бы закончить всю эту возню, выйти из Закавказья, предложить мир! Нет, они через Пруссию хотят наши товары покупать. Уверен, что таким коленкором Фридрих скоро и без русских кредитов выйдет из долговой английской ямы. Сейчас Англия будет стремится всеми силами восстановить флот. Правда, вот же незадача, во Франции в огне бунтов сгорела чуть ли не половина готовых канатов и пеньки. Теперь этот товар только у России в должном количестве, да и русское качество пеньки было лучшим во всех реальностях.
* * *
Париж
12 ноября 1762 года. 12.40
«Палач короля» стоял сразу же за пушками, заряженными картечью. Луи Франсуа Арман де Виньеро дю Плесси, герцог де Ришелье, герцог де Фронсак стал действительным кровавым палачом, не фигурально, но непосредственно приводя в исполнение приговоры. Суд? Нет, не слышали, что это такое! Ришелье сам определял виновность и все чаще приговор был один — лишение жизни. Порой адъютант маршала не успевал перезаряжать револьвер для Ришелье, столько людей Луи Франсуа расстреливал прямо на месте.
Ришелье не марал свои руки казнями простолюдинов, нет, он оказывал честь и собственноручно лишал жизни французских дворян, которые решили стать светочами Просвещения и возомнили себя могущими сеять зерна равенства и свободы. Таких дворянчиков было немного, как правило, не из знатных семейств. Однако, были случаи, когда романтично настроенные юные отпрыски аристократических семейств выделяли деньги, или даже сами шли в рядах толпы, жаждущей свободы.
Герцог сходил с ума, он, перенасыщенный злобой, решил затопить Париж и ряд других городов в крови. Месть. Именно она вела и застилала глаза.
Бунтовщики, сразу же, после первых дней, как начал действовать де Ришелье, начали подготовку к ответным акциям. Они, эти, как считал маршал, грязные люмпены, а на самом деле, русские диверсанты открыли охоту на родных и близких герцога. Две любовницы маршала были зверски убиты. Притом, «палач короля» не столь переживал за сам факт смерти баронессы де Фонсека и маркизы де Рантон, но он, горделивый человек, не мог простить той пощечины, которой и стали убийства. Листовки распространили памфлеты, где Ришелье выставляется слабаком и рыцарем, который нисколько и не рыцарь, ибо защитить не может даже своих женщин.
Насколько же нужны были эти убийства двух женщин, оставивших в сердце герцога каждая свой отпечаток? Если бы была поставлена цель проигрыша восстания, то, да, все правильно было сделано. Если же ставились задачи продолжать волнения во Франции, то нельзя было так откровенно унижать де Ришелье.
Пять дней назад на всеобщее обозрение у ворот в главную тюрьму Франции, Бастилию, был выставлен труп Жан-Жака Руссо. Растерзанное тело, со следами чудовищных пыток, увидели все парижане.
Все линии пройдены, теперь только кровь. Ранее критик правления и личности Людовика XV, теперь стал главной опорой пошатнувшегося трона. Впервые, после объединения Франции, поставлена под сомнение роль и вообще необходимость существования института короля, вывернуты наружу проблемы становления третьего сословия, упадка дворянства. Но он, прозванный «палачом короля», наведет порядок.
— Ваша Светлость, чернь приближается! — испуганно сообщил комендант Бастилии Журдан де Лоне.
— Маркиз, Вы боитесь? –де Ришелье улыбнулся, изображая улыбку маньяка в предвкушении жертвы.
— Что Вы, Ваша Светлость, конечно не боюсь! — соврал комендант Бастилии.
Маршал знал о готовящемся штурме главной тюрьмы Франции, взятие которой должно дать новый толчок к усилению бунта. Полиция работала исправно, если вообще можно говорить о работе во время бунта.
В среде бунтовщиков были осведомители и провокаторы и именно Ришелье спровоцировал атаку на Бастилию. Здесь было наиболее удачным перестрелять и изловить большинство главарей восставших люмпенов. Артиллеристы изготовились, практически полк лучших и преданных солдат Франции заняли огневые позиции, частью укрывшись внутри крепости.
* * *
Париж.
12 ноября 1762 года. 13.00
— Господа, вот ваши бумаги. У всех имеется разрешение на выезд, все мы подданные либо Великобритании, либо Австрии. Уходим разными дорогами: часть на юг, через Марсель в Рим, там будет стоять русский корабль, или прибудет в ближайшее время, в течении месяца. Иные через Нидерланды, — инструктировал русских агентов во Франции Иван Петрович Коровин, тот самый, который некогда убил Вольтера.
— Франсуа! — Вуко Короваджич обратился к командиру по агентурному имени. — Мы же должны поддержать штурм Бастилии!
— Анри! Штурм обречен. Вы же сами проводили рекогносцировку. В Бастилии столько войск! Пушки! Ришелье мог бы и армейскую дивизию с легкостью разгромить у Бастилии и даже две, — Коровин оглядел двенадцать русских агентов, остановившись взглядом на своем напарнике сербе, который уже давно живет под именем Анри Миттеран. — Мы России служим, империи, На алтарь Ее величия должны положить все и свои и чужие жизни!
Короваджич не стал отвечать. Сейчас не стал. Но, когда он окажется в Российской империи, Вуко обязательно вызовет на дуэль своего командира, если, конечно, к тому моменту, Коровин будет со статусом «бывший командир». За ту девушку-дочь полицейского, за семью буржуа из Лиона, который хотел воспротивиться стачке ткачей на своей мануфактуре и был убит не только сам, но и сгорел весь дом предпринимателя со всеми домочадцами.
«Лес рубят, щепки летят!» — так говорил командир и Вуко делал все, что было приказано, переступал через себя и делал. Он знал, что придется измазаться в грязи, залить свою душу чернотой, но знать одно, — сделать сложно.
— Молчать! — строго и решительно приказал Франсуа.
Коровин-Франсуа подошел к двери и резко ее открыл.
— О, простите господа, я проходила мимо и вот… Может вина принести? — у двери, явно подслушивая, стояла хозяйка апартаментов.
— Мадам Сюзанна, — Коровин действительно расстроился ситуации.
Отточенным движением между пальцев командира появилось лезвие. Диверсант полоснул своим тайным оружием по сонной артерии Сюзанны Дювалон. Достаточно молодую вдову, которая некогда вышла замуж за пожилого, но небедного буржуа, а теперь владела несколькими квартирами, которые и сдавала. Иван Коровин только этой ночью, наконец убедил возлечь с ним Сюзанну, но теперь без сожаления убил ее.
Почти без сожаления.
— Теперь точно уходим и быстро, — сказал Коровин.
А на улице, в стороне от дома, из которого уже выходила одна из групп русских агентов во Франции, чтобы разъехаться, стали громыхать орудия. Толпы люмпенов, буржуа, мелких лавочников и ремесленников, убежденных идеалистов из разных сословий, даже несколько священников, все шли на встречу со свинцовыми или стальными шариками.
* * *
Париж.
12 ноября 1762 года. 13.15
— Полковник, переходите в контрнаступление! Врага не щадить, главная ценность — порядок в Париже, — отдавал приказы де Ришелье.
Толпа действительно шла на штурм. Это было массово, многолюдно. Казалось, что парижане столь решительны, что их не остановит ни картечь, ни штык опытного солдата.
Комендант крепости Бастилия Журдан де Лоне держался еще хоть как-то, но ровно до момента, пока толпа не побежала к стенам с лестницами и не стала ломится в ворота. Если бы только де Лоне командовал обороной Бастилии, то обязательно сдал бы крепость. По крайней мере, солдаты охраны, так же далеко не опытные воины, оставшись без командования, могли и сами перейти на сторону протестующих.
Ришелье знал некоторые случаи, когда солдаты пытались учинить бунт. С этими предателями так же не церемонились и расстреливали по быстрому суду ближайшего офицера. Если обвинительного приговора не следовало, то казнили офицера. А сейчас Ришелье создал службу контроля благонадежности в армии и засылает офицеров из своего корпуса в иные воинские подразделения.
Сто пятьдесят пять тысяч солдат и офицеров привлечены к усмирению бунта или недопущению его. Не все французские города подверглись общественному гниению. Вместе с тем, Франция была отвлечена на свои проблемы и ситуация на театрах военных действий уже мало кого интересовала. Да и не знали обыватели, какой разгром постиг французскую армию и флот. Все газеты, после известий о катастрофе у пролива Дарданеллы и в Швеции, были временно запрещены.
Он спасал Францию, через кровь, но спасал. Если бы можно было сравнить ту кровь, которая была во время Французской революции в иной реальности, с той, когда пролилась сейчас, то Ришелье лишь создал ручеек, тогда как революция создавала реки.
А жить герцогу де Ришелье оставалось чуть менее