– Что же, владыко, жиды хотят? – спросил Ваня, глядя снизу вверх на митрополита.
– Извести меня хотят, потому как я один, кто стоит у них на пути к государю. Надуть хотят в уши государю разное, непотребное, да знают, что я не дам, не позволю. Вот и решили меня в глазах государя уронить до самого дна, шпионом немецким выставить. Письма какие-то выдумали, от меня якобы к немцам. Почерк мой подделали и грозятся теперь государю их отнести.
– Да как же? Да что же это? – заволновался Ваня. – Да нешто ж управы на них не найти? В полицию обращаться надо!
– Не найти, Ваня, не найти управы, и полиция на их, жидовской стороне, а начальник Охранного отделения Рачковский у них за главного.
– Ах ты ж боже мой. – Глаза у Вани забегали, а на лице появилась гримаса страдания.
– Один только есть способ, Ваня, – сказал Питирим, медленно теребя кудри своего секретаря, – убить главного жида, начальника охранки Рачковского.
В конспиративной квартире напротив Адмиралтейских верфей начальник Охранного отделения Петр Рачковский ждал митрополита Питирима. Накануне тот сообщил ему по телефону, что предлагает назначить свидание «на прежнем месте в 8 часов завтра». Дверка кукушкиного домика в дешевых ходиках на стене неуклюже открылась, и ленивая кукушка, похожая на сучок, выехала оттуда куковать 8 раз. Это означало, что была уже четверть девятого. Рачковскому часто приходилось бывать в этой квартире, и он выучил кукушкины повадки. Наконец, у двери позвонили.
Глянув в потайной глазок на кухне и убедившись, что на лестнице стоит Питирим, Рачковский пошел открывать.
– Я, Петр Иванович, – сказал митрополит, опустившись в кресло с вытертыми до проплешин плюшевыми подлокотниками, – долго думал над увиденным мною. Я благодарен вам, что вы заставили меня опуститься на всю адскую глубину этого дна, заглянув в самое лицо измены. И, хотя вы действуете из неведомых мне своекорыстных интересов, вашими руками управляет Бог. Богу угодно было, чтобы я осознал всю подлость великого князя Сергея и Маниковского, замышляющих создать свое войско с явной целью захватить русское царство и извести Божьего помазанника. Поэтому решил я изложить все, что видел, и впоследствии стать беспристрастным свидетелем на суде и человеческом, и божеском.
Рачковский подозрительно посмотрел на митрополита, чувствуя обман. Не мог Питирим, по его представлениям, решиться открыто обличать Сергея. Что же этот мерзкий старик задумал?
– Так, стало быть, вы и писем не будете своих от меня требовать, раз обличить Сергея – божеское дело?
– Эх, Петр Иванович, когда бы я точно знал, что вы не воспользуетесь ими, дабы склонять меня к чему-нибудь недоброму, так и писем у вас требовать не стал, оставил бы их вам, чтобы они, как вериги, на сердце моем висели. Но вы же ведь воспользуетесь ими ко злу и меня во зло завлечь попытаетесь, поскольку вижу, что сердце ваше черно. Так что вы уж письма-то верните.
Рачковский ухмыльнулся, восторгаясь Питиримовой ловкостью. Но все же он не понимал, что за игру затеял старик. На всякий случай начальник охранки даже подошел к стоявшему на подоконнике, за занавеской, фобографу и украдкой глянул на него. Но фобограф стоял недвижим.
– Пишите, – вздохнул Рачковский.
Митрополит сел за стол, пододвинул к себе письменный прибор, взял ручку и выжидающе посмотрел на Рачковского.
В комнате с выцветшими дешевыми обоями и поношенной мебелью, с занавешенными одеялами окнами, за которыми смотрели в пустое небо стволы зенитных орудий на железобетонном каземате, все было как в обычной квартире петроградского обывателя, и только иконы не висели в углах. Прежние квартиранты, съезжая, забрали свои с собой, а новые в Охранном отделении развесить не догадались.
В комнате без икон митрополит Петроградский и Ладожский писал под диктовку начальника петроградского Охранного отделения записку на имя государя о том, что его друг детства, великий князь Сергей Михайлович, втайне ото всех, вместе с начальником Главного артиллерийского управления генералом Маниковским готовит армию механических мертвецов. Зачем? Питирим не знает, но, предполагая самое худшее, считает своим долгом предупредить его императорское величество. Дата и подпись.
И все же – что затеял старик? Рачковский внимательно следил за ним, перебирая в уме варианты. Чернила и бумага – те, которые им же, Рачковским, сюда принесены. Значит, никаких фокусов с исчезающими чернилами? Может, он провел рукой, чем-то намазанной, по листу и чернила испарятся? Но если бы такое было возможно, охранка была бы первой, кто взял этот способ на вооружение. Однако он о нем ничего не знает. Схватит письма и убежит? Или все-таки будет стрелять? Рачковский на всякий случай еще раз глянул на фобограф. Нет. Фобограф не может врать.
Митрополит написал и отложил ручку. Рачковский потянулся к листу, но Питирим тут же его отдернул.
– Нет, Петр Иванович, баш на баш, – усмехнулся старик, – из рук, как говорят, в руки. Позвольте письма.
Рачковский тоже усмехнулся, вытащил из кармана пачку и помахал ею перед носом священника.
– Что-то маловато будет, – подозрительно сказал Питирим, – давайте все.
– Ах, так ваше предательство имело гораздо большие масштабы, чем я полагал? – притворно вскинул брови Рачковский. – Все ж таки не следовало бы вас прощать. Однако, извините, – это все, что есть у меня. Может, что-то и у военной контрразведки осталось – но тут уж я не знаю.
Конечно, это была треть писем в лучшем случае, да и та – тщательно подделанные копии. Зачем тогда отдавать треть – ведь можно было бы и все? Но потом как-то неловко будет шантажировать митрополита документами, которые ему уже были однажды отданы.
Питирим поморщился и схватил пачку. Рачковский насторожился еще сильнее. Зачем он соглашается, зная, что никакой свободы не получит, пока остальные письма находятся в руках полиции? Или верит, что это действительно все?
Жадными пальцами старик развязал нитку, которой были перетянуты пожелтевшие листочки, и стал их разглядывать. Ни тени сомнения на его лице – мастера лаборатории по подделке документов Охранного отделения, все сплошь бывшие фальшивомонетчики, прекрасно знали свое дело.
Рачковский взял Питиримову записку, победоносно улыбнулся, сложил ее и сунул к себе в карман. Передать ее государю так, чтобы не вызвать подозрений, будет непросто, но в этом и нет необходимости. Достаточно отдать какому-нибудь члену социалистической фракции в Думе или кадету – и скандал обеспечен. Парламентское расследование и публикации во всех газетах. Остаться без денег – это самое дешевое, чем могут отделаться Сергей с Маниковским.
