в шубе отошел на пару шагов от входа и выплеснул из ведра в снег желто-коричневую жижу. Потом отошел чуть в сторону и набрал в котелок чистого снега. Постояв еще немного, он зашел обратно.
— Надо что-то делать, поручик! — прошипел Дыбенко в самое мое ухо. — Я замерз как черт!
Я подумал, что черт вряд ли может замерзнуть, но в целом со старшиной согласился. Посовещавшись, мы решили действовать нагло и банально.
Дыбенко замер у двери, сжимая в руках толстое бревно из поленницы. Я, чувствуя себя совершенно по дурацки, ухватился рукой за ставень, потряс его и завыл:
— У-у-у-у-у!!!
Внутри что-то загрохотало, кто-то вскрикнул, а потом всё замерло. Они там, внутри, были в сложной ситуации. Я обощел барак и воспользовавшись одним из сугробов как пандусом, взобрался на крышу, громко затопал и снова завыл:
— У-У-У!
Ни за что я не хотел бы оказаться на месте тех, кто сидел внутри — просто представить: полярная ночь, остров посреди океана и кто-то воет под окном.
У кого-то там всё-таки не выдержали нервы — открылась входная дверь, сначала высунулась винтовка, а потом — человек в распахнутой шубе. Дыбенко с размаху опустил ему на башку бревно и потащил наружу. Дверь захлопала под порывами ветра. Я спрыгнул с крыши и мы оттянули нашу жертву подальше.
Под шубой на нем была форма Альянса — только без шевронов, погон и каких-либо еще знаков различия. Винтовка тоже была стандартная. Мы переглянулись и решили продолжать. Дыбенко подкрался к входной двери и с силой захлопнул ее — и это было несусветной глупостью — с крыши поехал снег, целыми пластами — и уронил старшину на землю. Он с испугу громко выматерился, и я подумал, что теперь внутри знают, что снаружи — люди.
Мы достали оружие и замерли перед окнами, где горел свет. Нужно было что-то решать.
Вдруг одно из окон распахнулось настежь, вместе со ставнями, и наружу вылетела динамитная шашка. Дыбенко рванул в сторону, а я нырнул в окно.
Этому меня научили в шестой штурмроте — если из-за двери вылетает бомба, нужно тут же ломиться внутрь, противник не готов стрелять и не ждет тебя.
Я ударился головой во что-то мягкое, тут же вывернулся и откатился в сторону, выставляя перед собой револьвер. Какой-то человек пытался вдохнуть — я выбил из него воздух, ударив головой в солнечное сплетение. Думать было некогда — за окном рвануло, а я набросился на этого парня в форме Альянса и подмял его под себя, выкручивая руку.
— Есть здесь кто еще? Ну?
Черта с два он понимал по-имперски.
* * *
— Ты давай, братишка, осмотрись тут, а я с этим потолкую… — Дыбенко схватил пленника за грудки. — Ты больше в бумажках разумеешь, а я в разговорах с вот такими вот…
Он что, пытать его собрался? Я до сих пор не изучил темные стороны натуры своего спутника — не было подходящего случая. Но, Дыбенко понимал основной язык Альянса, а я — нет. Так что пришлось сделать так, как он говорит.
Я закрыл окно поплотнее — чтобы не дуло, подкинул в железную печку-буржуйку несколько бревнышек и вышел. Дыбенко встряхнул пленного и прорычал что-то, дико шепелявя и надувая щеки. Странный язык!
В бараке было несколько комнат, и я стал открывать все по очереди.
Первая комната представляла собой кладовую — и запасы оказались впечатляющими. Не склад стратегического резерва, но… Ящики с консервами, полотняные мешки с крупами и сухофруктами, сухари, яичный порошок, лимонная кислота — да тут провизии на сотню человек! А еще ведь есть лабаз на улице — там, наверное, то, что требует низкой температуры для хранения.
Следующая комната была оружейной — и тут я присвистнул. Ровными рядами стояли винтовки в стойках, вдоль стен расположились ящики с патронами и ручными бомбами — ничего особенного, по крайней мере пулеметов и бомбометов я тут не заметил, но количество и единообразие впечатляло.
Третья комната был чем-то вроде гардероба: на полках лежало свежее белье: нательные рубахи и кальсоны, и зимняя форма Альянса — шерстяные подшлемники и тяжелые и неудобные плащи- «тропалы». Насмотрелся я на них в фактории… Еще тут, судя по всему, хранились палатки и оборудование для установки лагеря.
Оставалось две двери. Я даже не удивился, когда обнаружил стройные ряды двухъярусных кроватей. Сто или не сто, но на два взвода тут точно хватит места. Остальные и в палатках могут разместиться…
Последняя дверь открылась одновременно с глухим звуком удара и матерщиной Дыбенки.
— Старшина! — крикнул я. — Поаккуратнее там!
И зашел в комнату. Это было именно то, что мы искали — на столе стоял радиопередатчик, по стенам висели карты Свальбарда, Северного океана и арктического побережья. На карте архипелага имелись пометки — черным и красным карандашом, с цифрами и датами. Я нашел наш остров и увидел там красный кружок с пометкой 2/110. Подобных кружочков было семь, рядом с одним из них значилось 20/ 240 и это были самые большие цифры. Черными квадратиками обозначались поселки, прииски и торговые фактории с указанием численностью населения. В Груманте, где стоял зимний сад Сарыча, оказывается, проживало аж 7748 человек! Мегаполис по здешним меркам!
Рядом с несколькими фьордами были пиктограммы в виде якоря — по всей видимости, разведанные стоянки для кораблей. Я с пугающей ясностью осознал будущую судьбу Свальбарда.
— Спроси его — когда он прибудут? — сказал я, входя в комнату.
Дыбенко отбросил потные волосы назад и сказал:
— А я уже спросил. В конце апреля, сразу как лед сойдет. А кто — они?
— Пойдем, покажу… Ты, кстати, как насчет повоевать на стороне Новой Империи?
Дыбенко слегка задумался:
— Это смотря против кого, поручик!
— Не переживай, тебе понравится.
* * *
Мы доволокли пленного до усадьбы Сарыча. Состояние его было весьма плачевным и мне было откровенно жаль это несуразного коннахтского мужика. Он без лыж бежал на веревке, которую держал Дыбенко. Мы не могли оставить его в бараке, и убивать не хотели — так что варинатов было немного.
— Явились? — довольным тоном спросил Сарыч, уперев руки в боки. — И чижика с собой приволокли… Рассказывайте, любезные, что да как…
И я рассказал. О готовящемся захвате островов, базах в укромных местах и отмеченных стоянках.
— Ах ты черт! — сказал Сарыч. — Я не планировал переезжать так быстро… Пообвыкся уже. А оставаться мне тут нельзя — сожрут меня лаймы, армии-то у меня нет…
— А что у вас есть? — спросил я. — Сколько человек вас поддержит?
— Если
