Пулеметчик на колокольне проследил за ним до поворота и перекрестился.
Грузовик подскакивал на ухабах, подбрасывая тела в кузове. В третьем часу ночи на окраине ни души.
Вдруг в свете фар – пятеро всадников. Окрик: «Стой!»
Начальник патруля подъехал к кабине. Гимнастерка без погон и папаха с красной лентой. Он спешился, посветил в кабину фонарем.
– Комендантский патруль. Кто такие?
Ближе всех к двери сидел капитан Бреннер, но он не стал отвечать, а надавил раненое плечо Юровского.
– Комендант Дома особого назначения Юровский. Вот мандат, вот пропуск.
– Дом особого назначения? Ипатьевский? – переспросил начальник патруля. – Это где Николашку держат?
Юровский промолчал и правильно сделал. Об этом доме не принято было болтать лишнего даже среди своих.
Начальник патруля взял бумаги, посветил фонарем, вернул.
– А что везете, товарищ Юровский?
Всадники привставали в стременах, заглядывая в кузов, но ничего не могли разглядеть в темноте, кроме пятерых красноармейцев, сидящих у бортов.
– Это секретно, – твердо сказал Юровский. – Я выполняю особое задание Уралсовета.
– Понял вас, товарищ Юровский. – Начальник патруля со значением поднял бровь. – Следуйте, товарищи!
И тут залаяла собака, и сразу же вступили еще две. Патрульные с недоумением уставились на кузов. Начальник патруля положил руку на кобуру и посмотрел в кабину.
– Это что?
– Повторяю, товарищ, я – комендант Дома особого назначения Юровский.
Юровский подался к самому окошку, с другой стороны к окошку придвинулось лицо начальника патруля. Между ними темнел неподвижный профиль капитана Бреннера.
– Это особое задание, – повторил Юровский.
– Это их собаки … Их, – сказал Бреннер.
– Их? – переспросил начальник патруля.
– Их живые собаки оставлены с ними, – отчетливо выговорил Бреннер.
Офицеры в кабине и кузове уже тихо взвели курки наганов.
– Их живые собаки… – И вдруг начальник улыбнулся. – Понял тебя, товарищ! Понял! – Восторженное и безумное промелькнуло в его лице. – Следуйте, товарищи! Да здравствует революция!
Лиховский дал газу. Всадники остались в темноте.
В шестом часу утра грузовик уже катил по едва заметной тропе среди густого леса, проделав сорок верст по тракту от Екатеринбурга в сторону Тюмени. Пока еще было темно, два раза останавливали красные конные разъезды, но бумаги Юровского делали свое дело: грузовик пропускали, предупреждая только, что белые близко.
Когда, по сведениям Бреннера, территория, подконтрольная красным, закончилась, свернули в лес и двигались на восток проселками. Ни одного белого патруля, к счастью, не встретили, хотя и на этот случай документы имелись. Линия фронта в этих местах часто проходила пунктиром: и белые, и красные предпочитали в лесах не плутать, а воевать в поле или на тракте, где могут развернуться конница и артиллерия.
Романовы сидели в кузове на матрасах и смотрели по сторонам. Именно смотрели с любопытством, а не озирались в тревоге. Никто не разговаривал. Солнце празднично полыхало на лицах сквозь деревья.
Еще через полчаса грузовик выехал на поляну и встал. Это уже была территория белочехов, встречи с которыми тоже пока удалось избежать.
– Господа, что же дальше? – сказал Николай негромко.
Он стоял в кузове во весь рост.
– Ваше величество, разрешите доложить наш план! – сказал Бреннер.
– Да уж сделайте одолжение.
Офицеры помогли всем спуститься. Алексея положили на одеяле под деревьями, семья расположилась вокруг него. Комиссаров тоже выгрузили и посадили на земле возле авто. Юровский совсем сдал – гимнастерка на правом плече была мокрой от крови.
– Здесь неподалеку станция, – докладывал Бреннер царю. – Стоит чешский эшелон. Мы договорились с начальником, что он за оплату берет англичанина, его семью и сопровождающих пассажирами до Владивостока. Я исходил из того, что вашему величеству сейчас лучше покинуть Россию. А сделать это можно только морем.
– И вы полагаете, для нас это возможно – проехать через всю Сибирь неузнанными?
– Полагаю, есть хорошие шансы. Чехов ничего не интересует, кроме денег. И если мы примем некоторые меры маскировки, они вас не узнают.
– Какие же это меры?
– Прежде всего, ваше величество, вам необходимо сбрить бороду и усы.
– Сбрить?! Помилуйте, это невозможно!
– Ваше величество, речь идет о жизни и смерти. Если вы побреетесь и переоденетесь в гражданское платье, трудно будет вас опознать.
Царь помолчал.
– Вы в них уверены, в этих чехах?
– Насколько можно быть уверенным в чем-то в этой обстановке. Есть договоренность с начальником эшелона и его заместителем. Им нужны деньги и не нужны неприятности. В нашем распоряжении будет отдельный вагон. Эшелоны чехов не проверяются российскими властями, вот на что я рассчитываю. В любом случае – какой еще есть способ добраться до Владивостока?
– А не проще ли мне обратиться к командованию белых с просьбой о выезде из страны?
– Ваше величество, командование белых – это те же люди, что арестовали вас год назад.
– Разумеется. Но какое из двух зол, по-вашему, меньшее: скрываться или сдаться?
– Доверять белым нельзя. Они в сговоре с эсерами и прочими социалистами. Если и есть среди них монархисты, они в подавляющем меньшинстве.
Царь помолчал.
– Какую сумму затребовали чехи?
– У нас есть средства.
– Нет, капитан. Я в состоянии оплатить дорогу.
– Ваше величество …
– Это решено. – Царь кивнул, давая понять, что согласен с планом.
Бреннер распорядился:
– Павел, пойдешь на станцию к составу и приведешь чехов сюда. Только сначала оглядись там.
– Есть!
– И сними красную ленту с фуражки. Это всех касается. А то чехи еще перестреляют нас.
Лиховский скрылся в зарослях. Бреннер снова обратился к царю:
– Ваше величество, необходимо побриться.
Царь сказал, глядя на носки своих сапог:
– Что ж, пожалуй, я сбрею, но только бороду.
– Ваше величество!
– Капитан, это не обсуждается. Усы останутся.
– Так точно, ваше величество!
– Я побреюсь в поезде.
– Сейчас, ваше величество, сейчас! К приезду чехов.
Из записок мичмана Анненкова
17 июля 1918 года
Они расположились под деревьями на одеялах. Государыня обнимала сына. Доктор Боткин сидел рядом. Княжны смотрели, как лакей Трупп бреет Государя. Собаки гонялись друг за дружкой среди травы. Свобода! Комок стоял в горле, но я улыбался. Все улыбались, даже Бреннер.
И тут Ее Величество обернулась ко мне:
– Молодой человек, подойдите.
Я подошел.
– Дорогой мой! Я помню вас еще ребенком на нашей яхте, но позабыла, как вас зовут.
– Мичман Анненков, Ваше Императорское Величество!
– А имя?
– Леонид, Ваше Императорское Величество!
– Благодарю вас, Леонид! То, что вы сделали для нас, – немыслимо, невероятно!
Она встала и обняла меня. Я почувствовал ее прохладную щеку своей щекой. Я видел так близко это лицо, знакомое с детства … Она сильно сдала в заключении и уже мало походила на свои портреты – обрюзгшая, увядшая …
Я вдруг оказался
