взгляды Булгакова и Бердяева.
Я аж икнул — нас и так честят левыми и радикалами, а тут еще самые натуральные эсдеки желают войти в партию! Правые в Думе с ума сойдут от таких раскладов, но, с другой стороны, повышаются возможности для политического маневра в будущей думе, да и неготовые к сотрудничеству социалисты лишаются части своих возможностей. И это не говоря о пере Горького!
— А как же ваше партийное руководство, Александр Александрович? — все-таки уточнил я. — Вот ей-богу, ни мне, ни «Небесной России» не нужны свары с эсдеками.
— Наше партийное руководство, — ответил Богданов саркстически, — в лице господина Ульянова крайне увлечено деятельностью в Военно-промышленном комитете.
— Ну, Владимир Ильич же не один руководитель.
Богданов только рукой махнул:
— Ну вот я член ЦК, например. Зиновьев — смотрит в рот Ульянову, Красин и Кржижановский с головой ушли в свои инженерные дела, Чхеидзе увлечен масонством, Малиновский вообще оказался агентом охран…, ах простите, комитета государственной безопасности!.
— И все, больше никого нет?
— Остальные — своего рода непримиримые, с ними каши не сваришь, одна подпольная борьба на уме.
Интересно девки пляшут… Неужели разброд и шатания у протобольшевиков это результат моей деятельности? Эдак и загордиться можно…
— Именно так, — протирая пенсне поддержал Богданова козлобородый. — Голощекин, Свердлов и еще несколько членов ЦК и слышать не хотят о работе в Думе.
Я вопросительно уставился на него.
— Прошу прощения, я не представился — Луначарский, Анатолий Васильевич.
Оппаньки, да ведь он сам был как раз против работы в Думе! Ну, если я правильно курс истории партии помню. Нет, точно в зоопарке что-то большое сдохло…
* * *
Переход богостроителей, вопреки ожиданиям, прошел тихо — Богданов весьма верно оценил обстановку, а эсеры так вообще порадовались ослаблению своих извечных конкурентов в социалистическом движении. Теперь у нас было в Думе техническое большинство и возможность куда глубже влиять на дела в государстве. Впрочем, это означало и более глубокие контры с Царским Селом.
Но пока все, затаив дыхание, следили за событиями на фронтах. Масовая переброска австро-венгерских войск на юг ослабила карпатский фронт и Главный штаб дал отмашку Брусилову. Алексей Алексеевич не подвел и нанес несколько ударов в Галиции (я, кстати, до сих пор сомневаюсь, что там был гениальный замысел — просто били везде и сразу, в одном месте и лопнуло), и прорвал ослабленные австрийские позиции сразу в трех местах. Уже наученные прошлым опытом командиры немедленно ввели в прорывы кавалерию и броневики при поддержке самолетов, уже битые австрийцы дрогнули и покатились назад, оставив своих союзников-немцев разбираться самим.
Через неделю русские войска вышли на карпатские перевалы и казачьи лавы хлынули на венгерские равнины. Почуяв, что страна может уйти из рук, венгры во главе с Михаем Карои объявили о создании «правительства национального спасения» и затребовали переговоров, для чего в Софию срочно отправились Милюков, сэр Эдвард Грей и новый итальянский министр иностранных дел Антонио Соландра.
Быстро нараставшие брожения в Венгрии (а кому охота оставаться среди уже очевидно проигравших?) автоматически привели к брожениям и в венгерских частях, вплоть до того, что некоторые, по призыву правительства Карои снимались с фронта и сдеовали в Будапешт. Боевой устойчивости двуединой монархии это никак не способствовало, ее фронтовые районы охватил хаос — следом за венграми потянулись словаки, хорваты, чехи, русины и прочая, прочая, прочая… Не имея возможности уйти всем полком, они попросту дезертировали тысячами и вскоре затрещавшая по всем швам империя с грохотом обвалилась.
Немцы успели только оккупировать Богемию с ее заводами и эта новость вызвала резкий скачок желающих записаться в Чехословацкие легионы среди находящихся у нас в плену чехов и словаков. Русские войска, занявшие Мишкольц и Кошице, где их встречали цветами, развернулись на Краков, немцы спешно снимали войска с Западного фронта, чем тут же воспользовались союзники.
Французы начали наступление в Бельгии, английский флот совершил набег на базу в Киле, протащив торпедные катера на коммерческих кораблях под нейтральным флагом. Пофиг, что из двух десятков катеров немцы утопили больше половины, зато веера торпед нанесли Кайзерлихмарине невосстановимый в ближайшие год-два ущерб, а значит, немецким морякам пришлось запереться в базах, как недавно австрийским.
А еще англичане и французы наконец-то скопировали «Святогоры» и принялись методично долбить фронтовую логистику бошей…
Так что телеграмме Макса цу Фюрстенберга, в которой он «выкинул белый флаг» и попросил мирные переговоры — я даже не удивился.
1915, Санкт-Петербург
5:30, крыша небочеса «Россия»
Каждый рассвет уникален. Мало что может сравниться по красоте с тем мгновением, когда первый солнечный луч появляется из-за горизонта, а затем весь город, улица за улицей, наполняется тёплым светом.
Вот белеют куполами Смольный институт, где уже не будет «штаба восстания», и Смольный собор, от парадного входа которого идет прямая Шпалерная улица.
Вот она проходит мимо Таврического дворца, где уже не устанет караул и куда через несколько часов предстоит ехать и мне — работу в Думе никто не отменял.
Справа, за изгибом Невы дымят паровозы на путях Финлядского вокзала, перед которым не будет выступать с броневика статский советник Ульянов, товарищ председателя Военно-промышленного комитета. Еще правее встают трубы заводов Выборгской стороны, где уже кипит работа и через несколько часов откроются школы.
А Шпалерная, прямая, как стрела, идет дальше, мимо зданий Кавалергардского полка, первым из гвардейских вернувшегося в Питер. Да, заслужили и вернулись, правда, немалой ценой — почти полностью выбиты те аристократы-кавалергарды, кто служил в самом блестящем полку гвардии до войны. Жили они, может, и негодно, но умирали на фронте честно, согласно долгу и присяге, в тылах не прятались.
Дальше… дальше тюрьма на Шпалерной, которая так и останется просто тюрьмой и не обретет мрачную славу «Дома предварительного заключения», не будут в ее стенах сидеть академики, маршалы, поэты и философы…
Венчает перспективу золотой шпиль Петропавловки, с которой не будет выстрела-сигнала к штурму Зимнего, да и самого временного правительства не будет, у нас конституционная монархия, парламент и все положенные плюшки.
Сзади раздалось деликатное покашливание.
— Еще минуток десять, а? — попросил я у десятника в похожей на шахтерскую шапке.
— Пора, Григорий Ефимович, сами же порядок установили, наказывать за посторонних, я уж вас из особого уважения…
Да, это он прав, надо вниз топать. Не положено мне на крыше торчать, сейчас придут рабочие снимать последний высотный кран и готовить первый российский небоскреб-небочес к сдаче и к мирному конгрессу.
Собственно, почти все уже решено, когда подписывали перемирие.
Главное — американцы опоздали,
