но когда случится то, что должно, вы сами поймете, о чем речь — и наверняка не ошибетесь.
— А почему нельзя просто объяснить-то?! — вскинулся я.
— Как смог, я объяснил, — развел руками мой собеседник. — Поверьте, Андрей Викторович, я вовсе не пытаюсь вас запутать! — горячо заявил он в ответ на мой разочарованно-сердитый взгляд. — С проникновением в прошлое все очень, очень непросто! И привычные объяснения тут принципиально невозможны, как бы нам с вами ни хотелось их получить. Мы движемся на ощупь! Гадательно!
— Но белый кролик… — покачал головой я.
— Почему нет? Если что, его не мы придумали — для нас это такая же данность, как и для вас… Ладно еще мы тут в вами, а представляете, как это выглядело, когда мой шеф докладывал о белом кролике в Администрации Президента? Как он потом рассказывал, нас чуть сразу не закрыли! Преувеличил, наверное, но суть ясна…
— Ясна… — задумчиво пробормотал я.
Блин! Белый кролик с интуитивно понятным интерфейсом!.. Чума! Даже не представишь, что это все лишь сон — такую дичь моему подсознанию вовек не намутить!
— Что ж, подытожим, — выговорил я, не без труда сдерживая позывы к идиотскому, почти истерическому смеху — явно совершенно сейчас неуместному. — Мое сознание отправится в прошлое, где вытеснит мое же, но меня тринадцатилетнего. Завладев телом себя-подростка, я встречаю белого кролика, прыгаю за ним в нору, где нахожу готовый взорвать планету полуиллюзорный зонд, который выключаю — там сразу пойму как. После чего мысленно возвращаюсь в наше время, бросив себя-юного с амнезией… За что уже дома получу десять миллионов рублей, — до того я все это говорил Гришину, а тут перевел пристальный взгляд на Круглова.
— За вычетом подоходного налога, — не преминул заметить майор.
— Крохоборы! — хмыкнул я.
— Закон есть закон.
— Маленькое замечание, — вмешался Сергей. — Не думаю, что вам придется прыгать в какую-то нору. Зонд должен будет располагаться приблизительно на уровне земной поверхности. Ну, может, чуть выше — но точно не ниже!
— Про нору — это я для красного словца, — признался я.
— Давайте без лишних фантазий, — скривился майор. — Парадоксов и абсурда в этом деле и так с избытком… Так вы согласны? — прищурился он на меня.
— Ну, раз в нору нырять не нужно — согласен, — не упустив случая съязвить, озвучил я свое давно уже, в общем-то, принятое решение.
— В таком случае, подпишите вот здесь, — на столик передо мной легли бумага и ручка. — И вот здесь, — рядом появился второй лист. — И вот здесь. И еще вот здесь, в двух местах…
Чертова бюрократия! Даже в прошлое без нее спокойно не сгоняешь!
Не для моих глаз и ушей
— Первая стадия — успешно! — доложила Гришину ассистентка, женщина лет тридцати в длинном белом халате — не то Оксана, не то Ксения, точно я не разобрал. Я ведь видел ее мельком, когда меня готовили к операции, но сейчас даже не слышал, ибо лежал, спеленатый, на кушетке — лишенный сознания, которое, должно быть, уже начало свой нелегкий путь в далекий 1985 год.
Кроме нас троих (если, конечно, меня тут вообще стоит считать) в лаборатории Института присутствовал майор Круглов — скромно сидел на стуле в углу.
— Приступайте ко второй, — распорядился между тем Сергей.
— Принято! — откликнулась его ассистентка. — Запускаю дефрагментацию… Ой! — внезапно воскликнула она. — Это еще что за новости?
Гришин коротко, но емко выругался.
— Что случилось? — резко вскинул голову Круглов.
— Все ключевые показатели вдруг резко просели… — пробормотал Сергей.
— Это аномалия, да?! — в панике вытаращила глаза на взбесившиеся приборы Оксана-Ксения.
— Будем надеяться, что нет… — ни малейшей уверенности в голосе Гришина не прозвучало.
— Точно она! — почти взвизгнула ассистентка.
— Возвращайте Резанцева! — поднявшись со стула, коротко распорядился майор.
— Поздно, — скривился Сергей. — Он уже на полпути в 85-й! Или черт знает куда!
— Даже так? — нахмурился Геннадий Петрович. — Неизвестно куда? То есть, когда?
— Да нет, все же в 85-й, — что-то торопливо в уме прикинув, заявил Гришин. — И даже в расчетный день попадает. Но как же криво, как же криво идет… Зар-р-раза!
— Так, что у нас с планами «Б» и «Ц»? — деловито осведомился майор.
В этот момент я открыл глаза. Но не в лаборатории — в зеленом летнем ельнике. Ни Круглова, ни Гришина с ассистенткой там, понятно, не было.
Юг Московской области, 1 июня 1985 года
На самом деле глаз я не открывал — мне они достались уже распахнутыми. А вот насчет ельника — все верно. Только это была не дремучая чаща, а узкий, шагов в двадцать пять шириной, испещренный извилистыми тропинками перелесок. С одной стороны его ограничивал асфальтированный проезд, сейчас наглухо забитый колонной из полутора десятков лупоглазых желтых ЛиАЗов, замерших вплотную один к другому. С другой располагалось футбольное поле, где-то на треть поросшее чахлой травкой, а в оставшейся части и вовсе представлявшее собой просто плотно утоптанную землю с многочисленными лужами. А вот дальше, за ним, уже начинался настоящий, густой и темный лес — но думаю, даже в его глуши был отлично слышен грохот репродуктора, утверждавшего со столба под энергичную мелодию, что, мол Гайдар шагает впереди.
Вдоль «арены» стояли вкопанные в грунт деревянные лавки, вокруг которых кучковались дети от разве что не дошкольников до вполне себе старшеклассников. Кроме самых младших, все они носили на шеях алые пионерские галстуки. Точно такой же, к слову, имелся и у меня, небрежно повязанный под воротник белой рубашки, на рукаве которой красовался шеврон в виде пылающей красной звезды на желтом пятиугольном щите — с красным же ободком. Также на мне были синие школьные брюки — малость коротковатые, но достаточно практичные. На ногах — линялые кеды с круглыми рельефными эмблемами в виде наложенных один на другой двух мячей по бокам.
Да, именно так я, кажется, в детстве летом и ходил. Разве что, конечно, маркую белую рубашку надевал далеко не каждый день, а лишь по особым поводам, когда без этого было ну никак не
