– И до Нагасаки, и до Берлина, и до Лондона, и до Нью-Йорка, если надо будет! – сказал как отрезал замкомэска Якушенко. – И до тонны бомб может прихватить!
– А у нас в спецроте учился младший брат Владимира Коккинаки, Сашка, – сказал Владимир.
– У них вся семья – летчики. Все три брата, – ответил Якушенко. – Я как-то в санатории отдыхал вместе с Костей Коккинаки. Он у нас на ТОФе служил летчиком-истребителем, до того как перешел на испытательную работу…
Поговорили они и о другом недавнем беспосадочном перелете из Москвы на Дальний Восток – рекордном перелете женского экипажа Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко и Марины Расковой на самолете ДБ-2 «Родина».
– Бардака было слишком много… – сказал Галушка. – Когда они потерялись, мы с Павлом тоже на их поиски летали. Да не нашли, слава богу! А то, хрен его знает, что было бы… Знаете, как комбриг Бряндинский, Герой Советского Союза, убился? Светлая ему память… Полетел их искать на «Дугласе» с журналистами из газеты «Тихоокеанская звезда». Хотя самолет уже нашли, и можно было не торопиться. Но не усидел… А может, поторопили, – он махнул рукой неопределенно. – А там еще и ВВС второй отдельной Краснознаменной армии летали. ТБ-3 с десантом… Ну, они им хвост и подрезали. Все, кто в «Дугласе» был, – вдребезги. А из ТБ четыре парашютиста выпрыгнуть успели… – он покосился на значок на груди у Владимира. – Нам потом знакомый рассказывал, он там был и видел как «Дуглас» обоими моторами врубился в заднюю часть фюзеляжа и в хвост ТБ. И, разламываясь, посыпался на землю. – Галушка пустил в ход ладони, показывая, как было дело. – А ТБ крутанулся волчком, опустил нос, перевернулся на спину, затем на живот, опять на спину… Так все там и остались, в тайге. Пятнадцать человек…
Петр молча залез в кошелку и достал еще одну бутылку. Молча разлил поровну. И также молча выпил. И остальные тоже.
– Смелые девки… Что тут скажешь! Раскова десять суток по тайге блукала. А это – ой-ой-ой! У нас там и медведи, и тигры попадаются. А у нее только две обоймы на все про все! Повезло, что уцелела… – Якушенко закусил салом и продолжал развивать мысль: – Но, если честно, не женское это дело на дальнем бомбардировщике летать. – И посмотрел на своего однополчанина. – Вон, даже у шахтера руки отнимаются! А тут девчонки. Как вообще долетели, непонятно…
– Это же наши советские девушки! – сказал Коля и покраснел.
Якушенко посмотрел на «вьюношу» с искренней жалостью взрослого, видавшего виды, двадцатишестилетнего мужчины, но промолчал и только махнул рукой. Бабам не летать, а рожать надо, да детей воспитывать. Он вот свою отвез к родителям, воспользовавшись оказией.
Уже на сносях его Галина. Через месяц сроки. А он оставил ее у отца с матерью и уехал. Служба! Что поделаешь… Пусть уж лучше здесь рожает, чем в военном городке. Тут за ней хотя бы присмотрят. И вообще молодая мать! Мало ли что! Будет кому подсказать, научить. Они, конечно, и от природы все сами знают, как с дитем управляться, но так все-таки спокойнее. Эх, Галю, Галю!.. Нескоро теперь повидаемся.
Петр Галушка встал и ушел в тамбур курить. Якушенко посмотрел ему вслед.
У Галушки своя беда… Обычная, летчицкая: муж летает, а интенданты в канцеляриях сидят, да на чужих жен карандаши точат. А бабам плевать, что у мужа героическая профессия. Им нужно, чтобы муж каждый день на работу ходил и каждый день вечером с работы домой возвращался. Им нормальную семью подавай. А откуда ей взяться! Если мужа то в Испанию на полгода, то в Китай, то на учения, то на сборы, то на Тихий океан, то на Северный Ледовитый…
Вон комбриг Тхор, пять орденов имеет! Охренеть! А толку? Мужики, на сборах рассказывали, что он со своей и сходился, и расходился, и женился, и разводился… Она даже ребенка ему родила в какой-то просвет между его командировками на войну. А потом сошлась с бывшим начальником политуправления ЗабВО дивкомиссаром Васильевым и сбежала с ним, пока муж в очередной длительной спецкомандировке пропадал. Вот так! И ни ордена, ни звания не помогли. Он потом даже ездил ее разыскивать в Европейскую часть Союза. Интересно, нашел или нет?…
Галушка накурился и вернулся в купе.
«Эх, Петр Никанорович, Петр Никанорович!.. И ведь хороший мужик! – думал Якушенко, глядя на друга. – Отличный летчик! Надежный товарищ… Ну, выпивает иногда. Так кто же не выпивает? Жизнь такая! Зато хозяйственный и по бабам не бегает. А вот досталась ему шалава, и развязаться никак с ней не может… Лариса… Хоть бы уже сбежала с кем-нибудь насовсем, как у Тхора, так нет! Гуляет и пьет кровь из мужика! И никакой на нее управы нету. Сейчас приедем – опять какая-нибудь история. Ну и мела бы подолом, раз неймется!.. Да только поаккуратнее! Чего же так наглеть-то?…»
– Павло, тут ребята в соседнем вагоне знакомые едут, – сказал Галушка. – Из сто пятнадцатого морского разведывательного и четырнадцатого истребительного. Сашка Василенко, Колька Сухорученков, Вовка Малахов… В гости приглашают. Я обещал… Пошли, сходим! Надо боевую дружбу укреплять!..
Якушенко посмотрел на Владимира и Николая:
– Так, ребята! Мы вас тут ненадолго на хозяйстве оставим. А сами к соседям наведаемся, обстановку разведаем. Если что, вы потом подтянетесь. Лады?…
Молодые только плечами пожали, дескать, не вопрос. Галушка и Якушенко, прихватили початую бутылку и ушли в соседний вагон.
Владимир сходил к проводнику и принес чаю себе и Николаю. А потом они уселись возле темного окна, друг напротив друга, и разговорились, почуяв родственные души. А поговорить было о чем…
Николай Полищук был влюблен по-настоящему и безнадежно. Потому что Ирина, девушка с которой он дружил на гражданке, вышла замуж за другого, пока он учился на пилота.
Они долго переписывались. Но потом письма из Оренбурга приходить перестали. А однажды дневальный, стараясь не глядеть в глаза, передал Николаю, пришедшую с последней почтой открытку. От соседки Ирины по заводскому общежитию. Не особо церемонясь, она писала, что ей надоело выбрасывать его письма в мусорное ведро. И сообщила, что Ирина уже с полгода, как вышла замуж за какого-то инженера, сменила фамилию и уехала в другой город. И даже адреса не оставила…
Хотя в Николае характер угадать было трудно, пережить это предательство он сумел. А ведь многие ребята, внешне более крепкие, чем он, от таких историй и стрелялись, и вешались… Был все-таки в этом худощавом пареньке свой стержень. Как стальная арматурина в бетоне.
Ирину он простил потом… Наверное, ей было очень трудно одной. А может быть, она действительно встретила свою любовь. Ведь сердцу не прикажешь… Николай вот так и не смог приказать своему сердцу ее разлюбить.
