— Вернулись братки! Девятнадцать дней в межпланетном пространстве! А может, чаю за встречу? Водки не держу, извини, Иваныч! Боюсь соблазниться.
— Давай чаю, — согласился Валентин Иванович. — Гореликов! Покажи, где вы шкатулку нашли.
— Вот здесь.
Я подошёл к окну. На подоконник была прибита аккуратно выпиленная свежая доска.
— Я её пока на маленькие гвоздики посадил, — объяснил дядя Слава. — Так и думал, что кто-то ещё посмотреть захочет. Только нет там больше ничего — я всю щель обшарил.
Я взялся за доску снизу и легко приподнял. Короткие гвозди с лёгким скрипом вышли из дерева.
Валентин Иванович заглянул в нишу под подоконником.
— Как же вы сообразили, что там что-то может быть? — спросил он.
— Мы хотели окно помыть, — объяснил я. — встали на подоконник, а он треснул. Там по бокам пропилы были, залитые краской.
— Понятно.
Валентин Иванович внимательно осмотрел нишу и отвернулся. Я поставил доску на место и пристукнул кулаком по краям. Гвозди легко вошли в старые отверстия.
— Чайку! — сказал дядя Слава, внося в комнату три разномастные кружки с горячим чаем. Сейчас сушки принесу!
Мы с удовольствием выпили горячего чаю с сушками и сахаром. Сахар дядя Слава держал твёрдый, кусковой — его приходилось колоть на четвертинки специальными маленькими щипчиками.
— Спасибо тебе, Санёк! — вдруг сказал дядя Слава.
— За что? — удивился я.
— За то, что отнёсся по-человечески. Думаешь, я не знаю, каково с алкашом возиться? А я ведь алкаш и был.
— Ты не алкаш, дядя Слава, — ответил я. — Ты фронтовик и работяга. Да ещё и аристократ по совместительству. А то, что временно с рельсов сошёл — так это с каждым может случиться.
— Иди ты — аристократ! — фыркнул дядя Слава.
Валентин Иванович с интересом смотрел на нас.
— Вы, юноша, мудры не по годам, — заметил он. — Так и быть — уважу вашу просьбу. Уговорю Виктора организовать нам пропуск в Приморск.
— Спасибо, Валентин Иванович! — обрадовался я.
— Да не за что, — отмахнулся декан. — Чутьё подсказывает мне, что ваши выводы могут оказаться верными. А ты, Слава, готовься на свой завод. Только уж не подведи нас. Я на тебя надеюсь!
Валентин Иванович и дядя Слава обнялись напоследок в коридоре, и мыс деканом вышли на улицу.
— Валентин Иванович! — решился я. — А этот ваш друг Виктор... он где работает? В КГБ?
Валентин Иванович повернулся ко мне.
— Не работает, а служит. А вы почему интересуетесь, юноша?
— У меня к вам есть ещё один важный разговор, — решился я. — Думаю, вашему другу он тоже будет интересен.
Июнь 1970-го года. Балтийск — Приморск
Первым делом у нас с Валентином Ивановичем забрали паспорта. Затем дежурный в стеклянной будке позвонил куда-то по телефону и строго сказал:
— Ожидайте.
Я прислонился к стене. Сердце колотилось, то проваливаясь в пятки, то подпрыгивая до самой гортани. Странно — всё уже сделано, метаться и отступать поздно. А стресс разгулялся на полную катушку.
Подобное я замечал за собой и в прошлой жизни. В самые критические минуты я всегда оставался абсолютно спокойным. Лишь мозг бешено работал, просчитывая варианты. И только когда кризис заканчивался, коленки у меня подгибались, на лбу выступал пот, а руки начинали трястись, как у алкаша с похмелья.
Мог я ничего не предпринимать? Мог. И, скорее всего, так бы и поступил — если бы не приезд Валентина Ивановича. Сидел бы тихо, дожидаясь даты отъезда, и надеялся, что меня выпустят из города. Вот только уверенности в этом у меня не было. Долго ли ссадить с поезда рядового студента под предлогом тщательной проверки личности? А потом — ну кто сможет меня разыскать? Света? Ребята?
Конечно, они не бросят меня в беде. Кинутся звонить по инстанциям, писать запросы. И ожидаемо наживут себе неприятностей. Если есть хоть малейшая возможность это предотвратить, я обязан ею воспользоваться.
— Проводи в триста двадцатый, — сказал дежурный подошедшему солдату и открыл нам вертушку проходной.
Триста двадцатый кабинет находился на третьем этаже. Окна были забраны частыми решётками, и мне поневоле вспомнилась метафора про небо в клеточку. Несмотря на это, сам кабинет выглядел даже уютным. Правда, уют этот был каким-то казённым — большой кожаный диван, электрический чайник и сахарница на маленьком столике возле окна. И фикус в большой деревянной кадке.
Хозяин кабинета поднялся нам навстречу из-за большого письменного стола. Стол был обтянут плотным зелёным сукном, чтобы не скользили бумаги, и не царапала лист документа перьевая ручка. Этот стол производил впечатление чего-то вечного, неизменного.
Хозяин кабинета оказался под стать мебели — невысокий, крепкий, широкий в плечах. В коротко стриженых, когда-то тёмных волосах теперь пробивалась заметная седина. Массивная квадратная челюсть выдавала тяжёлый характер, а взгляд прищуренных глаз был цепким и бесцеремонным.
— Проходи, Валя, проходи! — сказал он декану, пожимая ему руку, а другой рукой похлопывая по плечу. — Кофе?
— Не откажусь, — согласился Валентин Иванович. — Индийский?
— Индийский, — кивнул хозяин кабинета. — Другого позволить себе не могу. Должность обязывает. Но зато есть молоко!
Оказывается, за массивным сейфом в углу кабинета притаился маленький холодильник. Виктор достал из него запотевшую бутылку молока. Вдавил пальцем серебристую крышечку из фольги.
— Свежее. Утром покупал.
Он насыпал в чашку две ложки молотого кофе. Взял в руки сахарницу и вопросительно взглянул на Валентина Ивановича.
Декан покачал головой.
— Без сахара. Не тот возраст уже, чтобы на сладкое налегать.
Виктор налил в чашку кипяток и разбавил его холодным молоком. Протянул чашку Валентину Ивановичу.
— Посиди пока на диване, Валя. Попей кофе. А мы с молодым человеком побеседуем.
Он окинул меня тяжёлым взглядом.
— Меня зовут Виктор Петрович. Садись к столу и рассказывай всё по порядку. Как ты понимаешь — я твой рассказ смогу проверить вплоть до шага и минуты. Так что врать — себе дороже выйдет. Что-то утаивать — тоже. Итак?
Я начал с того момента, как очнулся на моле, но Виктор Петрович сразу же меня перебил:
— Кто договаривался о покупке янтаря?
— Сева Небросов, — ответил я. — Эти парни сами к нему на улице подошли и предложили.
Виктор Петрович что-то записал на листе бумаги.
— Дальше.
Я рассказал, как меня
