здесь случилось, на воду лучше вообще не соваться…
Я не смог дослушать ее. Сон обрушился на меня так же мощно, как еще четверть часа назад я обрушивал заклинания на наших врагов. И я ничего не смог сделать.
Нельзя бороться с законами рода и родовой силы…
* * *
Казалось, мне снился сон. Или то было видение — я не мог понять, еще не разбирался. Но я видел Аранджеловац, тезку нашего русского Архангельска — его гору, его источники целебной воды, его тихий парк с красивым старинным домом. И я чувствовал себя как дома. Несравненное ощущение, словно после долгого, изнурительного путешествия ты наконец-то возвращается туда, где должен быть. Это был… Покой. Казалось, я был на своем месте. Словно меня там ждали годами.
А затем меня резко выбросило в реальность.
— Давай, очухайся уже, Никола! Мы добрались! Я не смогу тащить тебя на себе в гору. Работай ногами!
Лала не нашла ничего умнее, чем плеснуть мне дунайской водой в лицо. А водичка здесь была, прямо сказать, не байкальская…
Я с трудом разлепил веки. Лала склонилась надо мной — уже начал светать.
— Давай быстрее, нужно схорониться до рассвета. Идем.
Я попытался встать самостоятельно, но получилось хреново. Силы покинули меня, но со второй попытки получилось нетвердо шагать. Лала подхватила меня и помогла подняться в гору по старой каменной лестнице. Берег здесь был высокий, даже скалистый — я видел древнюю каменную породу.
— Куда мы идем? Кто твой друг?
— Сейчас увидишь. Он тебе понравится.
Ладно. Надеюсь, она знала, что делала. Мы преодолели лестницу — правда, пару раз я чуть не сверзнулся, но ромалка проявила чудеса внимательности, хотя сама наверняка выбилась из сил. А когда мы поднялись, я застыл от удивления.
— Серьезно?
Перед нами возвышалась… церковь. Совсем небольшая, но явно старинная. Белая краска кое-где облупилась, но кресты ярко сияли в первых лучах солнца.
— Серьезно, княз. Или, думаешь, я безбожница?
— Я уже вообще не знаю, что о тебе думать.
— Думай что хочешь. Главное — здесь нам помогут, — она постучала пальцем по образку святого Николая, что висел на моей груди. — Все, кончилась Австро-Венгрия. Это Сербия, княз. Тебе не тебе откажут в церкви твоего покровителя.
Она оставила меня перед дверями церкви, а сама, перекрестившись, постучала в двери. Через полминуты к нам вышел священник. Еще молодой, лет тридцати. В простой черной рясе, живыми глубокими глазами и роскошной темной бородой.
— Лалица? — удивился он. — Как же…
— Укрой нас, отче, — взмолилась девушка. — В беде я. И навлекла ее на доброго человека. Помоги нам.
Священник не задал ни единого вопроса. Лишь оглянулся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, открыл двери церкви.
— Заходите.
Лала помогла мне подняться и проводила до скамейки. Мне в нос ударил запах ладана — сладковатый, дымный, очень приятный.
— Что с ним? Ранен?
— Дар у него, отче. Дар особый, который в Константинополе русы нашли.
Священник резко к ней развернулся.
— Ты втянула русского аристократа в свои игры? Лала, ты в своем уме?
— Сам втянулся. Долгая история.
Видимо, дышать ладаном мне пока что было рановато. Голова снова закружилась, меня повело, и я медленно сполз со скамейки на пол.
— Господи! — поп и девушка бросились ко мне. — Воды ему!
Лала убежала, а священник попытался избавить меня от мокрой одежды. Но в какой-то момент застыл, пораженный. А затем обратился в сторону алтаря и перекрестился трижды.
— Нет, Боже… Как же это… Невозможное сотворил, Отец наш небесный?
Ромалка уже прибежала со стаканом воды и протянула его священнику, но тот продолжал смотреть на меня и на мою грудь. На мой золотой образок.
— Лала, — севшим голосом обратился он. — Ты знаешь, кого сюда привела? Ты хоть понимаешь, кто это?
Лала перевела непонимающий взгляд с совершенно ошарашенного священника на меня.
— Что это значит? Не понимаю…
— Водички-то можно? — прохрипел я.
Она спохватилась и протянула мне стакан.
— А, да, конечно.
Я забрал его и выпил залпом. Ледяная, ух! Сила внутри меня тут же заворочалась от странного ощущения. Словно вступила в конфликт с другой…сущностью?
— Ты что, святую воду мне дала? — догадался я.
— Ну… — Лала замялась. — Что первое под руку попалось, там же целая бочка.
Тогда понятно. Благо святая вода не несла угрозы для моей силы, потому ограничилось недовольным ворчанием. А вот браслетик-то стоило надеть обратно. Я присел, привалившись спиной к скамейке, снял тонкий серебряный обруч с цепочки и застегнул на левом запястье.
За все это время священник не сказал ни слова. Пялился на меня как на призрака. И медленно пятился назад, явно готовясь осенить себя крестным знамением.
— Лала, кто это? Кто этот человек?!
— Это, отче, князь Николай Бринский, — пожала плечами ромалка. — Из России. Он надежный. Ему можно доверять. Иначе я бы его сюда не привела. Он спас меня.
— Ты уверена?
— В чем именно? — удивилась девушка. — В том, что можно верить?
— В том, что он — тот, кем себя называет!
— Я уверен, — отозвался я, подняв на него глаза. — Все знают меня как Николая Петровича Бринского.
Поп осторожно шагнул ко мне и указал на мой образок.
— Откуда у вас эта вещь, князь? — строго, даже обвиняюще, спросил он. — Вы знаете, что это?
Ааа, вот оно что. А интересный священник живет на окраине Белграда… Много знает.
— Это реликвия рода Обреновичей, — невозмутимо ответил я. — Святой Николай. Также мой святой покровитель и святой покровитель рода Обреновичей.
— Откуда она у вас? Как… Как вы посмели надеть эту реликвию?! Вы хоть знаете, что она из себя представляет? Кому она принадлежала…
Лицо священника ожесточилось. В глазах пылал праведный гнев. Наверняка он подумал, что богатенький князек купил красивую старинную безделушку, ценности которой не осознавал. Но, видимо, для сербов, тем более для священнослужителей, это был не просто золотой образок. Это был символ.
Почему-то люди цесаревны не посчитали нужным меня проинформировать о том, какую реакцию может вызвать этот артефакт. Что ж, буду в Петрополе — настучу по башке.
Я уставился на ромалку.
— Лала, насколько ты ему доверяешь?
— Как себе, — тут же отозвалась девушка. — Отец Феофан — мой старинный друг. Даже больше. Как… брат или дядя. Он очень давно меня знает и всегда мне помогал. У него… У него свои причины помогать мне и моим друзьям.
— Вот как, — я устало улыбнулся и встретился с темными глазами священника. — Тогда я скажу, что эта реликвия принадлежит мне по праву, ибо она всегда принадлежала моему роду.
