«Нам следует помнить, что те, кого мы зачастую именуем москалями, себя зовут русскими – как звала себя литовская шляхта, пока не приняла польскую культуру… Именно эти люди дали лучшие примеры посполитой доблести! Или у них были «москальские» души? Если мы, оставаясь в империи, сохраним свою душу и увлечем «москалей» нашей культурой – Польша протянется до Амура! И русское правительство этому нисколько не препятствует».
Адам рассказывал все, о чем знал, – горячо и сбивчиво. Грейс тогда уяснила, что полякам с русскими повезло малость побольше, чем ирландцам с англичанами: землю не отняли, веру не запретили. А остальное… разобраться в этом нельзя. Можно только выбрать сторону среди разделенного народа. Ту, на которую зовет сердце. Так и сказала:
– Мне не важно, кто у вас прав. Я просто люблю тебя…
С этого и следовало начинать, не так ли?
С корабля миссис Мецишевской пришлось уйти. А вместо госпиталя – принять санчасть завода. Так она оказалась в идущем на Ричмонд эшелоне. И у постели Алексеева, который за время пути узнал немало о том, какой у него хороший был старший помощник… и каким славным капитаном, оказывается, был он сам.
Потянулись недели выздоровления. К тому времени когда Алексеев, осторожно опираясь на трость, вышел погулять под августовским солнышком, рейд Киллпатрика – Далгрена стал историей. На Севере демократы использовали историю для того, чтобы вычистить радикальных республиканцев из коалиционного правительства. Военный секретарь Стентон арестован – не за преступный приказ, но за попытку командовать армией в обход Верховного главнокомандующего. Командовавший кавалерийским корпусом, что совершил рейд, Киллпатрик изгнан в отставку – позорным образом, словно вор, прогнан сквозь строй солдат, которых едва не сделал убийцами.
Зато одноногий Ульрик Далгрен остался обманутым героем. Инвалид, не сложивший оружия, патриот, преданный собственным командованием… Человек, согласившийся выполнить бесчестный приказ ради родной страны. Почти икона.
У города появились новые герои. Частью русские, частью свои. Прорыватели блокады ушли куда-то на задний план. Теперь в моде командиры крейсеров. Те, кто оттягивает неприятельские силы вдаль от города. Те, кто захватывает суда под носом у северных, британских и французских боевых кораблей. Давно стала историей «Алабама». Славный корабль не потоплен врагом, его сгубил мятеж команды, состоящей из англичан. Говорят, Семмс застрелил пятерых… Но южный крест был спущен, и ему на смену пришло полотнище противоположных цветов – с красными крестами на синем. Вражеский – и не только по выверту политики, но и по правилам геральдики!
Из прежних кумиров благосклонным вниманием общества продолжает пользоваться лишь Норман Сторм Портер. Уж больно лихо ходит по пылающим морям! Даже закон об обязательном занятии половины трюмов военными грузами не привел его в уныние.
– Лекарства тоже дают неплохую прибыль, – объясняет капитан всем желающим, – а вторая половина вся моя. И уж теперь ни один злой язык не скажет, что я не выполняю долга перед Конфедерацией.
Один находится немедленно. Но произносит обвинение тихо. Для двоих.
– Вы неплохой гражданин, только и всего. Долг, закон… И ничего от себя. Ваши прибыли почти не упали. А что будет после закона о роскоши?
Мистер Портер смеется. Да, странная троица сейчас прогуливается вдоль берега реки – или уже гавани? Вода тут не пресная и не соленая – а хорошо перемешанная колесами и винтами пароходов. Девушка, которой прилично гулять одной, – в сопровождении «кольта». Моряк, раненный в сражении на суше. И другой – наверное, последний штатский призывного возраста в городе.
– Сверну дело, – признается Норман, – и придумаю что-нибудь другое. В начале войны можно было неплохо погреть руки на военных поставках, но с нынешней мобилизацией… Может быть, попробую поохотиться за призами. Согласитесь, с моими навыками глупо записываться в серые ряды простым солдатом. Как моряк я гораздо нужней…
Да, Юг делает все сам. Вот только людей не хватает. Моряков – тоже. С суши отзывают!
– Полагаю, адмирал Такер будет рад. Не желаете броненосец? На стапелях аж четыре свеженьких.
– Чудищ с шестью машинами и столькими же валами? Нет, увольте. К тому же крейсер банально доходнее.
– Вы слишком меркантильны, мистер Портер.
– Можно и так сказать. А можно сказать, домовит. И, кстати, не женат… Ой! Ревнуете?
– Никоим образом… Просто вот такой неуклюжий.
Мистер Алексеев улыбается. Действительно, не корноухую же девицу ревновать самому красивому джентльмену Старого Света. И на деда Евгений Иванович по-прежнему похож. А что капитану Портеру на туфлю тросточкой оперся… Не случайно, разумеется. Просто, кажется, он взял на себя функцию отсутствующего Дэниэла. Брат опять в море.
Так что русский капитан – это всего лишь дело. Да, брат. По оружию. Закончится война – уйдет, как и корабль, которым он уже не командует, как и дюжина отцовских пушек – туда, в холодные туманы Балтики, к сверкающим снегам Петербурга, о которых столько рассказывала Люси Холкомб. А вот о кандидатуре мистера Портера стоит поразмыслить. Война не вечна, и муж, которому наплевать на условности общества, может оказаться как нельзя кстати. Может, они вместе создадут пароходство: Норману морская часть, Берте береговая…
Мисс ла Уэрта мотает головой. Снимает шляпу – девушке нельзя, офицеру можно! Начинает обмахиваться, вместо веера. Сейчас не время думать о глупостях. Война продолжается, и Конфедерации нужен лейтенант, а не невеста. Потому стоит поделиться с Алексеевым заводскими новостями. Может, он опять придумает штуку, которая поднимет производительность процентов на пять?
И все-таки осторожные расспросы начались. Вот, например, Грейс – теперь ее в поезд, идущий на войну, не возьмешь. Сияет изнутри, поглаживает живот. Счастливая… Может быть, она знает, как разглядеть в себе любовь?
– Как понять? А просто. Скажи, согласна ли ты будешь провести остаток дней, штопая носки этого человека…
Ну, штопанье носков – преувеличение. Но все же… Берта примерила это на себя – и с ужасом поняла, что ей совершенно не хочется в ком-то растворяться. Хочется быть собой. Не погулять еще годик, а именно оставаться собой. Гордиться «цыплячьими потрохами» на рукавах, делать важную работу для своей страны… И почитать в жизни главным именно это, а не ожидание с моря человека, пусть и самого дорогого.
Значит… нет?
По крайней мере, нет пока. Война длинная, и уж во время войны лейтенант ла Уэрта куда полезнее для дела Конфедерации, чем еще одна замужняя дама. А то и вдова.
А выздоравливающий офицер между тем хромает по батарее Грегга.
– Ну, как поживает наша леди?
Леди весом в тридцать пять тонн молчит. Целей на горизонте нет. Вот и приходится за молчунью отвечать командиру расчета:
– Отлично, сэр. Недавно получили новый станок и теперь играемся с мортирной стрельбой легкими зарядами. Если янки снова высадятся, их никакие окопы не спасут… А вторая англичанка уехала в Уилмингтон…
Алексеев рассеянно кивает. И – лезет на бруствер. Короткая боль стоит того, чтобы выпрямиться навстречу морскому ветру и чаячьему граю. Нет, его война – там. Туда он и направится. Как, на каком корабле – еще не придумал, но это сейчас не важно. Главное – он вернулся к морю и городу, в котором есть кому его ждать. И пусть мисс ла Уэрта сама не меняла ему повязок, она разговаривала с ним – каждый долгий день болезни. Делилась новостями и трудностями, рассказывала заводские и гарнизонные случаи, заставляя забыть о ране.
Следовало признаться самому себе – некто Евгений привык к обществу темноволосой девушки со звездами на вороте. Настолько привык, что хотел бы… Да. Вот именно. Чтобы она всегда была рядом. По крайней мере, на берегу. И, кстати, капитан-лейтенанту жениться можно. Жалованья, и того хватит семью содержать, а ведь есть еще капитал с призов… Хотя, сколько ни считай рубли в загашнике, с состоянием Уэрта ему не равняться. И нечего руками размахивать! На правду обижаются только дураки. Тем более, для Берты деньги явно не главное.
Или капитан-лейтенант русского флота, армейский полковник Конфедерации – временное звание, кажется, попросту забыли отменить – и георгиевский кавалер изволит трусить? Нет? Значит, завтра. И будь что будет.
Тяжелую буковую трость сменила легкая ротанговая. Алексеев уже почти не хромает. Выздоровел? Тогда почему так рассеян? Обычно слушает внимательно. Ему же интересно… Так повелось – с больничной койки. Тогда новости с завода Уэрты были для него, как говорят русские, светом в окошке. Теперь – привык и ждет продолжения бесконечной истории, которая – для нее и для него – никогда не будет скучной. А она может себе позволить полчаса прогулки – и болтовни! Работа неожиданно сделалась легче, чем всегда. Может быть, оттого, что в цехах больше не ждут, пока явится мисс Ла, а приносят готовые патентные заявки и торгуются за долю прибыли.
