почитать о своих художествах. Ну да, на этот раз ограблению подверглись банки в Орлеане. Доехали туда к вечеру даже на таком «быстром» грузовике, благо недалеко, всего-то сотня километров, переночевали и в обед пошли на дело.
Полиция в Орлеане жила обычной жизнью, тут с выступлениями рабочих все было тихо, чинно и благородно, это в столице бурлило, оно и понятно именно в Париже заседает правительство, ему и претензии тут проще выдвигать. Так что ничего удивительного что в Париж откуда только можно, в том числе и из Орлеана стянули дополнительные силы на разгон митингов.
Отметив этот момент Климов решился на двойное ограбление стоящих по соседству банков, сначала взяли один, а потом сразу заскочили во торой. Уходили снова со стрельбой, но на этот раз обошлось без раненых, ибо борта угнанного на месте грузовика хорошо забронировали и сами были в шелковых бронежилетах.
Полиция побегала как ужаленная пчелой в жопу, но к вечеру успокоилась. Дескать чего теперь суетиться, грабители взяли куш и залегли на дно. Вот этой логикой правоохранителей, а так же банкиров, что продолжили работать, как ни в чем ни бывало, думая что больше опасаться нечего и воспользовался Михаил, совершив под вечер третье нападение на банк.
Все-таки не даром говорят, что наглость города берет. Вот и он пусть не город, но банк взял причем практически идеально, ушли тихо, тем более что уезжали на этот раз не грузовике, на что полицейские нет-нет да могли «сагриться» в порыве бдительности, а на легковушке, коих по улицам каталось в избытке.
Взяли правда не сильно много, чуть больше шести миллионов франков, при этом половину этой суммы в третьем банке.
Журналист, писавший об ограблениях, задавался двумя вопросами, а именно действует ли это та же банда, что и в Париже и, кто эти грабители — немцы? Климов сделал все, чтобы навести франков именно на немецкий «след».
Дочитав статью, Михаил вошел в госпиталь, где работала дочь российского посла.
— Здравствуйте… Елена…
Слово «милая» Климов невольно проглотил, потому как выглядела Извольская не то, чтобы ужасно, но как-то посерела и осунулась вся, при этом от нее убойно разило табаком и это не впитанный окружающий ее запах, а видно что сорвалась и курила как паровоз будучи под воздействием сильного стресса, оттого и землистый цвет лица и темные круги под глазами.
— Здравствуйте Михаил…
— Вас просто не узнать… Вы не заболели часом?
— Нет, со здоровьем у меня все хорошо.
— Тогда с чем связано ваше… состояние? Девушкам такое говорить не принято, но выглядите вы — краше в гроб кладут. Может на вас сильно повлияли раненые?
— Нет… не в раненых дело. Просто, после того нашего разговора о том, что Франция дает деньги революционером в России я пошла поговорить на эту тем с папа… Сказала ему, обо всем этом и спросила его, знает ли он что-то об этом и если все так, что предпринимается…
— И?
— Он сказал мне, что это все глупости…
— Тогда что вы так себя изводите, что на вас лица нет?
— Потому что он соврал! — вдруг выкрикнула Елена, так что на них обернулись окружающие.
— Тише-тише…
— Он соврал… — повторила она вновь безжизненным голосом. — Я хорошо знаю своего папа… и вижу, когда он говорит неправду, когда просто не хочет беспокоить или считает, что это пустяк и можно сказать неправду. А тут… он аж заледенел, насторожился… весь как-то подобрался словно хищник перед прыжком. Потом стал выпытывать из меня откуда я «взяла все эти глупости». Миша… он знает, что французы дают деньги революционерам и… и мне, кажется, он в этом даже участвует! — снова перешла она на повышенный тон.
Климов чуть сжал ее руку, успокаивая.
— Он как-то, несколько лет назад сказал дома, что страстно желает стряхнуть с России последние остатки несвойственной нам монгольщины и всей душой приобщиться к светлому арийскому миросозерцанию…
«Занятно», — мысленно хмыкнул Михаил.
— Но ради этого устроить революцию… по-моему это несколько перебор.
— Ну, он, наверное, надеется на буржуазную революцию, только вот франки и англы настроены более радикально, с полным разрушением нашего государства на несколько частей с последующим захватом их в качестве колоний.
— О, мой боже… Но неужели он этого не видит? Я не верю… он же умный. Михаил, мой папа действительно очень умный человек… я это говорю не как любящая дочь, что не видит недостатков в родителях…
— Я вам верю Елена, но при этом не вижу ничего странного и удивительного в… зашоренности взгляда вашего отца.
— Почему?
— Вы ведь знаете, что ваш батюшка состоит в масонской ложе? По крайней мере слухи об этом ходят упорные, а как известно дыма без огня не бывает.
— Да, знаю… состоит.
— Вряд ли он на высокой ступени посвящения… русских высоко не поднимают.
— К чему вы это говорите?
— Просто на разных ступенях посвящения у состоящих в этом обществе членов разные цели и задачи… собственно озвучивают то, что вступивший в общество хочет услышать. Так что его просто убедили в том, что готовится именно буржуазная революция и все действия направлены именно на это, а потом просто разведут руками и скажут, что что-то пошло не так и получилось так, как получилось. Дескать, никто ни в чем не виноват, просто произошел досадный форс-мажор. Звезды не сошлись. Бывает.
— Разрушение России — досадный форс-мажор? — не столько спросила, сколько произнесла с какой-то злостью и угрозой в голосе.
— Именно. Возможно даже вашему отцу в качестве награды и в то же время некой моральной компенсации за случившееся при его участи страной, назначат генерал-губернатором какой-нибудь части, что станет колонией той же Франции. Скажем Поволжья…
Лицо Елены стремительно преображалось. Из затравленного и растерянного оно как-то заострилось, губы поджаты, глаза сузились… теперь на него смотрела не милая игривая кошечка, а злобный горностай, что готов порвать на части любого врага даже превосходящего его по размерам.
— Форс-мажор значит… звезды не сошлись… — с шипением и напряжением в голосе произнесла она. — Будет им форс-мажор… Михаил, вы говорили, что хотите отомстить и в ответ устроить во Франции свою революцию….
— Да.
— Я тоже этого хочу… всей своей душой! — уже откровенно прорычала она ему в лицо, схватив за лацканы кителя. — Что для этого нужно сделать?!
«Однако?!» — даже несколько опешил Климов от того результата что он добился, и более того даже испугался той бурлящей фанатичной ненависти, что в этот момент увидел в ее глазах, ибо стоит только сделать одну ошибку и она может обернуться против него самого.
Казалось, что
