— Отстань, смола! Если ты такой умный, возьми, сам попробуй!
После этого предложения советчики поменялись местами, теперь торопил и мешал советами первый, а второй на него огрызался. Я ждала, когда они наконец справятся с крючком, и прислушалась к своим ощущениям. Никакого страха перед встречей со смертельной опасностью у меня не было, только нетерпение, когда, наконец, все начнется. Мне было впору самой встать и включиться в игру. Однако вскоре все благополучно завершилось, в ночной тишине отчетливо звякнул крючок, и заскрипела дверь. Как я ни храбрилась, на мгновение у меня замерло сердце.
— Там она, — прошептал первый похититель, и послышались их осторожные шаги.
Я лежала поверх не разобранной постели и ждала. Неслышно отворилась дверь. Два темных человека приблизились и наклонились надо мной. Мне был любопытно, как они собираются меня украсть. С испуга я, вполне, могла закричать и переполошить весь дом. Однако оказалось, что все действие давно отработано. Один положил мне на лицо подушку, а другой крепко схватил за руки. От неожиданности я вскрикнула, и инстинктивно, попыталась вырваться, но не смогла. Они меня уже прижали к кровати.
— Тихо, барыня, лучше не кричи, а то не ровен час, порешу, — шепотом, пообещал тот, что прижимал к моему лицу подушку. — Будешь послушной, ничего тебе плохого не сделаем.
— Что вам нужно? — изворачиваясь, спросила я.
— Нам ничего, — засмеялся тот, что держал за руки, — это барин тебя в гости зовет. Ну, что будешь слушаться или бунтовать?
— Буду, — пообещала я, — только не делайте мне больно!
— Это уж как получится, ты, главное, покорись, тогда живой, здоровой останешься! — посоветовал он. — А на нас сердце не держи, мы люди подневольные, что приказали, то и делаем.
Я перестала сопротивляться и хватка тотчас ослабла.
— Ну, вот и умница, — похвалил меня тот, что держал подушку и осторожно, чтобы, если я все-таки закричу, успеть прижать снова, приподнял ее с моего лица. — Барин у нас хороший, ничего тебе плохого не сделает. Ты у него не первая и не последняя. Пошалит чуток и отпустит.
— Я что, я и сама согласная, — сказала я, — не пойму, зачем ему было вас присылать.
— Господское дело темное, — вмешался в разговор второй, отпуская мои руки. — Простому человеку нипочем не понять, что у вас на уме. Сам наш барин из себя видный, холостой, что ему кроме мужних жен других баб мало? Ты уж прости нас, если что не так. Не своей мы волей…
— Ладно, чего там, сама недавно дворовой девкой была, — сказала я, — что такое барская дурь, понятие имею.
Мужики переглянулись и совсем расслабились. Теперь если бы была нужда, я вполне могла поднять скандал и разбудить весь дом, но понятно делать этого не стала. Спокойным голосом спросила:
— А как он вам велел меня доставить?
— Известно как, мешок на голову, чтоб, значит, не кричала, и нести к нему в покои.
— Ну, до его покоев я и своими ногами дойду, а уж потом потрудитесь, донесите на руках!
Предложение лакеям понравилось.
— Ну, ты баба, чистый огонь! — похвалил меня первый. — Это значит, как ты вроде не своей волей к нему пришла, а силком?
— Примерно так, — подтвердила я.
— Огонь-то огнем, — вмешался в разговор второй, — только ты с нашим барином поосторожнее, а то не дай бог, осердится и чего тебе нарушит. Он когда в раж впадает, себя не помнит. Одну барышню арапником да смерти забил, другую ели живую отпустил помирать.
— Это правда, — подтвердил первый, — они с прежним управителем, тем, что в волка обратился, знатно чудили. Все друг другу доказывали, кто из них бойчее.
Мужики спокойно стояли передо мной, и мы мирно разговаривали, пока первый, вздохнув, не подал товарищу знак и попросил:
— Пошли что ли, барыня, а то и нам на орехи достанется.
— Пошли, — согласилась я и встала с постели.
От борьбы мое оружие вылезло из-под ремня, и нужно было его поправить, чтобы случайно не выронить по дороге.
— Вы отвернитесь, я себя по женскому делу в порядок приведу, — попросила я.
Простосердечные мужики без возражений отвернулись. Я подняла рубашку и умастила пистолет и нож. Теперь можно было отправляться навстречу подвигам.
— Ну, что, скоро ты? — спросил первый.
— Готова, пошли!
Мы гуськом вышли из покоев. Спальня Трегубова была на втором этаже и чтобы туда попасть, нужно было вернуться в общий зал, затем подняться наверх по парадной лестнице. В доме был подозрительно тихо. Никто не слонялся как обычно по своей нужде, в общих покоях, из комнат не было слышно храпа. Казалось, что все знали, что сейчас происходит, ждут развития событий и приникли к дверным щелям.
Мужики шли молча, выполняя знакомое действие. Я шагала между ними и тоже молчала. Стараясь не скрипеть ступенями, мы поднялись наверх и коротким коридорчиком подошли к спальне Трегубова. Дверь в нее была плотно закрыта.
— Давай, Емеля, твоя неделя, — обратился первый похититель к товарищу.
Тот вытащил из-за пазухи мешок, развернул его и тихо мне сказал:
— Ты, барыня, не сомневайся, он чистый, жена только сегодня постирала.
— Ладно, начинайте, только осторожнее, сильно меня не помните, — попросила я.
Емеля расправил большой мешок и осторожно надел мне его на голову, потом продернул вниз края, и я вся оказалась внутри.
— Постучи сам, а то мне боязно, — попросил Емеля товарища.
Тот помедлил, потом осторожно постучал в дверь костяшками пальцев. Я услышала шаги, скрипнули дверные петли, и тихий голос Платона Карповича спросил:
— Ну, что доставили?
— Точно так-с, — доложил первый.
— Сильно брыкалась?
— Это как водится, очень резвая барыня, чуть Емельке глаза не выцарапала!
Кузьма Платонович довольно хмыкнул и приказал:
— Ладно, заносите.
Я приготовилась и придержала, чтобы не выпало, оружие. Мужики бережно меня подняли и внесли сначала в кабинет Трегубова, оттуда в спальню. Я замычала и начала вырываться.
— Сюда, сюда, несите, — указывал Кузьма Платонович, забегая вперед и демонстрируя хозяину свое рвение. — Кладите ее на полати. А ты голубушка не бунтуй, тебе теперь ничего не поможет! — добавил он, обращаясь уже ко мне.
Меня положили на что-то мягкое и отпустили. Для пущей важности я еще подергалась, поболтала ногами, после чего сделала вид, что смирилась.
— Снять с нее мешок или как? — спросил первый мужик, чьего имени я так и не знала.
— Не нужно, мы сами справимся, — наконец подал голос и Василий Иванович, — вы можете идти!
Мужики, про себя проклиная помещика и сочувственно думая обо мне, поклонились и вышли. Мы остались втроем. Какое-то время все они молчали. Трегубов откровенно трусил и жалел, что здесь нет Вошина. Потом спросил нового управляющего:
