Очнулся на полу. Опять в луже крови и с беспощадными гномами-террористами в башке. Пополз с передовой, как раненный боец, по-пластунски в санузел по привычному маршруту, оставляя за собой кровавую дорожку. Видать, очнулся чуть раньше, чем в прошлый раз — кровь еще не успела засохнуть. Эх, когда жу у меня санитарка появится, чтобы вытаскивала с передовой? Закинулся обезболивающим, залез в душ. Еще одна рубашка на выброс и джинсы надо застирывать. В зеркале снова тот вампир. Бррр, нет, так дело не пойдет — надо было раньше выныривать из видений! Все негативные последствия — из-за гибели марионетки. На сегодня хватит приключений, пойду-ка я спать.
* * *
Следующий день посвятил учебе. Я решил все равно достать авианосец, а для этого мне надо освоить пуск ракет. Полетал с двумя истребителями F-14, запоминая порядок действий пилотов, первого заземлил на обратном пути на базу в горной местности без всяких позывных, второго — когда он гонял сербский Миг-21. Я сначала не понял, куда он шмаляет ракетой, а когда увидел звезды на хвосте, сразу и перехватил управление. Вообще генерал — молодец, сохранил авиацию. Я наблюдал и за сербскими аэродромами, бомбежкам подверглись макеты самолетов. В прошлой жизни большинство самолетов сгорело на земле, а в этой только муляжи. Так что сербская авиация была пока жива.
Вынырнув из видений, увидел пропущенный от Мажорки. Перезваниваю.
— Привет, Петровна!
— Привет, — голос тусклый, безразличный.
— Чего грустим? Не получилось поиметь откатов от исполнителей на свадьбе?
— Чего? А, ты опять про деньги… Чего звонишь?
— Так про них и звоню. У меня твоя десятка лежит, заедь, забери.
— Да потом как-нибудь, не горит, — по голосу чувствую, не заедет.
— Не-не-не, потом будешь еще с меня проценты требовать. Давай, сам завезу.
— Как хочешь. Мне все равно.
— Диктуй адрес.
Продиктовала. Ну, что, пришло время, наконец, расчехлить Чайку?
* * *
В четыре часа был при параде в центре. Оделся в духе таксиста прошлого: черная кожаная куртка с белым шелковым шарфом, кожаный же восьмиугольный кепи с поднятыми на околышек круглыми очками, перчатки. Во-первых, все должно быть по-фэншую — хотелось соответствовать машине, а, во-вторых, не май месяц — несмотря на солнце, на улице еще довольно свежо со сложенной крышей. Дом на Остоженке, адрес которого мне продиктовала Наталья, выглядел дорого и находился за забором. Позвонил ей по телефону, вышел телохранитель.
— Нет, деньги отдам только лично в руки, чтобы вопросов не было. Пусть сама выходит.
Вышла в свободном сером спортивном костюме от Вилсона, кутаясь в модное пальто с капюшоном. Совсем без макияжа, длинные светлые волосы распущены. Я знал, что она красивая, но когда видно натуральную красоту без этих ухищрений с макияжем, то вообще отпад — мой красотомер зашкалило. Я как то слышал, как общались между собой девчонки в фитнес-центре: «Вот почему, когда ты накрашена и выглядишь просто идеально, вот никто не подойдет и не скажет комплимент! Зато, когда ты идешь после спортзала вся уставшая и растрепанная с минимумом макияжа, каждый желает познакомиться?» Согласен на все сто — потому что уставшие и без мэйкапа — вы настоящие. А к иной размалеванной кукле страшно подойти. Сотрешь всю красоту, и останется крокодил крокодилом.
— Ну? — глаза, как синие холодные льдинки.
— Баранки гну! Видишь, машину проветриваю, — я подпирал крыло открытого кабриолета, — застоялась за зиму, красавица. Садись, прокачу. Не все же тебе меня катать!
Приподняла бровь: — Ты же хотел деньги вернуть?
— Да на, держи, — я протянул ей конверт. — Пересчитай только, вдруг не хватает.
Молча забрала конверт и сунула в карман. Постояла в задумчивости, глядя на машину, глаза немного оттаяли.
— Мне без охраны нельзя.
— Так и будешь в клетке жить? — я кивнул на ажурную решетку забора, за которой маячил охранник. — Может, хватит прятаться от настоящей жизни?
Она нахмурилась, раздумывая.
— А что такое настоящая жизнь?
— Это когда сам решаешь, что делать, и вольный ветер в лицо. Ведь только им можно надышаться.
Наталья посмотрела мне прямо в глаза, выискивая что-то свое, и в ее глазах начал разгораться огонь. Она решилась: — Погнали!
Стремительным шагом двинулась к месту рядом с водителем, и я открыл перед ней дверцу. Села, заскочил сам, двигатель взревел и мы величаво тронулись — погнали к этой машине не подходит. Я уже говорил, что у ней двадцать секунд до сотни? Я лишь краем глаза отметил метнувшегося охранника, что-то передающего по гарнитуре. Ехали мы не быстро, но на старых узеньких улочках и не разгонишься, да и найти нас ее телохранителям в сети московских улиц еще тот кейс. Поэтому я спокойно выехал на Пречистенскую набережную и перед Кремлем свернул налево. Дальше проехались по Моховой, ловя улыбки туристов и обычных москвичей, которые выбрались на улицу погреться в лучах весеннего солнца. Некоторые приветственно махали руками, группа японцев дружно защелкала фотоаппаратами. Наталья откинулась на спинку и просто улыбалась. Объехав Кремль, двинул к Университету. Переезжая по мосту через Москву-реку, она подняла руки вверх, ловя встречный ветер, и от переизбытка чувств закричала: — Йухуууу!
Рассмеялась жизнерадостно. Ну, вот, другое дело, а то изображала из себя царевну-несмеяну! Доехал до клумбы — площади напротив главного здания МГУ со шпилем, спокойно припарковался. Сейчас еще можно, к двадцатым годам двухтысячных ментам надоест гонять мажоров на геликах и прокачанных тачках — они отгородят сразу всю близлежащую территорию. Вышел из машины, открыл перед дамой дверь.
— Поручик, ты ли это? Не узнаю. Наверное снег пойдет — такой галантный! — я подал ей руку, чтобы помочь выйти.
— Мадам! То есть, мадмуазель! Я понял, что был не прав. Видите мои покрасневшие глаза? Это я всю ночь перечитывал Ржевского в оригинале. Мне открылось, что я действовал не по канону. Должен был сыпать комплиментами, а говорил гадости. Нет мне прощения! Мадмуазель, вы прекрасны!
— Опять врете, поручик! Я же без макияжа и без прически! — она посмотрела в боковое зеркальце двери пассажира и ужаснулась: — Вот лахудра! Это ты виноват! Похитил меня из дома!
— Сознаю свою вину.
Меру. Степень. Глубину.
И прошу меня направить
На текущую войну.
Нет войны — я все приму —
Ссылку. Каторгу. Тюрьму.
Но желательно — в июле,
И желательно — в Крыму!
— Шут! — она немного привела волосы в порядок руками и выпрямилась.
— Пойдем, — я ей протянул ей руку. Она, не долго думая, взялась, и мы пошли, держась за ручки, как в детстве.
Дошли до смотровой площадки. Еще не возвышаются шпили Москва-сити, и нет фуникулера через реку. Обычная апрельская Москва с голыми деревьями и островками снега около горнолыжного трамплина. С реки подул холодный ветер, и Наташа зябко укуталась в пальто. Обняв, прижался к ней сзади, чтобы согреть. Ее волосы пахли волнующим запахом молодости и весны. Не удержавшись поцеловал ей ушко. Она прижалась сильнее и стала водить головой, подставляя для поцелуев неисследованные участки. Затем мы целовались до опухших губ, пока окончательно не продрогли.
— Давно хотел показать тебе свой аквариум. Поехали ко мне?
Пожала плечами. Ну, поехали, посмотрим на твоих рыбок.
Вспомнила об аквариуме, когда мы уставшие лежали на кровати. Она перевернулась на живот и водила пальчиком по моей голой груди:
— Ну, и где твои рыбки? Обещал показать.
Потащил ее на кухню, достал из холодильника шпроты и мартини. Открыл, показал.
— Я так и знала, что тебе верить нельзя! Это был твой коварный замысел! Ты затащил меня в берлогу и грязно надругался!
— А чего тогда поехала?
— Конечно же, чтобы рыбок посмотреть!
Потом мы болтали, она сидела в моей футболке у меня на коленях, а я пытался исследовать скрытое тело, за что получал по рукам. Еще я травил анекдоты и шутил, а она смеялась и говорила, что мужчины с хорошим чувством юмора опасны. Они заставляют тебя смеяться, смеяться и смеяться, а потом бац, и ты голая. Отвечал, что женщины с чувством юмора еще опасней. Смеешься, смеешься, бац и ты женат, ипотека и трое детей. Через некоторое время опять обнаружили себя в постели.
