– Не кипи! Отгуляем вместе! У меня долг перед крестницей…
Офицеры замолчали. Первым заговорил Егорычев.
– Хорошие парни эти исследователи. Симпатичные. Как только их жены пустили?
– А тебя?
– Моей не привыкать.
– Женам Телюка и Ноздрина – тоже. Я читал личные дела. Как исследователей, так жен их. Там такое…
– Не рассказывал.
– Тебе лучше не знать.
– Куролесили много?
– В двух словах не скажешь. Особенно впечатляют видеозаписи их прошлого дела со Службой.
– Они мне нравятся.
– Мне тоже. В том-то и беда. В нашем деле личная симпатия – помеха.
– Не можешь забыть Кандагар?
Полковник Иванов не ответил. Встал и направился к своей палатке. На площадке у пещеры стало слышно стрекотание кузнечиков.
"Зря я про Кандагар вспомнил, – покаянно подумал Егорычев. – Страшное было дело. Спасали одного, а положили полвзвода. Но Игорь тоже хорош! Хоть бы сказал, про экспедицию! Я жену и дочь на всякий случай подготовил бы…"
Кручинился, впрочем, майор недолго. Заглянув в свою палатку, вытащил из сумки армейскую фляжку, приложился основательно, крякнул. Затем бросил в рот пилюлю, проглотил. Прилег на надувной матрац.
"Через полтора часа – регламентные работы, – определил Егорычев, глянув на часы. – Можно и вздремнуть. Дима разбудит".
Спустя минуту майор спал, устроив коротко стриженую голову между надувных ребер матраса. Полковник Иванов, заглянувший под полог спустя несколько минут, покачал головой, но будить не стал…
* * *
Ливень, осенний и холодный, низвергался с небес сплошным потоком, заглушая шаги. Волны, вздыбленные порывами ветра, ударяли в берег, швыряя пену до самого склона. Но люди, суетившиеся под входом в пещеру, не видели этого – такая темень стояла вокруг. Переговариваясь вполголоса, они вытащили на берег тяжелый аппарат, и торопливо занялись его оснащением.
"Лучшей ночки для десанта не придумать! – думал Иванов, придерживая лопасть автожира, которую механик торопливо прикручивал на место. – Но и нам беда – работаем почти на ощупь, приборы помогают мало. Или не докрутят чего, или забудем что…"
Однако, несмотря на темноту и дождь, работа вокруг него кипела, Иванов порадовался, что послушал Егорычева, изнурявшего механиков и экипаж долгими тренировками – люди научились работать вслепую.
– Закончили, Игорь! – услышал он рядом и сразу узнал голос майора.
– Где исследователи?
– В корзинах.
Иванов подошел к смутно темневшему во мраке автожиру и нащупал сидевшего в решетчатой легкой кабине – "корзине", человека. Тот понял и, найдя руку полковника, крепко пожал.
– Удачи! – выдохнул полковник.
– Не волнуйтесь, Игорь Иванович, не растаем! – ответил исследователь, и Иванов узнал звучный баритон Телюка. – Не привыкать.
– Всем отойти к пещере! – уже не таясь, закричал полковник. – Автожиру на взлет!
В шум ветра и дождя вплелся свистящий звук включенного мотора, набрав обороты, он взревел, и в ночной темени появился отчетливо видимый круг – лопасти автожира, сталкиваясь с каплями дождя, превращали их в водяную пыль. Круг плавно сместился вперед, затем ускорил бег по берегу и, спустя несколько мгновений, пропал в небе. Несколько раз мигнула красная сигнальная лампочка на кабине (пилот давал знать, что взлет прошел нормально), а затем и она погасла. Остался только звук, быстро перебитый грохотом волн и шумом дождя.
– Всем на базу! – велел Иванов и лично пересчитал в пещере каждого из команды обеспечения, подсвечивая мокрые лица тонким лучом маленького фонарика. На той стороне прохода он объявил пятичасовой отдых и направился к себе в палатку. Зажег фонарь, устало присел на походную койку и потянулся к шнуркам ботинок – снять. И вдруг взгляд его замер.
– Песок! – изумленно сказал полковник, трогая пальцем перепачканный ботинок. – Настоящий! Там же везде была галька! Откуда песок?..
Лязгая по каменным ступеням золочеными шпорами, Роджер поднялся в трапезную. Юный оруженосец Ги, стройный и гибкий, встретил его у входа. Почтительно поклонился.
– Кто в этот раз? – сурово спросил рыцарь, глядя прямо в глаза Ги. – Опять греки? Или армяне?
– Нет, господин.
– Франки?
– Нет.
– Откуда же?
– Я не знаю этой страны. Она далеко за морем ромеев. Старший из них хорошо говорит на прованском, знает язык франков и даже англов. Тот, что помоложе, как я понял, говорит только по-своему. Оба знатного рода.
– На прованском? – поднял бровь Роджер. – Давно не видел пилигримов из Оквитании.
– Он не оттуда.
"А язык знает!" – хотел возразить Роджер, но промолчал. Спросил другое:
– Где нашел?
– Бродили по рынку, выспрашивая у купцов, как добраться в Акру.
– В Акру? – усмехнулся Роджер. – К Саладину?
– Они не знали, что султан взял нашу крепость. Слишком долго были в плену.
– Пленные, что выкупились после сдачи Иерусалима, давно ушли! Им поздно привезли деньги?
– Их не выкупали. Эмир отпустил так.
– Какую услугу надо оказать сарацину, чтобы он отпустил пленника? Кого ты привел, Ги?
– Взгляни сам, господин! – оруженосец отступил в сторону.
Позванивая шпорами, Роджер прошел внутрь. В огромном зале госпиталя иоаннитов, где когда-то одновременно садилось за трапезу две сотни пилигримов, теперь было пусто и неуютно. Двое мужчин в простых хлопковых одеждах у высокого стрельчатого окна это словно ощущали – жались плечом к плечу. Роджер подошел ближе. Тот, что помоложе, оказался высок и широк в груди, с длинными руками и ногами – в сражении, когда дойдет до рукопашной, такого лучше обойти: за щитом достанет. Понятно, почему Ги привел его. Второй пилигрим выглядел обыкновенно: средних лет и среднего роста, коренастый. Разве что глаза… Зеленые, глубокие, они словно пронзали насквозь, высвечивая самые затаенные уголки души. Когда гости склонились в поклоне, Роджер почувствовал облегчение: стоять под этим взором было неприятно.
– Я Роджер, барон д'Оберон, – сказал по-провански. – Кто вы?
– Меня зовут Козма, – ответил коренастый на том же языке. Говорил он с затруднением, но правильно. – Моего товарища – Иоаким.
– Ты грек?
– Нет.
– Козма – греческое имя.
– Мы получили веру от греков и молимся по византийскому обряду. Поэтому многие имена – греческие.
Роджер внимательно посмотрел на собеседника. Волнистые черные волосы почти до плеч, черного цвета борода с заметными нитями седины. Лицо не смуглое, как у греков, да и глаза… Такого цвета глаз у греков не встречается. У Иокима глаза карие и волосы черные… Кто их разберет! Под властью константинопольских императоров столько народов перемешалось!
