— Вот и все, — повторил Пирс. — Точно, Ди, теперь тебе конец. Остается одна надежда — иди к директору и поговори с ним.
— Ни за что, — ответил я. — Только не с Дамблдором. И вообще, ненавижу просить за себя у сильных.
Пирс снова покачал головой и сел.
— Гордый, да? — спросил он. — Ну и вернешься опять в свой интернат.
— Не вернусь, — сказал я. — Я теперь маг.
— Ты не имеешь права колдовать за пределами Хогвартса, а если будешь, тебя отправят в Азкабан.
— Пусть попробуют, — я усмехнулся. — Пусть сначала доберутся.
— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — в изумлении произнес Пирс. — Ты третьеклассник! Да ты даже не заметишь, как они тебя схватят! Ты хоть раз был под Imperio? Не был, и даже не знаешь, как при этом люди себя чувствуют. И он собрался сражаться с профессиональными аврорами! Ха! Иди лучше к Дамблдору, пока не поздно.
Но не успел я ему возразить, как дверь в спальню открылась, и к нам вошел Нордманн.
— Значит так, — сказал он, быстро обежав глазами комнату и остановившись на мне. — Тебя вызывает директор. Велено доставить прямо к кабинету, так что давай, заканчивай свой базар и пошли.
— Ну вот, все само разрешилось, — сказал Пирс и добавил без тени улыбки: — Только не дерись с ним.
Я нашел в себе силы усмехнуться и вышел в коридор. Нордманн повел меня на седьмой этаж к директорскому кабинету с каменной горгульей у входа.
— Я даже не спрашиваю, что ты наделал, — мрачно сказал он, поднимаясь по лестнице. — И дураку ясно, что Дамблдор в бешенстве. Видел бы ты его за ужином… никому кусок в горло не лез. Так что мой тебе совет — лучше не нарывайся. Говорят, вы со Снейпом серьезно поцапались?
— Кто говорит? — спросил я.
— В этом замке всюду уши, — философски заметил Нордманн. — На будущее имей это в виду.
— Если оно у меня есть, — хмуро вздохнул я. Больше мы не разговаривали до самой горгульи.
Как только мы оказались перед статуей, она отпрыгнула в сторону, открыв за собой движущуюся лестницу. Нордманн похлопал меня по плечу и подтолкнул вперед. Хотя его неожиданное дружелюбие нисколько меня не утешило, я все же решил, что даже если меня выгонят, я не пропаду. Восстановлю старые связи, зайду к китайцам, позвоню двум-трем знакомым… У тяжелых дверей в директорский кабинет я помедлил, собираясь с духом, а потом уверенно постучал. Дверь медленно отворилась, и я вошел внутрь.
В кабинете Дамблдора было тепло. В камине тихо гудел огонь, кое-где стояли свечи. Феникс по имени Фоукс, нахохлившись, сидел на большом насесте у двери. Однако несмотря на весь этот огонь, атмосфера в директорской точно соответствовала тому, что сказал Пирс — "молчи и бойся". Дамблдор стоял у окна, глядя на залитые лунным светом леса и горы. В кресле у стола сидел Снейп. Когда я вошел, он не взглянул на меня — впрочем, как и директор. Я сделал шаг от двери и остановился, бессознательно заложив руки за спину. Некоторое время в кабинете было слышно только потрескивание поленьев в камине да шуршание крыльев Фоукса. Если эта немая сцена предназначалась для того, чтобы поселить в моей душе (точнее, если верить словам Снейпа — в моей расколотой душе) страх, сомнения и чувство вины, то затея провалилась. Огонь был моей стихией: я любил его и опирался на его силу во время тренировок, так что сейчас напряжение, которое было во мне перед дверьми кабинета, исчезло. Я успокоился и ждал, что же будет дальше — и чем бы все ни закончилось, я знал, что справлюсь.
Наконец, Дамблдор обернулся. Лицо его было таким же непроницаемым, каким обычно бывало лицо Снейпа, а в очках отражался огонь камина. Для разнообразия, Снейп сейчас представлял его полную противоположность. Не знаю, что за разговор был у них до меня, но Снейпу явно пришлось несладко. Он сидел почти на краю кресла, сгорбившись и сцепив руки на коленях; длинные черные волосы закрывали пол-лица, и весь он был похож на неопрятную ворону.
Дамблдор уселся в свое кресло и посмотрел на меня. В его взгляде трудно было что-то прочесть, но мне бы тоже кусок в горло не полез, окажись я сейчас с ним за обеденным столом.
— Профессор Снейп рассказал мне суть произошедшего на ваших дополнительных занятиях, — негромко произнес Дамблдор. — Не буду скрывать, все это крайне печально. Вряд ли вас может извинить тот факт, что бессмысленное убийство несчастного старика было коллективным, и что вам тогда исполнилось всего девять лет. Вы, безусловно, были способны отличать хорошее от плохого и отдавали себе отчет в том, что совершаете преступление. Остается лишь надеяться, что ваше раскаяние искренне, и всю свою энергию вы будете направлять в конструктивное, положительное русло. — Дамблдор помолчал. — Я не судья, Линг, и не собираюсь выносить вам приговор, взывать к вашей совести или требовать от вас демонстрации чувства вины. Я убежден, что у человека всегда есть возможность и силы изменить себя, попытаться исправить то, что он совершил, и сознательно выбрать правильный путь… Не буду читать вам лекций о морали и нравственности — в свое время они наверняка набили вам оскомину. Ответьте мне только на один вопрос — какого понимания вы хотели добиться от профессора Снейпа?
Снейп сжал кулаки. У меня создалось отчетливое впечатление, что речь Дамблдора относилась не ко мне одному.
— Дело в том, — начал я, осторожно подбирая слова, — что тогда я, скорее всего, неверно выразил свою мысль. Я не имел в виду ничего плохого и не хотел обидеть или оскорбить профессора Снейпа. Я лишь хотел сказать, что у нас схожий прошлый опыт в смысле… — Кажется, я опять попался в ту же ловушку. Снейп поднял голову и смотрел на меня с ненавистью, с которой, бывало, смотрел на беднягу Поттера. Это было крайне неприятно, но мне ничего не оставалось делать, как продолжать. — В смысле работы на плохих парней. И всё.
— На плохих парней, — задумчиво повторил Дамблдор, переплетя пальцы и внимательно разглядывая их так, будто в данный момент они занимали его больше всего. — Что ж, с этой точки зрения у вас с профессором действительно много общего. Но это совсем не означает, что он должен был проявить понимание. — Дамблдор посмотрел на меня.
— Я и не считал, что он должен, — ответил я, начиная слегка заводиться. Мне не нравилось, что мы всё сводим к Снейпу — в конце концов, кого тут отчитывают, меня или его? — Я вижу, что мне не следовало об этом говорить, и больше не намерен этого делать. Равно как и обсуждать то событие. Это было ошибкой, и она не повторится.
— Это не было ошибкой, Линг, — возразил Дамблдор. — Но, возможно, вам следовало поговорить об этом с кем-то другим.
