В городке остались два слабейших полка, прочие погрузились на суда, взяв двухнедельный запас провианта и боевые припасы в соразмерном количестве. Приказы мои никто более не оспаривал. Еще до полудня караван отправился вниз по реке. На пятые сутки, шуганув ногайские отряды на западном берегу Буга, мы упредили отступающих и вышли перевернутым фрунтом к единственному в турецких владениях броду, неподалеку от устья Синюхи.
В низовьях Буг шириной больше мили, а глубина достаточна для самых крупных кораблей. Выше русло сужается, но к реке почти нет удобных подходов: долина становится болотистой, затем топи резко сменяются береговыми обрывами, переходящими в отвесные гранитные скалы. Это продолжение каменной гряды, через которую восточнее прорывается Днепр. Правый берег почти повсеместно выше и неприступнее левого. Дальше, в польских землях, есть несколько хороших переправ, но я рассчитывал надежно закрыть их малыми силами, с пользой употребив громадное количество мин, заказанных пару месяцев назад для блокады Перекопа и берегов Гнилого моря. Не пропадать же добру!
Минное заграждение, поставленное с умом и прикрытое стрелками, очень трудно преодолимо. Рота или две могут сдержать в дефиле многотысячное войско, а если егерей еще и с тыла защитить дополнительной минной линией - только отряды готовых к самопожертвованию фанатиков сумеют ценой огромных потерь пробиться через преграду. По моему расчету, среди турок таковых не осталось: все, кто мечтал стать мучеником за веру, имели возможность исполнить сие желание еще под Таванском. Корпус Ибрагим-паши совместно с галерной флотилией мог попытаться изменить ход кампании, ударив со стороны Очакова, но с Ибрагимом я бы справился, а насчет галер - приказал Бредалю и его артиллеристам хоть всем полечь, но не пустить неприятеля восточнее Аджигольского мыса.
Следующие дни (и ночи) - целая неделя - были, пожалуй, самыми трудными за всю мою воинскую карьеру. Параллельный марш с вражеской армией вдоль Буга, по противоположным берегам. Вместо решительной баталии - беспрестанные утомительные стычки с вернувшимися из-под Чигирина спахиями. Кавалерия турок, как правило, успевала раньше нас выйти к бродам, но каждый раз мне удавалось ее сбить и подготовить позицию к обороне до прихода главных сил неприятельских. Невозможность быть одновременно во всех местах, которые враг пожелает испытать, и слишком малое число надежных офицеров заставляли метаться по берегу без сна и отдыха, скрывая в душе сомнения тем более мучительные, что подчиненным я должен был внушать неколебимую уверенность в победе.
При полном преобладании вражеской конницы, я не имел сведений о местонахождении Шереметева, посему отдаленный гром пушек на севере, за рекой, услышанный однажды утром, прозвучал божественной музыкой в моих ушах. Несколько часов спустя отчаянные атаки на береговые наши пикеты знаменовали метания попавшего в ловушку зверя. Сказать по совести, если бы турки действовали настойчивее и спокойней, они имели шансы пробиться: большая часть егерей рассредоточена на десятки верст вдоль реки, усталые и ослабленные войска не выдержали бы столкновения с упорным неприятелем. Но враги были тоже утомлены до крайности, и удручены неудачами последних дней. Скоро последовала ретирада. После бессонной ночи, проведенной в напрасном ожидании новых атак, я как ангелам небесным обрадовался драгунам дивизии Ренне. Встреча с их командиром оказалась, впрочем, совсем не идиллической.
- Какого дьявола, генерал-майор, вы тут сидите?! Почему не пошли на соединение с главными силами? Вам надлежало при первых звуках боя сикурсовать фельдмаршалу, это азбука военного искусства!
- Увы, Votre Excellence, я не в силах следовать вашим требованиям, имея полки в разделении на пространстве двух дневных переходов и будучи атакован турками во многих местах. Полагаю, судить о надлежащих с моей стороны действиях - компетенция главного командования.
Обидны несправедливые упреки от человека, коего искренне уважаешь. Вообще, кавалерийские начальники в русской армии были хороши. Три лихих немца: Ренне, Боур и Пфлюг, - и распоряжавшийся ныне в Померании светлейший князь Меншиков, один стоивший всех троих по неотъемлемым свойствам собственной натуры. Тут как раз требуются быстрота, наглость, задор и нахрап. А еще, как в кулачном бою - способность, будучи сбиту, вскочить, размазывая рукавом кровавые сопли, и снова броситься вперед. Опять и опять, пока враг, хотя бы и превосходящий силою, попятится от настырного драчуна. Конница действует примерно таким же образом.
После победы виноватых не ищут. В недолгом времени явленная весть о бегстве турецкой кавалерии и сдаче остальной части армии на дискрецию заставила позабыть о каких-либо претензиях в мой адрес. Теперь можно стало, оставя корпус старшему по команде полковнику, явиться пред дальнозоркие стариковские очи Бориса Петровича.
Давно я не видел Шереметева. После Прутского похода он сильно сдал (что вовсе не удивительно на седьмом десятке лет) и просился у царя в монастырь, но тот распорядился иначе: своей волей, как помещик холопа, женил вдового фельдмаршала на красавице Анне Салтыковой, пятью годами младше его дочери. Что значит долголетняя привычка к воинской дисциплине! Совсем было человек помирать собирался, а царь приказал жить в супружестве - и молодая жена бесперечь ходила беременной, каждый год принося по ребенку. Назло сплетникам, дети сии несли явные черты фамильного сходства с законным мужем.
Ныне Борис Петрович был весел. Не просто виктория - а из тех, что решают исход войны! Реванш за Прут, достойное увенчание полководческой карьеры, прямое напоминание о небывалых триумфах, коих его удостоили в Европе шестнадцать лет назад. Единственного из русских за всю многовековую историю! Сам папа Иннокентий допустил тогда генерала к руке и целовал в голову, император Леопольд оказал равные почести с царствующими особами, мальтийские рыцари возложили на него алмазный командорственный крест. Мне не было смысла считаться славой с командующим, требуя свою долю. Государь без подсказок способен разобраться, чей удар по врагу решающий. Мнение остальных не столь важно. Лучше вместить эволюции корпуса в формулу, которая устроила бы всех:
- Я постарался, господин генерал-фельдмаршал, исполнить для вас должность мальчишки-загонщика: выгнать волка прямо на охотников и смотреть, дабы не ускользнул.
Умолчим, что волку надо предварительно настучать по загривку. Только бы старик не слишком расчувствовался и не переборщил с ответными комплиментами, иначе его окружение возревнует. Притворная скромность нередко позволяет избежать вражды и зависти вышестоящих, от чего Боже упаси. Соперничество военачальников погубило больше армий, нежели коварство неприятеля.
К черту бесполезную мишуру почестей! Главное, мой план продолжал исполняться - теперь даже помимо чьей-либо сознательной воли, одною силой обстоятельств. Ускользнувшие под Савранью остатки неприятельской армии (не только спахийская кавалерия, но и часть янычар, и вообще все, кто сумел раздобыть коня) принуждены были обходить Шереметева с севера, поднявшись по Бугу почти до Винницы, чтобы затем спастись в укрепленный недавно Хотин. Они вторглись глубоко в польские владения, нещадно их разорив на проходе. Разорив не по злобе. Просто потому, что кушать хочется. Отныне Речи Посполитой бесчестно было бы сохранять нейтралитет - а вступление ее в войну открывало путь и к вовлечению императора. Тень Священной лиги пала на турецкий полумесяц.
Позднее время года не позволяло полностью собрать плоды победы: начать осаду Очакова после Покрова Богородицы решился бы только безумец. В коренной России уже прошли первые снегопады. У нас, хотя в полдневные часы солнце порой и пригревало, по утрам холодный ветерок насквозь пронизывал истертые мундиры, напоминая, что пора выводить солдат в населенные места на зимовку. Армия двинулась в ближайшие уцелевшие от войны поветы. Дивизия Бутурлина - в общей колонне. Недолговременная вольность моя кончилась. Жаль было оставлять Приднепровье, однако полки апраксинского корпуса настолько истощили запасы провианта, что даже возвращение Перекопа пришлось отложить на будущее, а численность гарнизонов - ограничить самым крайним минимумом. Напряженная, успешная и весьма кровопролитная кампания (некоторые полки у меня растаяли наполовину) не принесла никаких приобретений - исключая построение на пустом месте Таванского городка и нескольких малых фортеций на пути к нему.
Сколько ни успокаивал я себя аргументом, что действия наши имели по преимуществу характер оборонительный, стало быть отражение неприятеля с уроном, превосходящим собственные потери - уже хороший результат, это не прогоняло тревожное настроение. Путешествие в Киев, для приема рекрут, еще усугубило его.
