вроде «Наполеона».
— Спасибо, — кивнул я. — Мне пока нельзя. Врач назначил лекарства, которые несовместимы.
Мирослава испуганно посмотрела на меня, но, к счастью, дальнейших расспросов не последовало.
— Что ж… прямо скажу: зашёл ты правильно. БАБ некоторые вещи, связанные с цифрами, даёт на откуп Бадри, это известно… — будто размышляя вслух, проговорил Дмитрий Петрович. — В последнее время есть некоторые опасения насчёт того, что он слишком уж усилился… в октябре его назначили замом секретаря Совбеза, ты в курсе?
Разумеется, таких деталей я не помнил и специально новостей не отслеживал.
— Нет, — я помотал головой. — Не в курсе.
— Ну так вот… уровень ты понимаешь, да?
— Понимаю, — кивнул я.
— Значит, работать надо осторожно. — Дмитрий Петрович сделал глоток из бокала и посмотрел на огонь. — Благо время есть, потренироваться на мышах. Следующие серьёзные выборы в девяносто девятом. До этого — только губернаторские. Есть ещё, конечно, Чечня… но этой темы мы пока что касаться не будем…. Насчёт коммерческого направления ты совершенно правильно мыслишь. Варяги и рады бы к нам зайти, да правил игры не знают. А сейчас самое время шальных денег. Объяснять и рассказывать, что и как здесь устроено, плюс давать красивую картинку в их родные страны — это можно продать, и я подскажу, как… осталось только обсудить вопрос распределения ответственности, а это непросто будет. Когда у тебя встреча запланирована, говоришь?
— Точную дату мы не называли. Договорились связаться, когда в Москву вернёмся. Насколько я знаю, Лика уже в Москве.
— Ты взял её телефон?
— Конечно, — кивнул я. — У неё и мобильник есть, так что со связью проблем нет.
— Хорошо, — кивнул Дмитрий Петрович. — Ты делай, что задумал. Встречайся, рассказывай-показывай. Я подключусь на другом уровне. Тебя пока светить не будем.
— Ясно, — кивнул я.
— Поэтому ты тоже особо так не болтай, лады? Только если какие-то совсем уж неприятные осложнения возникнут. Но, по идее, не должно.
— Не буду, — пообещал я.
— Делай упор на иностранцев. Про губернаторские выборы если и упоминай, то вскользь. И Чечню совсем не трогай.
— Ясно, — повторил я.
— А так… ну что я могу сказать? Если действительно вытянешь тему — то молодец. Сейчас поляна свободна, по сути. БАБ с Гусём тягается за медийку, но это выход на совсем другой уровень. Самое время. Только не суетись ни в коем случае и не спеши. Знай себе цену, и сразу же это покажи. Думаю, они будут выяснять, кто за тобой стоять может. Могут и на Мирославу выйти. Но это мой вопрос, придумаю, что делать.
Мамин визит прошёл рутинно: приехали, поболтали в ресторане, прогулялись немного — разъехались, пообещав звонить по возможности. Напоследок мама меня даже обняла и расцеловала в щёки. Да и с Мирославой они быстро нашли общий язык: охотно обсуждали шмотки, турецкие курорты и заокеанскую светскую жизнь.
Никаких опасных приключений не случилось ни по дороге туда, ни тогда, когда они возвращались в Егорьевск. Я специально позвонил вечером им на городской, чтобы удостовериться. Мама ещё раз поблагодарила меня за приглашение и пообещала оставаться на связи.
А я всё ждал подвоха: что где-то произойдёт нечто нехорошее. Моя рана воспалиться, с Мирославой поругаемся, батя её заточит на меня зуб и запретит ей общаться со мной — за дерзость и прожектёрство. Но, видимо, напрасно: очевидно, моё представление о времени, судьбе и всём таком прочем оказалось слишком примитивным.
Встреча с Ликой и её отцом перенеслась на первые или вторые выходные после отпуска: у него появились срочные дела в Тольятти.
На Черкизон заехать я так и не решился: оставил это на крайний случай.
Отец, похоже, кого-то нашёл, пока я катался по Грузиям и занимался другими семейными делами. По крайней мере, когда я заехал за чистым «комком» домой, там отчётливо пахло женскими духами. Да и батя ходил какой-то необычно рассеянный и всё время загадочно улыбался.
А ещё я узнал, что он начал ходить в их корпоративную тренажёрку. Говорит, нормативы надо будет сдавать весной — вот, готовился. Это, плюс отказ от курения сказались на нём очень положительно: внешне он помолодел лет на пять.
В общем, после отпуска я возвращался в Университет воодушевлённый, с осознанием того, что всё смогу и вообще у меня всё получается, как надо.
И, как это часто бывает в подобных случаях, реальность тут же ударом под дых вышибла меня с небес на землю.
За каникулы я успел забыть, что такое курсантский быт в девяностых, и откровенно расслабился.
Учёба, как положено, начиналась с понедельничного развода и строевого смотра. Это когда весь универ собирался на плацу, и руководители подразделений проверяли у всего личного состава форму одежды и уставную стрижку.
Зимой мы ходили в тёплом белье, «комках» и шинелях. Шею должно было защищать от холода тонкое зелёное кашне. Само собой, уставное тёплое бельё было не настолько тёплым, чтобы выдерживать десятки минут и даже часы на тридцатиградусном морозе. Шинельки тоже были так себе. Поэтому многие пользовались так называемыми «вшивниками» — разнообразными неуставными средствами утепления: начиная от гражданских свитеров, которые надевались прямо под уставное термобельё, заканчивая профессиональным термобельём, которое тоже, как правило, имело вопиюще неуставной вид.
Проблема была в том, что на понедельничном разводе все эти дела проверялись. А погодка стояла так себе: ночью было минус тридцать восемь, если верить термометру, который висел у входа в располагу.
Но это ещё полбеды: на строевом смотре форма одежды должна была быть комплектной. Это значит на ней должны быть все необходимые петлички, шевроны, кашне и хлястики. И если с шевронами ситуация была более-менее спокойной — всё-таки они пришивались, то с кашне и хлястиками была беда. Особенно с последними.
Хлястик — эта какая штуковина сзади на шинели, небольшая полоска шинельной ткани, закреплённая на двух пуговицах примерно на уровне портупеи. Для чего она нужна — понятия не имею. Некоторые предполагали, что для поддержания портупеи, но это сомнительная теория. Скорее всего, так сделали просто для красоты. Ну и для того, чтобы было за что любить личный состав на строевых смотрах.
Хлястики терялись чаще всего. Ну как терялись: не без посторонней помощи, как правило. Стоило хотя бы одному курсанту в подразделении его потерять — всё, шинель с прикреплённым хлястиком нельзя было оставить без внимания
