— Вот, Коля, если взять вашу фантастическую литературу, то в ней одно время очень популярна была тема контакта с инопланетным разумом. Помню, меня это сильно позабавило: люди часто не понимают своих современников, живущих за соседней горой или на том берегу реки. А уж понять, проникнуться мироощущением собственных предков вообще немыслимо — так зачем нужно выдумывать инопланетный разум?
— Но чудес не бывает!
— Слова, Коля, слова… Смотря что чем назвать. Знаешь, куда делся предыдущий хозяин этой халупы? Это моя вина, конечно… Но я все время оказываюсь в чем-нибудь виноват.
— Так что ты натворил?
— Да ничего особенного: случайно сжег пучок его волос, а он взял да и помер!
— Это как?
— А вот так! Можно, конечно, сказать, что он был просто уверен в том, что не может жить после этого. Тем не менее факт налицо. И так у них во всем.
— А как они живут, ты разобрался?
— Наверное, не до конца. Но если хочешь… По твоей логике этот район нужно считать очень благодатным: зимы здесь не бывает, короткий засушливый сезон — и опять все начинает расти, цвести и колоситься. Ну ты же знаешь, люди, они такие: заселят все до упора и начинают расползаться — мигрировать. А местным мигрировать некуда — тут все вокруг заселено очень плотно. Где-то там, вдали, наверное, народ на кого-то и охотится, может быть, даже на мамонтов, а здесь зверья почти не осталось, и публика кормится в основном собирательством: корешки, зернышки. По возможности, конечно, рыбу ловят, а в соседней деревне в загоне держат молодых диких кабанчиков: откормят и съедят, откормят и съедят!
— Ага, доместикация называется: одомашнивание диких животных. А насчет собирательства — ты это зря! Я сам видел, как бабы чего-то сеяли!
— Ты просто не врубился в тему! В этой деревне тоже так делают, только это не полевые работы, а некий обряд, в результате которого должен начаться рост таника — злака такого, вроде пшеницы. Причем начаться не только на волшебной поляне, но и везде. Потом еще предстоит заставить зерна созреть — тоже дело нелегкое.
— Можно подумать, что просто так ничего бы не выросло и не созрело!
— Нельзя так подумать! Хочешь поставить эксперимент? А вдруг и правда не вырастет? Тогда что, с голоду помирать? Видел, сколько тут народу? Для них хороший урожай не роскошь, а условие выживания!
— Ладно, допустим! А как же там всякий искусственный отбор, селекция разная? Они ведь жнут то, что не сеяли!
— Не понимаешь, Коля! Дикарь ты, однако… Чтобы на полянах за речкой получились большие колосья с толстыми зернами, нужно отобрать самые лучшие из последнего урожая и именно их использовать… ну, в общем, именно их и посеять на… «волшебной» делянке. Это, между прочим, ручная работа: они тут после жатвы по зернышку урожай перебирают! А несколько лет назад здесь была целая эпопея: три соседних деревни снарядили экспедицию в дальние страны за семенами. Как-то они узнали, что где-то вдали есть волшебное место, где растет ну о-очень крупный таник. Ушло двадцать воинов, а вернулся один — весь израненный, но с кульком зерен! Народ с тех пор восхваляет своего героя, песни о нем поет, сказки рассказывает!
— И что, посеяли они этот свой заморский таник?
— Ты знаешь, посеяли! Хотя, говорят, споры были немалые: сначала хотели одну часть добычи сжечь, чтобы танику хватало тепла, а другую часть высыпать в реку — чтобы, значит, поля не высохли раньше времени. А сеять, даже на магическом поле, многие считали необязательным — зачем, дескать, добро переводить, лучше побольше сжечь и утопить! Но потом все-таки третью часть отдали женщинам для их колдовства. И кстати, экспедиция у них была вовсе не за моря, а, как я понял, на тот край долины — километров за шестьдесят — это для них немыслимое расстояние. Там то ли источник какой-то, сильно минерализованный, то ли еще какая-то аномалия — в общем, легендарное место. Нужно было пройти сквозь все местные племена: где-то договориться, где-то прорваться с боем. Прямо поход Аргонавтов, только сухопутный!
— Но они все-таки прорвались?
— На обратном пути они приняли бой и все погибли, прикрывая отход последнего воина с драгоценной ношей.
— Ты, конечно, познакомился с этим аргонавтом? Он, небось, вождем тут заделался?
— Как тебе сказать, Коля… У тебя и тебе подобных такое извращенное представление о героизме… Хотя, с другой стороны, тут явная аналогия с некоторыми разновидностями вашего патриотизма: «Жила бы страна родная, и нету других забот!»
— На что это ты намекаешь?
— Да, понимаешь: съел народ своего героя.
— В каком смысле?!
— В прямом. И с соседями поделился!
— Блин, куда я попал?! И где мои вещи?! Нет, ну бывает же черная неблагодарность! Я-то думал, что подобное обращение с выдающимися людьми появилось позже — как результат порчи нравов!
— Опять ничего не понимаешь, Коля! Или ты думаешь, что односельчане с воем набросились на израненного, изнеможенного воина и растерзали его? Ничего подобного! Его вылечили, откормили, отпоили, несколько дней праздновали великое событие, и, в заключение праздничных торжеств, его убили, разделали, поделили и съели. Причем совершенно добровольно с его стороны.
— Однако!
— А как же иначе он мог отдать людям свою силу, мужество и, главное, удачливость? Я, правда, не все пока запомнил, но приблизительно могу перечислить, что где у тебя помещается. Решительность, например, в надбровных дугах.
— А прыгучесть — в коленках?
— Не угадал — в пальцах ног. И это очень удобно, потому что их много. А если разобрать по суставчикам…
— Бр-р, прекрати! Прямо по Высоцкому: «Зачем аборигены съели Кука?»
— Не переживай, Коля! Я, конечно, не ахти какой специалист по теории, но мне кажется, что это ситуация вполне обычная и заурядная: люди друг друга ели, едят и есть будут. Ты не допускаешь мысли, что современный подвид человека, к которому мы с тобой относимся, и возник, точнее, оформился в результате вот такого безобразия?
— Как-то я не очень задумывался, честно говоря. Бывает естественный отбор, бывает искусственный, встречал даже термин «естественный искусственный» отбор. Только все время почему-то думается о борьбе с хищниками, с силами природы и так далее… Давай прочитай мне лекцию о пользе людоедства!
— Запросто! Тем более что время пока терпит.
— Давай-давай, ты ведь жизнь-то учил не по учебникам!
— Скажем: не только по учебникам. Помнишь, я тебе рассказывал про совсем дремучий мир, где только-только встает заря человечества?