– Считаю, но головой уже не поручусь, что после нашей победы над польской армией и объявления Литвой независимости Москва пойдёт на
Смоленск.
– И введёт войска на Черниговщину? – скорее утвердительно, чем вопросительно продолжил Богдан.
– Конечно, – согласился Пётр.
– Как думаешь, смогут московские войска быстро взять город? – поинтересовался Москаль-чародей.
– Вряд ли. Они уже много месяцев ждут того, успели подготовиться, запасы накопить. Да и слишком многие горожане от московитов ничего хорошего ждать не могут. Думаю, как и в прошлый раз, дело затянется надолго, может… на год-два.
– Но у царя много армий.
– Но и границы у них… не короткие. Не могут они без присмотра даже пограничье с нами оставить, не говоря уже о калмыках. За шведами опять-таки присмотр нужен. А главное… не та ещё Русь, что до Смуты была, совсем не та. Вроде бы, кроме Смоленска, ещё одна армия, заметно меньшая, пойдёт на Чернигов, а оттуда свернёт на Трубчевск и Стародуб.
И на севере могут на Полоцк двинуться. Уверен, будут просить помощи у донцов.
– Уже намекали, пока так, – Татаринов сделал сложный жест кистью правой руки, – осторожненько.
– Много донцов откликнется?
– Тысчи две-три, верховских. Остальные или в Черкесии завязли, или в Польшу хотят идти, наслушались у нас ребята о богатствах, которые там в замках-городах остались.
– Да… – подкрутил ус Скидан. – Ох и погуляем, потешимся…
– Не стоит делить шкуру неубитого медведя, – поморщился
Москаль-чародей. – Пётр, турки нам веселье в Польше не испортят?
– Нет, не до нас им сейчас. Султанский трон делят.
– Втроём не помещаются?
– Вчетвером уже. А там место только для одного человека.
– Как вчетвером?!
– Кто четвёртый?!
– Откуда взялся?!
Для приехавших в Чигирин сегодня из Азова сообщение Свитки было ошеломляющей новостью.
– Два дня назад сюда сведения дошли, потому вы и не знаете.
Объявился султан Мурад IV.
– Самозванец! – опередил всех в догадке Аркадий.
– Скорее всего, да, самозванец. Слухи о появлении выжившего в покушении султана давно ходили, мы ведь их сами запускали. Один Гирей, насколько мне известно, троих посмевших присвоить это имя казнил самым лютым образом. Да и другие искатели титула уже тоже отлавливали самозванцев. Но этот оказался очень хитрым. Сейчас кочует где-то южнее развалин Трапезунда, говорят, ни разу не ночевал дважды в одном месте.
К нему многие сбегаются, не только селяне и кочевники, сипахи тоже. А вот янычар он люто ненавидит. Всех, кто в плен попадётся, вешает. Винит в покушении на себя именно воинов капыкуллу, предателями их называет.
– И другие султаны это терпят?
– Еэн и Ахмед сейчас туда и добраться не могут. А Гирей… зима, там она тоже суровая, холодная и снежная, до наступления весны ничего и не сделаешь.
– Кто это, неизвестно?
– Нет. Говорят… разное. Многие утверждают, что лицо его сильно изуродованное, он его обычно прикрывает. В воинском деле опытен и ловок, несколько отрядов гиреевцев в предгорьях разбил неожиданными налётами. В норе как суслик не отсиживается.
– Сомнут его весной, как думаешь?
– Это только один Господь может знать.
– А если погадать, прикинуть…
– Божья книга гадание не одобряет, так что и пробовать не буду.
Поживём – увидим.
– Другие новости по туркам есть?
– Да, кое о чём я вам писал… уж не обессудьте, если повторюсь.
Пётр сделал маленькую паузу, видимо, собираясь с мыслями.
– В Румелии совсем беда – мор от голода и болезней. Особливо болгарам досталось, татары ведь через их земли прошли. Ну и люди не выдерживают, берутся за оружие. Объявился там поп Иванко, собрал вокруг себя несколько гайдамацких отрядов, повёл речи об изгнании агарян с православных земель. Чем с голоду подыхать, лучше саблю в руки взять, силы его с каждым днём увеличиваются, турок в плен не берёт. Сейчас сцепился, несмотря на зиму, с турками, поселившимися в горах. Думаю, тут и интерес есть, их поля не разорялись, есть, что в сёлах взять.
Еэн-паша почти всю армию в Анатолию переправил, назад не поведёт.
Докладчик отхлебнул из чарки лёгкого вина.
– Большая часть Анатолии сейчас под Гиреем. И армия у него самая сильная. Вот, правда, денег ему не хватает, говорят, с французами речь о займе ведёт.
– Вот поганцы! – не сдержался Скидан. – И здесь нам пакостят!
Свитка пожал плечами и продолжил.
– И на те земли голод пришёл, лето очень уж засушливое выдалось, но мора такого там нет. Думаю, армию Гирей сохранит, а по весне приумножит. И войной пойдёт не на самозванца, а на Еэна-пашу.
– Надо подкинуть Дадиани мысль, что Гирей может разрешить ему ввести войска в эту… Самцихе-как-то его там. Старинные грузинские земли, как вы думаете, клюнет? – перебил докладчика Аркадий.
– А ведь… могёт! – поддержал его Шелудяк. – Имеретин он сожрал, в Абхазию мы его не пускаем, на сход Солнца персы… Точно могёт.
– Надо только его предупредить, чтоб всерьёз с самозванцем не воевал.
– Да он и сам не дурак. Подгребёт под себя те земли, а воевать будет только их защищаючи.
– Добре, сделаем, – согласился Свитка. – Ещё новость, что венецианцы договорились с Ахмедом. Он, значит, получил от них отступного и объявил настоящими убийцами покойного султана янычар. Так что Венеция и левантийскую торговлю восстановила и, как союзник Ахмеда, южное и западное побережья Анатолии грабит. Скоро и там турки будут бояться к берегу подойти, в Европе спрос на галерников возрос, а татары-то нового живого товара не поставляют. Ахмед сумел, уж не знаю как, с мамелюками в Египте договориться, те признали его султаном, что здорово усилит его армию к весне.
– От добрая новость! – стукнул по столу Хмельницкий. – Теперь не наши бедолаги, а сами турки на каторгах будут гинуть! А клятые агаряне пусть подольше друг друга режут.
– В общем, года три-четыре мы турок можем не опасаться. К моему великому удивлению жиды в Палестине не пропали. Как ты и советовал, большая взятка и обещание выплат друзскому эмиру Мельхему Маану обеспечили им его покровительство. Тот решил, что ежегодные солидные поступления куда предпочтительней разового грабежа. А с налётами бедуинов жиды и сами справляются. Сейчас их уже там больше, чем арабов, и число жидов растёт. Помимо сбежавших наших и стамбульских, туда теперь едут польские и немецкие. Хотя… не любят их арабы и мамелюки.
Тяжело будет выжить во враждебном окружении.
После совещания Аркадий подошёл к Свитке и поинтересовался именем монаха-итальянца, возглавлявшего французское посольство. Почему-то ему это казалось важным.
– Эээ… Ма… Мазилини, кажись.
– Мазарини?!!!
– О! Точно. Мазарини. А что, важная шишка?
Вдруг нахлынувшие на попаданца эмоции помешали ответить сразу.
Наконец, помотав головой, он выдавил: – Можно сказать и так.
– Надо же, а мне сказали, что он простого происхождения. Вот, забыл тебе сказать! Наши по делам ездили в Англию, нанимать людей, и, проезжая мимо одного именьица, слышали, – Пётр хитро ухмыльнулся, – что как раз в ту ночь подлые католики, видно, по приказу самого короля, вырезали семью одного мелкого дворянчика.
Аркадий оглянулся, подвинул лавку, сел на неё и только тогда спросил: – Кромвеля?
– О! Настоящий характерник! Всё тайное сразу сам угадывает.
Аркадий растерянно улыбнулся и махнул рукой.
"Вот теперь история уж точно пойдёт другим путём. Не факт, что лучшим, но другим. Уж очень важную роль сгинувшие здесь люди играли в истории моего мира. Теперь это уже безвариантно".
Ах, эта свадьба пела и плясала…
Чигирин, масленица, 1639 год от Р. Х.
– Го-о-орько! – тонко и пронзительно, как бы не с переходом в ультразвук, завизжала солидная на вид тётка в парчовом кунтуше, вылупив от старания глаза.
"Видно, атаманская жена или мамаша, простому человеку такая одёжка не по карману. Не говоря уж о том, что там этой парчи на попону хватило бы. И чего, спрашивается, так визжать?"
– Горько! – как из пушки выстрелил, коротко рявкнул басом полуторного, если не двойного объёма казарлюга, дружбан Срачкороба
Микита Пересериднипро. И тут же набулькал в только что опорожнённую чарку горилки. Лицо и гладко выбритая голова, кроме оселедца, конечно, у него уже покрылись потом и блестели в ярком свете керосиновых ламп.
Синий, с вышивкой кунтуш был расстегнут, но можно было не сомневаться, что "употребить" сегодня он ещё очень много успеет.
"Каков поп, таков и приход. Ну и друзяки у него… хм… у меня, впрочем… друг моего друга…"
– Горко! – с заметным акцентом, как на плацу скомандовал, а не призвал целоваться, народный украинский герой шотландского происхождения Максим Кривонос. С совершенно уголовной рожей, свёрнутым на бок носом и острым умным взглядом. Первый в мире генеральский мундир, введенный Хмельницким понятно по чьему совету, сидел на нём как влитой.
