которого кончилось терпение!
За остаток ночи я прошелся по наиболее известным выразителям народа, что назойливо распихивают всюду новости о том, какая актриса с кем спит, какой длины юбку носит и в самом ли деле у нее спала бретелька с плеча или сиську показала намеренно.
Неважно, эти идиоты сами не ведают, что творят, или же оплачивают чьи-то заказы, но вред обществу колоссальный, заставляя молодежь ориентироваться на их славу, популярность и деньги.
Оставил в квартирах трупы, пистолет лишь в первой, в остальных обошелся тем, что нашел на прикроватных столиках, даже умная колонка «Алисы» убийственная вещь, если придать ей ускорение.
И все время, хоть и цифровой, чувствовал нарастающую злость на себя и отчаяние от бессилия. Но это же хаотично, у Суллы была система, а я выдергиваю из общества эти сорняки как-то беспорядочно.
Но надо же что-то делать? Нельзя же так?
Разве что заработает «Мерикратор» во всю силу?
Саруман и Фальстаф рассчитывают параметры наноботов из композитных материалов, при виде меня на центральном экране заговорили в один голос, как я, держусь ли, очень ли там, чем могут скрасить мое тоскливое существование…
Я умело перевел разговор на перекосы в экономике, это подействовало, оба сразу оживились и от меня перешли к корню всех бед: нынешнему мировоззрению, от которого это вот все и тьма египетская.
Я с удовольствием слушал обоих, явно разгорячились, Саруман даже у кофейного автомата остановился, забыв нажать кнопку с надписью «Эспрессо».
– Назрело? – сказал я с сочувствием.
Саруман скривился, за эту ночь лицо еще больше оплыло под действием гравитации, под глазами три яруса темных мешков в мелкую сеточку, но лицо несколько смягчилось, сказал громыхающим голосом:
– Берлог… Ты единственное светлое пятно в нашей жизни!
Я пробормотал:
– «Светлое» и «пятно» как не совсем уживаются. Тогда запятнанная репутация это как? Засвеченная?
Фальстаф со своего места мощно хохотнул.
– Чувствуется цифровой мозг!.. Все по полочкам. Тогда ты точнее нас видишь, что цивилизация заехала не туда. Это «лишь бы не было войны» заставило угождать простому народу. Ему дали еды и питья вдоволь, веселья, работу полегче, удовольствий и развлечений побольше… Мол, сытый и пьяный воевать не восхочет, ему и так хорошо.
Я уточнил с экрана:
– Разве не так?
Саруман нахмурился, взглянул на меня.
– Не прикидывайся. У тебя клюв еще загнутее!
– Нас все меньше, – проговорил я медленно, – но мы в тельняшках. И с каждым годом все злее. Если нам восхочется строить города на Марсе, то этих сытых и пьяных заставим строить! Лишних утилизируем в войнах. Войны начать просто, это мириться – не за Аней Межелайтис подсматривать.
– Вы звери, – заявил Фальстаф и потянулся за вторым куском пиццы. – А зверь страшен, если он человек. Думаю, красивее умереть толстым и сытым, чем тощим и больным на развалинах цивилизации.
– Развалины все равно будут, – сообщил я, – но есть шанс не сгинуть под ними. Нужно отменить этот позор, когда умный человек, чтоб понравится простому народу избирателей, показывает себя простым и понятным: посещает матчи, жмет руку обоссанным бомжам, разрешает казино, бордели, гейство, педофилию, скотоложество и вообще все-все, только бы простой и все больше тупеющий человечек был счастлив…
Саруман, высоко вскинул брови, вздохнул, сказал обреченным голосом:
– Отменить демократию? Это невозможно. И вызовет осуждение.
– У кого? – спросил я.
Он ответил с достоинством:
– У мирового сообщества!
– Иди на хрен со своим мировым, – сказал я. – Нет его. Есть банда педофилов, расставивших своих людей на высшие посты в Европе и Штатах. Если честно, я бы и педофилов принял, если бы они тащили мир к светлому будущему сингулярности! Они же хитрые, бойкие, умелые, но чтобы вести народы к вершинам, этого мало. Потому ведут вниз, угождая простому человеку, который не хочет ни учиться, ни работать, это легче, а вот прямо в болото хтонных наслаждений самое то.
Он посмотрел на меня с интересом.
– Ты стал жестче. Это потому, что в цифре бессмертен? Или потому, что при переносе потерял какие-то человеческие слабости?
Я сдвинул плечами.
– А предположить, что мир уже у края пропасти?.. Пора проснуться. Если не мы, следующее поколение уже обрастет шерстью и разучится говорить.
– А что предлагаешь? Все, что скажешь – экстремизм. И подстрекательство. Это любую педофилию разрешают, она не вредит устоям, да хоть хрюшек сношай прямо на Красной площади, но не смей сомневаться в демократии!
Фальстаф посмотрел на него, на меня, сказал примирительно с куском пиццы у рта:
– Лишь бы не было войны?.. Лучше уж война, чем это засилье дураков, вокруг которых вынужден вертеться мир. На войне можно утилизировать часть идиотов. Не всех, конечно, что жалко, но мир вздохнет свободнее. Хорошо бы еще что-то вроде ковида придумать.
Саруман сказал с негодованием:
– У меня друг Нестерук, замечательный математик, подцепил ковид, умер…
Фальстаф поморщился, я сказал зло:
– Единичные случаи. Признай, умные больше соблюдали режим, перешли на удаленку. А вот дураку все пофиг, он и сам ковид отрицает, да и на удаленку как переведешь парикмахера или таксиста?
Саруман хрюкнул, дескать, согласен, но тут же возразил:
– Ковид и по экономике ударил!.. А надо такой, чтоб дураки мерли стадами, а умных не трогало!
Фальстаф заметил миролюбиво:
– Каждый из нас в чем-то да дурак.
– Ковид подстегнул медицину, – напомнил я. – Показал важность не только районных поликлиник, но и фундаментальных прорывов. В генетике открытия посыпались одно за другим!
Саруман вернулся в кресло, а там, усевшись, как черепаха в толстом панцире, проворчал:
– Экономика тоже стала перестраиваться на новые технологии быстрее. Это я не к тому, что поддерживаю людоедские настроения Берлога, но потрясения в обществе ускоряют прогресс, как и всякие катастрофы, типа войны.
– Война зло, – сказал Фальстаф, но ощутил, что повторяет расхожую мудрость, которая уже и не мудрость, если затерта и облапана до такой степени, что ее повторяет и простой народ, добавил невесело, – хотя и двигатель прогресса. Человеку, чтобы двигаться, нужны неприятности, иначе будет лежать под деревом и ждать, когда банан созреет и упадет в распахнутую варежку.
– Потому северные народы, – сказал Саруман с иронией, – построили более технически развитое общество, что везли бананы издалека?
– Точно, – сказал я. – Да и запасы учились делать на зиму, чего не надо в теплых краях. Но сейчас и на севере уже лежим и ждем, когда банан упадет…
– Ты о БОДе?
– Мы и без БОДа уже бездельники, – сказал я.
Фальстаф пробормотал расхожую мудрость:
– Только красота и массовые расстрелы спасут мир… Это хоть правильно, но негуманно и тащит общество взад. А надо, чтобы дураки
