— Из всего вышеизложенного следует, что одна четверть квоты, которая будет внесена Российской Империей в Международный Валютный Фонд золотом частично в слитках, частично неполноценной золотой монетой, так называемой бойкотной, иначе говоря, олимпийской чеканки 1980 года…
— Эриксен, сию же минуту варите кофе заново, этот выкипел!..
А кроме того, все равно все не прочтешь и не прослушаешь. Так, для порядка, прочесть нужно основные бумаги с наиболее звучными подписями. С остальным пусть О'Хара сам возится. Кстати, вчера предиктор как бы невзначай обмолвился генералу, что этот самый О'Хара натуральный болгарский шпион, работающий на весь восточный блок сразу и еще на кого-то. Ну, вот и пусть работает, тем более что почти все его силы уходят в Элберте на блокировку от телепатов, — даром они уходят, кстати, от телепатов прикрыться можно, а от пророка? Пусть, в конце-то концов, советские боссы и узнают хоть что-то. Авось будут среди них и те, кто препятствовать реставрации Романовых не очень склонен, они, судя по предсказаниям, даже и службу не должны бы потерять, хотя Павел Романов, с которым, увы, уже нужно считаться, настроен против них в высшей степени. Ну, а те, что сопротивляться собираются, — пусть тем более знают, недаром у них у всех дачи — у кого под Ментоной, у кого возле Майами. Шеф полиции, милиции советской то есть, Витольд Безродных, насмешил весь западный мир тем, что выстроил себе дачу с искусственным климатом на Земле Фредерика VIII в Гренландии, причем строительство заложил уже давно, когда Гренландия только-только независимость получила, достроил только теперь, но со спутников вся стройка фотографировалась регулярно, а фотографии, как и полагается в демократическом обществе, регулярно выкрадывались и публиковались во всем мире. Не позавидуешь ему, климат там не хайнаньский, впрочем, у него он все равно искусственный… А что референт шпион, так уж лучше добросовестный шпион-труженик, чем преданный дурак вроде Эриксена, который два раза одинаковый кофе сварить не может.
— Положительное сальдо платежного баланса…
— Налейте и себе, О'Хара. Вы совсем засыпаете. К сожалению, спиртного сегодня нельзя, от Джексона тогда не избавимся.
Бестселлер Освальда Вроблевского, подготовленный, кстати, еще в сентябре, а теперь изданный огромным тиражом и спешно переводящийся на основные мировые языки, — перевод на русский уже в типографии, кстати, — тоже валялся на столе Форбса. Автор, профессор Гарварда и довольно известный беллетрист, исключительно бойко разворачивал повествование о жизни старца Федора Кузьмича, начиная с трагических таганрогских дней, со странного прощания с закрытым гробом. Книга изобиловала таким количеством трогательных подробностей, что, пожалуй, следовало ожидать в ближайшее время увеличения числа прихожан в русских церквях. Пусть. Не Форбсу, то ли конфуцианцу, то ли буддисту, он и сам плохо понимал, кто он на самом деле, было бороться с такими вещами. Автор книги, кстати, проводил интересную мысль, что самая прекрасная и законная форма государственного правления — сантократия, форма государства, при которой во главе правительства стоит святой человек. А если не святой, их вообще-то мало, то пусть правит потомок святого. Воздавалось должное и императору Константину Багрянородному, и королю Людовику Святому, заодно уж и мученику Николаю Второму, хотя тот и происходил из младшей линии узурпатора Николая Первого. Мол, уж если б оставались у него сейчас какие-нибудь прямые и законные потомки, то вполне можно бы ставить вопрос так, чтоб в России было два царя сразу, что уже имело место в прошлом. Но — увы. Вел повествование Вроблевский убедительно и аргументированно, ссылаясь на подлинные документы, частью давно заготовленные институтом Форбса, частью аккуратно фальсифицированные, — время не терпело, важна была цель, а не средства. Когда Павел станет императором, на место фальшивок можно будет вставить подлинные документы, подготовить новое издание. Вроблевскому, кстати, принадлежала также и богатая мысль о том, что истинной целью русской революции 1917 года было лишь свержение младшей линии дома Романовых, безусловно, с целью возведения на престол царя из старшей ветви династии. Октябрьский же переворот пришлось устраивать потому, что революция начала перерождаться, и, дабы закрепить ее завоевания, дабы выполнить подлинные предначертания судьбы, как раз и встал во главе России кремлевский мечтатель. Разве не писал он о прогрессивности войны 1812 года? А ведь именно старец Федор Кузьмич был в конечном счете победителем армий Наполеона! Ясно, в лучших своих грезах кремлевский мечтатель видел, как в России по окончании голода и разрухи престол перейдет к потомкам Федора Кузьмича. Он ведь уже объявил НЭП! Но — явился новый узурпатор, Сталин. Этот хотел короноваться сам. Однако не посмел, знал о том, что где-то цело, где-то сберегается подлинное семя русских царей. Поэтому он и способствовал массовым репрессиям, надеялся на закон больших чисел — мол, чем больше народу погибнет, тем вероятней погибнут и наследники русского престола. И тысяча книксенов русскому народу. Пусть его, так надо. Лишь бы не стали американского подданства всей страной требовать. Со дня на день, кстати, должен был выйти на экраны двухсерийный голливудский боевик «Анастасия Первая» — повесть о любви юной сибирской дворянки и старого императора.
— И сама перспектива принятия Российской Империи в Международный Валютный Фонд, несомненно, может рассматриваться только как явление глубоко положительное и для самой организации, и для США в частности.
— Отличная мысль, О'Хара. Полагаю, ее одну только и вставьте в доклад. Интервью Пушечникова постарайтесь сократить раз в десять. Все понятно будет из одного абзаца, почти из любого. Позвоните Эриксену, пусть и нам индейки принесет, что ли…
Некоторые моменты дела Реставрации возникли совершенно случайно, их никто не планировал. Например, коллекционерский бум: спешно повылезали откуда-то «Рубли Старших Романовых», из которых по крайней мере один, первый, был наверняка подлинным. На рынок филокартистов выскочили тоже ранее неведомые открытки начала века, с золотым обрезом, парижского издания Лапина — портреты старца Федора Кузьмича и даже «царевича Алексия Старшего». Не вызывало сомнений, что и прочие «Старшие Романовы» тоже всплывут очень скоро — на рынках нумизматов, филокартистов, филателистов, коллекционеров автографов и еще неведомо чего. Но всего неожиданней оказалось интервью, данное знаменитым писателем Пушечниковым. Пушечников, лауреат Нобелевской премии, был посажен в СССР за решетку, ибо отказался от этой премии отказаться. Вскоре, впрочем, советское правительство обменяло его на приличную статую с острова Пасхи: руководитель страны, впадая во все более непроглядный маразм, решил такие статуи коллекционировать. Пушечников обосновался в Штатах, купил кусок леса под Сиэтлом, что-то там себе выстроил под жилье и стал регулярно из этого леса выходить с посохом, везя за собой на тележке рукописи новых романов, а чаще переработанные и исправленные в безнадежно худшую сторону варианты старых, тех, за которые шведы ему дали премию. Пушечников давал одно-два интервью, потом произносил пять-шесть пророчеств, обычно свидетельствовавших о его полном незнакомстве с бюллетенем ван Леннепа. А неделю назад вышел он из лесу без всякой рукописи и дал интервью приблудившемуся корреспонденту Эй-Би-Си. Писатель поведал о том, что во время своего краткого пребывания в ДУБРОВлаге, в первый же год после четвертого ареста, он оказался соседом по нарам некоего старого человека, одного из лучших учеников русского историка Ключевского. Что с тем человеком сталось позже, Пушечников не знал и поэтому пока не решался назвать его фамилию — вдруг тот оказался бы жив по сей день, хотя вряд ли, ибо в ДУБРОВлаге в сорок восьмом году ему было уже далеко за восемьдесят. Так вот, вспоминал Пушечников, старик еще тогда рассказывал ему историю Старших Романовых как услышанную лично от Ключевского, и вот именно тогда, как раз тогда — тут Пушечников переходил на пророческую интонацию — особенно буйно возросло в его, пушечниковской, душе чувство боли за Россию, чувство истинно монархистское, чувство стыда за страну, подлинного царя которой предали те самые декабристы, которые Герцена с теплой койки согнали, из-за которых весь растреклятый коммунизм и приключился!
— Окончательный меморандум Международного Валютного Фонда…
— Да хватит уж, О'Хара. Вы ведь… э… католик, а я вас Рождества лишаю. Вызовите Эриксена, а то он от сожранной индейки скоро кулдыкать начнет.
О'Хара исчез мгновенно, — сразу видно, что профессионал. На мгновение Форбс расслабился и мысленно вернулся в свой частный кабинет, к китайским свиткам. На сей раз — к висевшему слева от стола «Портрету неизвестного императора эпохи Южная Сун». Хотя… Увы, последнее время Форбс уже ненавидел само слово «император», одна радость, что китайское «ди» — это много больше, чем «император». Да и вообще — куда России до Китая. Древнего. Генерал вздохнул и мысленно вернулся на службу, где ждали своего прочтения сводки монархистских настроений в стройных рядах советского правительства, среди рабочих московских автозаводов, в разных других слоях, экономические прогнозы, прогнозы реакции со стороны КНР, Тайваня, Японии, Англии, Франции, еврокоммунистов, советских диссидентов, израильского кнессета, архаистской фракции гренландского риксдага, князя Лихтенштейнского… Вошел Эриксен, и одновременно загудел селектор. Звонил секретарь мага Бустаманте, Нарроуэй. Звонил по прямой: значит, случилось что-то важное и Бустаманте не может позвонить самостоятельно. Генерал ткнул в клавишу:
