При обозе имелась солидная охрана – тевтонские рыцари и кнехты. Было много прислуги. А вот эсэсовцев – не видать. Кроме двух – в кабине тягача. Видимо, «Фамо» затесался сюда постольку-поскольку…
Обоз не двигался, а обозный люд располагался на привал после ночного перехода. Судя по тому, что повозки с дороги не убрали, оставив как есть, отдых планировали не очень долгий. Но лошадей все же распрягали – лошадкам, тянувшим этакую тяжесть, следовало отдохнуть в первую очередь. Кое-где к утреннему небу поднимались дымки.
На скорую руку ставились редкие палатки, натягивались тенты. Для каких-то шишек в белых орденских плащах возводили пару шатров.
«Опель», вынырнувший из-за поворота, заметили. Часовой в самом авангарде – копейщик, сидевший на облучке задней повозки и грызший зеленое яблоко.
Бедняга чуть не подавился от неожиданности. Закричал что-то. Замахал руками. Несколько кнехтов побежали к грузовику. Полезли в седла рыцари.
Пока, правда, обозная охрана не демонстрировала враждебных намерений. Охрана, как и застава перед платц-башней, принимала «Опель» за союзный транспорт. Но это ненадолго.
Ну, и что теперь? Поворачивать обратно? А ни фига! Им кровь из носу надо добраться до добжиньских земель, до Взгужевежи. И желательно – поскорее.
Пока не обнаружена расстрелянная из арбалетов застава в вайделотском лесу. Пока не распространилась информация о бегстве анкер-менша. Пока не поднята тревога. Пока по всем землям тевтонского ордена не объявлено чрезвычайное положение. Нет, втихую плестись невесть сколько в хвосте медлительного обоза – это, конечно, не дело. Бросать машину и пробираться через дремучие леса пешком – тоже не вариант.
Обоз придется обгонять, проноситься мимо – с боем или без, рано или поздно. И сейчас для этого вполне подходящий момент. Проехать между обочиной и телегами можно без труда. Потом – обогнуть махину тягача с прицепом. И – поминай, как звали. В Иерусалиме, помнится, таким макаром Бурцев к городским воротам проскочил. Авось и здесь…
Он приоткрыл дверь кабины. Крикнул:
– Эй, там, в кузовке! Приготовьтесь, прорываться будем. Поедем быстро и тряско. Держитесь покрепче. Луки-арбалеты – к бою. Сможете стрелять – стреляйте.
– С богом, Василий, – отозвался за всех Гаврила.
Аделаиду, сидевшую рядом, Бурцев прогнал в кузов. Там сейчас – безопаснее. Лобовое стекло – это все-таки не щит, от случайной стрелы не укроет. На освободившееся сиденье под правую руку положил «шмайсер», подобранный на заставе в вайделотском лесу. Это – на крайняк. Это – последнее средство, если остановят. Это будет – Бурцев покосился на громадную бомбарду в прицепе «Фамо» – наша тяжелая артиллерия будет.
А орденская стража уже близко, совсем близко. Мечи – в ножнах. Поднятые забрала, удивленные лица. Понятное дело. Ожидали увидеть небесное воинство изломанного креста, а тут – такое дело. За рулем – водила в кольчуге. Из кузова торчат невиданные арбалеты. И швейцарский мутант – жертва радиации Вальтер Телль поднимает над бортом уродливую голову. И на жутком лице – жуткий оскал.
Немцы кричат. Забрала шлемов падают на лица. Руки тянутся к оружию.
И – началось. И – понеслось.
От рванувшейся с места машины отскочить успели не все. Двух или трех всадников сшибло бампером. Отбросило в сторону вместе с лошадьми. Еще двоих подмяло колесами. Кто-то из тевтонских рыцарей бросился на грузовик с боевым топором. Разбил фару, рассек капот. Отлетел, кувыркаясь…
«Опель» въезжал в обоз.
Мельком Бурцев заметил, как с задней повозки упал, опрокидывая корзину с яблоками, арьергардный дозорный. Тот самый, что увидел их первым. Упал – как сидел. Копье – в одной руке. Яблочный огрызок в другой. Короткая стрела – в груди.
Из кузова трясущегося грузовика летели все новые и новые стрелы.
Визжала Аделаида.
Вопили дружинники.
Разбегалась в панике обозная челядь. Прыгали за обочину, прятались в лесу.
Да, колесница на двигателе внутреннего сгорания наделала делов. Тех, кого не сразили стрелы, доставало иное оружие. В зеркало заднего обзора Бурцев видел, как секира Дмитрия выбила из седла всадника, атаковавшего машину с фланга. И как какого-то настырного цепкого тевтона, повисшего на левом борту, сшиб шестопером Гаврила.
И все же охрана обоза принимала бой. Несколько пеших – отважных, но дурных – кнехтов даже попытались перегородить путь «Опелю» большими щитами. За щитоносцами показались тевтонские арбалетчики.
Два болта разнесли вдребезги лобовое стекло. Ударило в кузов. В крыло. Из левой дверцы кабины тоже высунулся и уткнулся в спинку сиденья тупорылый наконечник.
Бурцев крутанул руль, вдавил педаль газа до упора.
Толчок. Встряска. Грузовик разметал преграду из щитов и людей. Но удержать машину не удалось. «Опель» вильнул в сторону, скрежетнул бортом о распряженную телегу с крупным бомбардным стволом. Выворотил переднюю ось повозки.
И – зацепился. Увяз, запутался в крепких упряжных ремнях, потерял скорость. Начал пробуксовывать, таща за собой непомерный груз – перевернутую телегу с намертво привязанным орудием. Бомбарда, будто якорь, будто плуг, цеплялась за землю, не желала отпускать.
А со всех сторон уже бегут-скачут тевтоны.
А «шмайсер» от толчка завалился куда-то меж дверцей и сиденьем – так сразу и не достанешь.
А стрелы из кузова больше не летят: магазины арбалетных полуавтоматов опустели. И перезаряжать – нет времени: грузовик уже обступали враги.
Их крепость на колесах, их гуляй-город на бензиновом ходу яростно атаковали. Дружинники в кузове, отбросив самострелы, бились врукопашную, срубая, скидывая немцев под колеса. И весь кузов уже – в кровище. И вокруг – кровь. А Бурцев все жал на газ, пытаясь выехать, вырваться. Сбросить треклятый балласт.
Надрывался мотор. Удушливые выхлопы расползались вокруг ядовитым сизым облаком. Из-под буксующих колес взметались фонтаны замешенной на крови грязи. Загребая землю, волочилась за «Опелем» разбитая повозка с бомбардой. И машина едва-едва ползла. Пока…
Дмитрий, перегнувшись через борт, рубанул секирой. Раз, другой… Сво-бо-да!
Злополучная телега отцепилась, наконец. Отвалилась.
Грузовик выпрыгнул из орущего месива.
И вот тут-то Бурцев увидел одинокого всадника на здоровенном боевом коне. Впереди. Рядом совсем. Тевтонский рыцарь при полном доспехе, с небольшим квадратным щитом, с длинным тяжелым копьем мчался во весь опор навстречу машине.
Под наконечником опущенного копья трепетал яркий красный баннер. Кнехты-пехотинцы в черных одеждах разбегалась, уступая дорогу всаднику. А попробуй не уступи – сейчас эта разогнавшаяся, обвешанная железом махина способна снести, растоптать, раздавить любого. Не хуже «Опеля» раздавит зазевавшегося пешца рыцарь-танк.
