестве главного источника своих бед и лишений, выбрала меня.
— Я на тебя жалобу напишу! — громко шипела она с заднего сиденья мне в спину, не давая дремать, — За что ты брата покалечил?! Бить людей права не имеешь! Костьми лягу, но посажу тебя!
Какое-то время я пытался не обращать на неё внимание, но на полпути к месту мне её хула надоела.
— Ты бы варежку свою прикрыла! — обернулся я назад, — Я, пожалуй, передохну завтра до обеда, да и сосредоточусь от всей своей души на вашем семействе! И поедешь ты, Люба, в мордовский лагерь года на три, рукавицы шить! Думаешь, не смогу тебе организовать такую радость? — пристально вгляделся я в её глаза, которые она почти сразу отвела.
— Вот только попробуй, тварь, еще вякнуть! — нехорошо улыбнулся я любительнице ворованного исподнего, — При всех слово даю, посажу тебя, паскуду! Ворованного барахла у тебя изъято достаточно, чтобы закрыть надолго.
Отвернувшись от скандальной бабы, я поудобнее привалился к стойке двери и моментально провалился в дрёму.
— Егорыч, приехали! — водитель через капот двигателя тихонько тряс моё плечо.
Выглянув через лобовое стекло в темноту ночи, я увидел знакомый подъезд.
— Гражданка Шевцова, с вещами на выход! — скомандовал я растерянной Марине и полез из машины наружу.
Выбравшись из боковой двери, она смотрела то на меня, то на дверь своего подъезда, не смея верить, что останется здесь, а не поедет в узилище.
— Чего встала, домой пошли! — не оборачиваясь на девушку, я зашагал к парадной.
Уж коль забрал девчонку из дома, то и вернуть её тоже полагалось домой. И сдать с рук на руки матери.
Могу ошибаться, чего-то подзабыв, но таких тяжелых суток у меня еще не было. Дежурство и материалы, наработанные за прошедшие двадцать четыре часа я сдавал на автопилоте. Вроде бы и с недосыпом уже перегорело, однако чудес не бывает. Даже с учетом молодого тела, человеческая физиология брала своё и потому штормило меня изрядно. Еще и со сменщиком мне повезло, как тем лыбинским гусям, которые погибли по причине утонутия. Менял меня мой самый лепший после Ахмедханова друг, Паша Пичкарёв.
— Корнеев, ты когда социалистическую законность соблюдать начнёшь?! — диким зверем рычал на меня мой строгий начальник, — К подследственному Агаркову скорую в камеру вызывали! — сверкая глазами, надрывался майор Данилин, постукивая кулаком по столу, — Как его теперь в СИЗО сдавать?! Его ведь хер туда примут! Он, как резанный визжит и яйца у него так распухли, что в трусах не помещаются! Сам лично видел, когда его осматривали! Обязательно было его калечить?
Алексей Константинович никогда не работал опером и в режиме цейтнота жуликов ему колоть, соответственно, не приходилось. Поэтому что-либо объяснять ему смысла не было никакого. Ровно потому я и выбрал тактику залётчика-военнослужащего срочной службы. Из своего армейского прошлого. То есть, тот самый Первый закон телёнка, который гласит: обосрался — стой, молчи!
— Ты чего тут партизана из себя корчишь, Корнеев?! Ты, может, не в курсе, что он на
