Некоторые танки попытались обойти заслоны, но угодили под огонь специальных пулеметов, чьи пули были способны пробивать металлическую обшивку танков. Достаточно было одной пули даже ранить водителя, как вся многотонная махина вставала. Подбитые таким образом бронированные махины полностью перекрывали дорогу, не давая другим танкам возможности наступать.
Подошедшая на помощь танкам пехота, не внесла существенного изменения в картину боя. Не уничтоженные огнем артиллерии проволочные заграждения перед немецкими окопами, заставляли американцев толпиться перед ними нестройной толпой и бесславно гибнуть от огня непрерывно строчивших немецких пулеметов. Не ведая усталости и сострадания, солдаты кайзера методично устилали телами американцев подступы к своим траншеям.
Уткнувшись в непреодолимое для танков заграждение, французские танкисты попробовали наступать на других участках немецкой обороны, но неизменно встречали линию аккуратно вкопанных ежей или пулеметные гнезда. В это день французы потеряли 42 танка, но так и не добились желаемого успеха. Потери американцев составили полторы тысячи погибших и вдвое больше раненых.
Наличие металлических ежей не позволяло больше применить танки и на следующий день, в атаку пошла американская пехота при поддержке артиллерии. Французы вновь били исключительно по площадям и поэтому многие огневые точки немцев остались неподавленными.
Третью линию немецких траншей удалось захватить лишь на четвертый день наступлений, основательно завалив телами все подступы к ней. К этому дню огневая поддержка пехоты упала до минимума. Французские артиллеристы могли вести лишь получасовой артобстрел немецких укреплений. Уверенные в своем успехе французы завезли их на позиции определенное количество и, растратив весь запас впервые два дня наступления, уже не могли существенно помочь американцам.
В результате этого просчета, американская пехота несла огромные потери и у заокеанских солдат, возникло заметное чувство страха перед атакой. Оно еще не столь сильно разлагало стройные ряды бравых американцев, но того задора, что был ранее в их храбрых сердцах, уже не было.
Ничуть не лучше были успехи и на других участках наступления. Британцы, наступающие севернее главного места прорыва, без танков штурмовали переднюю линию обороны пять дней и добились успеха лишь, когда немцы сами под угрозой удара во фланг отвели свои батальоны на рубеж второй линии. Потери среди африканского корпуса были гораздо меньшими, чем у американцев. Южноафриканцы сразу научились ходить в атаку редкими цепями и их потери от наступления вполне соответствовали обычным потерям необстрелянных частей.
Русскому легиону наступавшему южнее направления главного удара вместе с марокканцами, к огромному огорчению Пэтена сопутствовал успех. Командующий легионом генерал Мурашевский не двинулся с места, до тех пор, пока артиллерия не уничтожила все раннее выявленные разведкой огневые точки. Затем, двигаясь под прикрытием огневого вала накатной змейкой, русские солдаты достигли вражеских траншей и вступили в бой с немцами. Благодаря умелому сочетанию действий артиллерии и пехоты первая линия обороны противника была взята к концу вторых суток.
Солдаты генерала Мурашевского имели хорошие шансы взять штурмом несколько линий окопов второго рубежа обороны, но Фош исповедуя концепцию одномоментного прорыва вражеской обороны, запретил им двигаться дальше. Гибельность подобного решения была доказана на следующий день, когда русские и марокканцы были вынуждены два дня отражать яростные контратаки опомнившихся немцев, намеривавшихся вернуть себе утраченные позиции. Давление противника на Русский легион прекратились лишь после прорыва американцами первой линии обороны, что вынудило немцев начать повсеместное отход.
На бельгийском участке фронта, британцы и вовсе не наступали. Перебросив по настоянию Фоша одну канадскую дивизию на южное направление, они занялись прокладыванием под позиции врага минных галерей, с помощью которых, по мнению Хейга, британцы легко смогут прорвать фронт.
Трудности, с которыми столкнулись союзники при прорыве первой «линии Гинденбурга» их ничему не научили. При штурме второй линии обороны начавшегося 18 октября, они строго действовали по прежнему шаблону. Подтянув артиллерию и дождавшись пополнения боезапаса, союзники вновь весь упор атаки сделали на массированный обстрел немецких позиций, после чего начался общий штурм.
И все повторилось вновь. Сначала был штурм пехоты, затем наступление танков и их остановка перед противотанковыми заграждениями второй линии обороны. На этот раз ими были огромные валуны, заботливо установленные немцами широкой полосой, преодолеть которую, железные громадины были не в состоянии. Потеряв пятнадцать машин и наученные горьким опытом, французы мудро отошли назад, предоставив честь штурма вражеской обороны американским солдатам.
Теперь они уже не ходили густыми цепями, а старались бежать более редким строем. Война быстро заставляла янки учиться науке выживания в условиях ужасной европейской мясорубки. И все равно их потери оставались огромными. В некоторых полках процент убытия личного состава достигал шестидесяти, а потери в 40-45 процентов считалось нормой.
Нащупав слабое место в тактике противника, немцы стали непрерывно контратаковать, что полностью остановило американский наступательный потенциал. Четыре дня шли упорные встречные бои, в которых немцы пытались выбить врага из оставленных ранее окопов. Их контратаки удачно останавливали танки, которые французы выставили позади линии окопов как долговременные огневые точки. Эти подвижные доты, показали себя в обороне самым лучшим образом, и теперь немцы устилали телами своих солдат ближние подступы к союзным траншеям.
Наступление Першинга на центральном участке захлебнулось, и Фош потребовал помощи американцам с соседних участков полосы наступления. 22 октября проснулись от долгого сидения британцы, но за первые сутки ожесточенных боев, бравые томми не продвинулись далее первой линии вражеских траншей. Немцы зубами держали свои позиции и не собирались их никому уступать.
Что касается генерала Мурашевского, то он вообще отказался идти в наступление, сославшись на неготовность своих частей к штурму вражеских укреплений. Его позицию поддержали марокканцы, полностью разделявшие доводы «белого генерала». Фош подзуживаемый Пэтеном обрушил на Мурашевского град упреков и угроз, но тот стоял на своём, твердо заявив, что если ему не будут мешать, то через два дня он непременно прорвет вражескую оборону. В словах русского командира было столько уверенности и достоинства, что генералиссимус, предпочел не обострять разногласия в союзном стане. Пристально глядя в глаза Мурашевского, он объявил, что согласен подождать указанный срок, но в случаи неуспеха с генералом будет совсем иной разговор.
