Фрей Бетто. Лавка принадлежала вашей семье?
Фидель Кастро. Лавка – да. Кроме почты и маленькой школы, которые были государственными, все остальное принадлежало нашей семье. Когда я родился, мой отец уже скопил средства, скопил кое-какое богатство.
Фрей Бетто. В каком году вы родились?
Фидель Кастро. Я родился в 1926 году, в августе, 13 августа; если ты хочешь знать, в каком часу, кажется часа в два ночи. Похоже, ночь потом повлияла на мой партизанский дух, на мою революционную деятельность; повлияла природа и час моего рождения. Можно было бы проверить и другое – а? Каким был тот день, и вообще, влияет ли природа на жизнь людей. Но кажется, я родился ночью – если не ошибаюсь, мне это сказали когда-то, так что я родился партизаном, потому что появился на свет уже ночью, около двух часов ночи.
Фрей Бетто. Да, отчасти заговорщиком.
Фидель Кастро. Отчасти заговорщиком.
Фрей Бетто. По крайней мере, число 26 несколько раз повторяется в вашей жизни.
Фидель Кастро. Да, я родился в 1926 году, это правда; мне также было 26 лет, когда я начал вооруженную борьбу, и я родился 13-го числа, что составляет половину от 26-ти. Батиста совершил государственный переворот в 1952 году, а 52 – это дважды 26. Если подумать, то, пожалуй, число 26 имеет для меня тайный смысл.
Фрей Бетто. Вам было 26 лет, когда вы начали борьбу. Штурм Монкады был 26 июля, от него родилось «движение 26 июля».
Фидель Кастро. И мы высадились в 1956 году, через 30 лет – круглое число – после 26.
Ну хорошо, дай я продолжу, Бетто, и отвечу на твой вопрос, я на него еще не ответил.
Я описал тебе усадьбу. Чего-то мне не хватает. Метрах в ста от дома и тоже у главной дороги была площадка для петушиных боев, там каждое воскресенье в сезон сафры устраивали петушиные бои. Не бои быков; в Испании это были бы корриды и петушиные бои, но в наших краях только петушиные бои – по воскресеньям, а также 25 декабря и в дни Нового года. В эти праздничные дни там собирались любители петушиных боев, некоторые приносили своих петухов, другие просто делали ставки. Многие бедняки теряли там все свои скромные средства; если они проигрывали, то оставались без ничего, а если выигрывали, то немедленно спускали все без остатка, пропивали, проматывали. Неподалеку от этой площадки стояли жалкие хижины из пальмовых листьев, с земляным полом, где жили в основном гаитянские иммигранты, которые выращивали и рубили сахарный тростник; они жили очень бедно, эти иммигранты, тоже приехавшие на Кубу в первые десятилетия века. Уже тогда существовала гаитянская иммиграция; в те времена на Кубе рабочей силы, очевидно не хватало, и сюда приезжали гаитянские иммигранты. В разных местах, вдоль главной дороги, и других дорог, идущих к железнодорожной ветке, по которой перевозили тростник, и вдоль самой железной дороги стояли хижины, где жили рабочие и их семьи.
В усадьбе основной культурой был сахарный тростник, а вторым по важности было животноводство; потом уже шли другие культуры. Там выращивали бананы, корнеплоды, были маленькие поля зерновых, кое-каких овощей, аллеи кокосовых пальм, разных фруктовых деревьев и цитрусовых; к дому прилегало десять-двенадцать гектаров цитрусовых деревьев. Затем – поля сахарного тростника, подходившие к железнодорожной ветке, по которой тростник перевозили на сахарный завод.
В то время, с какого я помню себя, у нас уже были свои земли и арендованные. Сколько своих гектаров? Я буду говорить в гектарах, хотя на Кубе землю мерили в кабальериях, в каждой кабальерии тринадцать и четыре десятых гектара. У моего отца было около восьмисот гектаров собственных земель.
Фрей Бетто. Кубинский гектар такой же, как в Бразилии?
Фидель Кастро. Гектар – это квадрат, каждая сторона которого составляет сто метров, что равно поверхности в десять тысяч квадратных метров.
Фрей Бетто. Десять тысяч квадратных метров, именно так.
Фидель Кастро. Это составляет гектар. Кроме того, мой отец арендовал землю, уже не такого качества, но намного больше, около десяти тысяч гектаров.
Фрей Бетто. Для Бразилии это много земли, команданте, подумайте только…
Фидель Кастро. Ну так вот, эту землю он арендовал. По большей части то были холмы, отдельные горы, большие площади сосновых лесов на обширном красноземном плоскогорье, расположенном на высоте семисот-восьмисот метров; революция снова высадила там деревья; в земле есть большие месторождения никеля и других металлов.
Я очень любил это плоскогорье, потому что там было прохладно. Я приезжал верхом,
в десять, двенадцать лет; лошади задыхались, забираясь вверх по склонам, но когда поднимались на плоскогорье, переставали потеть, и кожа у них высыхала за несколько минут. Воздух там был замечательно прохладным, свежий ветер постоянно дул среди высоких густых сосен, ветви которых сплетались наверху, образуя нечто вроде крыши; вода в многочисленных ручейках казалась остуженной, она была очень чистая и приятная на вкус. Эта земля была не своя, а арендованная.
В то время, о котором я говорю, несколько лет спустя, возникла новая статья в семейных доходах: эксплуатация лесов; часть тех земель, что мой отец арендовал, была покрыта лесами, и там заготавливали древесину; другую часть составляли холмы, не очень плодородные, на них пасли скот, и также были пахотные земли, где тоже выращивали тростник.
Фрей Бетто. Из бедного крестьянина ваш отец превратился в землевладельца.
Фидель Кастро. Тут у меня есть фотография дома в Галисии, где родился мой отец. Это был маленький домик, размером почти что с этот кабинет, где мы беседуем – десять двенадцать метров в длину и шесть – восемь в ширину, домик из каменных плит, материала, которого много было в тех местах, крестьяне строили из него свои незамысловатые жилища. В доме, где жила семья, все было в одной комнате: спальня и кухня. Думаю, животные тоже. Земли у них не было практически никакой, ни кусочка, ни квадратного метра.
На Кубе он купил эти земли, около восьмисот гектаров, в свою полную собственность и, кроме того, распоряжался другими, арендованными у старых ветеранов войны за независимость. Надо бы провести историческое исследование, хорошенько разузнать, как эти ветераны войны за независимость приобрели десять тысяч гектаров земли. Конечно, то были два командира, занимавших довольно высокое положение. Мне никогда не приходило в голову расспросить обо всем этом, но, наверное, им это не составило труда, в то время было много земли, и так или иначе они сумели приобрести ее за очень низкую цену. Североамериканцы тоже ведь скупили массу земли за смехотворную цену. Но те ветераны войны за независимость – не знаю уж, почему владели землей, на какие деньги ее купили. Они получали определенный процент от тростника, который там выращивался, и определенный процент от древесины, которую добывали в их лесах. Иными словами, они получали большую ренту, жили в Гаване, и занимались, кроме того, другими делами. Так что я не могу сказать с уверенностью, каким образом они приобрели эти средства, законным или незаконным путем.
Так вот, все это огромное пространство земли делилось на две категории: собственность моего отца и земли, которые он арендовал.
Сколько человек жило тогда в этой большой латифундии? Сотни семей рабочих, и у многих был маленький участок земли, который давал им мой отец – в основном для того, чтобы они могли себя прокормить. Кроме того, отдельные крестьяне, выращивавшие тростник, так называемые подарендаторы. Их экономическое положение было не таким тяжелым, как у рабочих. Сколько семей в целом? Двести, а может, триста; когда мне было десять-двенадцать лет, на всей этой земле, жило, вероятно, около тысячи человек.
Мне казалось, что стоило все это тебе объяснить, чтобы ты знал, в каком окружении я родился и вырос.
В усадьбе не было церкви, не было даже маленькой часовни.
Фрей Бетто. И священник тоже не приезжал.
Фидель Кастро. Нет, священник приезжал раз в год, в период крестин. Место, где я жил, относилось к муниципии, называемой Маяри, и священник приезжал по той главной дороге из центра муниципии, находившегося в тридцати шести километрах.
Фрей Бетто. Там вас и крестили?
Фидель Кастро. Нет, меня крестили не там. Меня крестили через несколько лет после рождения в городе Сантьяго-де-Куба.
Фрей Бетто. Сколько вам было тогда?
Фидель Кастро. Когда меня крестили, мне было, наверное, лет пять-шесть. Действительно, среди всех моих братьев и сестер меня крестили последним.
Надо объяснить тебе следующее: там не было ни церкви, ни священника и не давалось никакого религиозного образования.
