стены: так ничего конкретного там и не заметил. Хотя меня не покидало ощущение чужого взгляда; казалось, что сверху на меня изредка посматривают – так же, как я наблюдал с высоты своего убежища за суетой мертвецов.
- Ладно, - вслух сказал я.
Поёрзал, размял онемевшие мышцы и занял новую неудобную позу, мало отличную от прежней. Звук моего голоса заставил мертвецов вновь наброситься на деревянную ограду. Нежить словно вновь вспомнила о своей «жажде крови» - причём, хотели трупняки именно моей крови. Вибрация ложа подо мной усилилась. Стоны, рык и кряхтенье нежити стали громче. Чувствительно громче! Я невольно поморщился, едва сдержался от того, чтобы прикрикнуть на шумных соседей.
Продолжил мысленно:
«Слушай, мэтр, надоело мне пялиться на этих рычащих вонючек: напрасная трата времени. Спускаться к ним я не собираюсь. А они ко мне, кажись, забраться не сумеют – и это просто замечательно. Злиться на этого уродца младшего дознавателя тоже подустал. Все мыслимые и немыслимые кары, что хотел бы обрушить на его лысую башку, я уже перечислил. Всё. Становится скучновато».
Вздохнул.
Продолжал разглядывать плечи и макушки мертвецов: смотреть на звёзды было неудобно.
«Куковать мне на этом насесте ещё часа четыре, не меньше. И раз нет других вариантов, то нужно поспать. Согласен со мной?»
Не ждал, что профессор мне ответит.
«Вдруг завтра война, а я уставший».
Бородатая шутка не показалась мне ни смешной, ни уместной.
«Давай-ка, мэтр, крепи мой живот к этой деревяшке, - сказал я. – Чтобы я не шлёпнулся с неё ночью. И усыпляй меня. До рассвета».
Зевнул.
Сделал мысленно отмашку.
«Действуй».
***
О том, что заклинания профессора сработали, я узнал, уже после того, как мэтр меня разбудил. Сдвинуться с места не сумел, как и перевернуться на бок. Живот словно прирос к поверхности деревянной ограды. Это спасло меня от падения: я не сразу сообразил, где и почему находился. Едва сумел пошевелить руками (затекли мышцы), протёр глаза. И тут же вспомнил о своих шумных мёртвых соседях. Хотя уже по царившей вокруг меня тишине понимал: нежить ушла. Взглянул сперва в одну сторону, потом в другую. Внизу никого не увидел. Это подтвердило мою догадку о том, что начался рассвет.
На небе я пока никаких изменений не заметил – светившиеся на стене фонари мешали понять, изменился ли его цвет. На первый взгляд: всё те же звёзды на тёмном полотне – вверху, надо мной. Линию горизонта от меня закрывали стены. Но нежить на приближение утра реагировала чётко. В этом я давно убедился. Стоило краешку неба посветлеть, как мертвецы спешили прятаться в свои убежища – ну точно как те тараканы при виде тапка. Солнечный свет стихийная нежить и нечисть не любили: об этом говорил мой пока небогатый опыт, и так утверждал профессор Рогов.
Подумал вдруг о том, что Полуша уже пришёл на работу. Немного порассуждал на тему того, как отреагировал молодой пекарь на остывшие печи и нетронутое тесто. Усомнился, что парень обрушил на мою голову проклятия (во всяком случае, мне не икалось, и уши у меня не пылали). Представил, как Полуша в стремительном темпе топил сейчас печи и собирал сбежавшее из тазов тесто. Воду я ночью не расходовал – парню не нужно бежать к реке. Но ему придётся ударно потрудиться, чтобы к приходу Лошки в магазине не оставалось пустых полок. Мысли о пекарне лучше прочих признаков показали: я окончательно проснулся.
Я снова подёргал онемевшими конечностями (сомневаюсь, что мои движения походили на разминку). Убедился, что сумею удержаться на вершине ограды без помощи магии. И лишь тогда скомандовал профессору «отлеплять» мой живот. Почувствовал холодок. И тут же ощутил нестерпимый зуд на коже – там, где живот долго оставался прижатым к рубахе и ограде. Выгнул спину дугой и громко застонал от наслаждения, когда сумел почесаться. Страшно представить, что подумали о моём занятии те, кто (вполне возможно) наблюдал сейчас за мной сверху – с каменной стены обители.
С уходом нежити ограда подо мной вибрировать перестала. Поэтому я позволил себе сесть. Прижался бёдрами к доскам, точно к бокам лошади. Потянулся, вытянув к небу руки; протяжно зевнул. Подумал о том, как здорово быть молодым: чувствовал себя сейчас лучше, чем когда сорокалетним просыпался на ортопедическом матрасе. Должно быть, молодость ударила мне в голову. Потому что я вдруг упёрся руками в доски, встал сперва на колени, а потом и вовсе вскочил на ноги (отогнал безумную мысль прогуляться по вершине ограды на руках – как я прогуливался по своей гостиной, делая зарядку).
Посмотрел вниз. Камни на земле скорее угадывались, нежели я действительно мог их разглядеть с такого расстояния, да ещё и в полумраке. Ближайший фонарь теперь светил мне в спину. Я увидел у основания деревянной стены свою тень. Махнул рукой – тень взмахнула чёрной конечностью одновременно со мной. В прошлой жизни я побаивался высоты. Не любил выглядывать из окон многоэтажных домов и кататься на колесе обозрения. Но то было до того, как я умер. Теперь не чувствовал головокружения, глядя вниз, и не испытывал страха перед возможным падением. Хотя сейчас отметил, что прыгать с этой ограды всё равно придётся.
Я прикидывал способы спуститься с ограды – так, чтобы не заживлять потом ушибы и переломы. Понимал, что высота относительно небольшая. Но из окна моей спальни, что располагалась над пекарней, расстояние до земли казалось меньшим. Прикидывал, во что выльется для меня прыжок с такой высоты. Не хотел повторить судьбу предшественника, некогда владевшего моим нынешним телом – того, что свернул шею. А ведь парень всего лишь свалился с крыши деревенского дома. Мысли о магии я решительно отогнал: не хватало ещё, чтобы служители Чистой силы увидели меня парящим в воздухе (а я так могу?).
Задать профессору вопрос о левитации я не успел. Как и не придумал способ спуститься вниз. Потому что услышал шум. Мне почудилось, что кто-то шаркнул подошвой сапога по камням. Я застыл, прислушался. Стены вокруг обители стояли не на прямой линии – изгибались дугой. Поэтому со своего возвышения я видел небольшой клочок дорожки и в одну, и в другую сторону. Шарканье раздалось снова. В этот раз ближе. Теперь я не сомневался, что слышал шаги. Вот только не разобрался, чьи: принадлежали те живому человеку, или возвращались мертвецы.
- Только не говорите, что местные трупаки не прячутся на рассвете, - пробормотал я.
Вглядывался в полумрак. Гадал я недолго. На видимую мне часть
