аппарат, его обронили?! Невероятно!
Я бросил взгляд на выломанную дверь, и до меня дошло, что дверь выломана с внутренней стороны. Я потрогал первертор: он был слегка скользким, как всякий раз после вызова создателя вселенной. Я понял, что произошло. Либо кнопка включения нажалась сама по себе, либо создатель вселенной перверировался по собственной инициативе. Но зачем создателю понадобилось проламывать гостиничную дверь и сбегать от меня (это в Петербурге-то!), я представить не мог.
С улицы донеслись суматошные крики. Я выглянул в окно и увидел Пегого, который огромными прыжками мчался по Невскому, подгоняемый криками прохожих и улюлюканьем зевак. Чертыхнувшись, я принялся напяливать одежду, ведь из ванной я вышел совершенно голым.
Одевшись и сунув первертор в карман, я выбежал из номера через пролом и устремился в погоню. Определить направление было легко: кенгуру оставлял после себя след в виде изумленно застывших прохожих, такой же на протяжении некоторого времени явный, как пенный след после моторной лодки. Я вскочил в первую попавшуюся пролетку и крикнул извозчику:
— Гони!
Извозчик гикнул, и мы помчались следом за кенгуру. За то время, что я одевался и выбегал из гостиницы, Пегий успел отдалиться на порядочное расстояние. Поэтому я не видел Пегого, но ориентировался по ошарашенному виду гуляющей по Невскому толпы.
Вскоре я заметил беглеца. Кенгуру продолжал нестись вперед, время от времени беспокойно вращая головой по сторонам.
— Видал? — крикнул я извозчику. — Нагоняй и заходи сбоку!
— Сделаем, барин! — пробасил в ответ извозчик.
Кажется, он был невероятно доволен приключением.
Извозчик стегнул кобылу со всей силы. Мы начали нагонять скачущего кенгуру и вскоре приблизились. Хорошо, что растерявшийся Пегий не менял направление, иначе погоня продолжалась бы намного дольше.
— Сбоку, сбоку заходи! — крикнул я, привставая в пролетке.
Лихой извозчик завел пролетку сбоку от прыгающего Пегого. Оказавшись напротив кенгуру, я улучил минуту и выпрыгнул из пролетки прямо на Пегого, подмяв кенгуру под себя. Мы покатились по мостовой.
«Шею ему не сломай», — подсказал внутренний голос.
«Здесь бы самому не сломать», — подумалось в ответ.
Все нормально: Пегий, находящийся в моих объятиях, был жив. Кенгуру часто-часто дышал, но, кажется, вовсе не пострадал, даже ни одна нога не сломалась. По счастью, у меня тоже. Лихач-извозчик успел развернуть пролетку и подъехать к нам, с улыбкой до ушей. Я уже собирался загрузить себя и Пегого в пролетку, чтобы вернуться в гостиницу, но в этот момент послышалась заливистая треть.
«Копы», — подсказал внутренний голос.
«Чтоб тебя!» — выругался я.
Это были действительно копы — точнее, один коп, с саблей на боку. Кажется, в 1812 году копы назывались городовыми.
— Чье животное? — услышал я предсказуемое.
Будь я в лесу, то легко бы обезоружил этого никудышного, с выпученными глазами, Анику-воина. Однако я находился в Петербурге, и не имел малейшего желания конфликтовать со столичными властями. Деваться было некуда, поэтому пришлось отвечать честно.
— Мое.
— Пройдемте в участок, барин. Вместе с животным. Порядок на улице негоже нарушать.
О, да — разумеется, в участок, куда же еще?!
Городовой вытащил из кармана наручники и пристегнул мою правую руку к левой верхней лапе Пегого. Теперь, если Пегому вздумалось бы побежать, он, вероятней всего, оторвал бы мне руку.
— Садитесь в пролетку, вместе.
Я кое-как затолкал Пегого в пролетку — ту самую, которую использовал для погони. Извозчик уже не улыбался, но, видя такое дело, смущенно хмурился.
— В участок, — приказал городовой.
По счастью, путь до участка был недолгим и Пегому за это время не пришло в голову заговорить. Последствия могли оказаться непредсказуемыми.
Нас довезли до участка, выгрузили из пролетки (расплачиваться пришлось мне, разумеется) и посадили в обезьянник. Как положено в фильмах про американских копов, посадив в обезьянник, попросили поднести руки к решетке, после чего сняли наручники. Я понял так: чтобы городовому не возвращаться на службу без наручников.
— Ждите начальства, барин, — сообщил находившийся в помещении дежурный. — Приедет, чтобы на животное посмотреть, тогда и решит, что с ним делать.
В участке толпилось несколько служащих, однако обезьянник располагался немного в стороне от них и несколько сбоку, поэтому нас с Пегим никто не контролировал. Чего контролировать арестантов за решеткой?
Воспользовавшись тем, что меня не обыскали, я вытащил первертор и поднес его к морде Пегого. Морда заструилась розовым и принялась вливаться внутрь аппарата. Я молился, чтобы в это время к обезьяннику никто не подошел. Если бы копы увидели, как Пегий размягчается и исчезает в перверторе, прибор бы у меня безусловно отобрали. Однако, пронесло. Когда остатки розовой субстанции исчезли полностью, я выключил неприметный теперь гаджет и засунул в карман. После чего уселся на нары и принялся дожидаться освобождения.
Где-то минут через сорок в участок пожаловало высокое начальство. Я слышал, как дежурный отчитывается о странном животном, нарушавшем порядок на Невском проспекте.
— Отведи, посмотрим, — послышался начальственный бас.
Начальство, вместе с охранником, проследовало к обезьяннику, обнаружив меня коротающим время в одиночестве. Никакого странного животного в клетке не оказалось. Начальство оборотило недовольный взор на дежурного. Тот застыл столбом, выпучив глаза и открыв рот.
— Где… Где животина? — прохрипел наконец дежурный, обращаясь ко мне.
— В смысле? — не понял я.
— Ну эта… которая с тобой.
— Я объяснял, что со мной нет никакой животины, но вы не верили. Теперь убедились? Наведенный морок пропал? Я, кстати, не понимаю, на каком основании меня задержали. Я князь Андрей Березкин…
В этот момент в моем кармане зазвонил айфон.
— Алло, — сказал я в трубку. — Это вы, граф Орловский? Да, могу говорить. У меня все в порядке. Правда, в данный момент я нахожусь в обезьяннике полицейского участка, но меня скоро выпустят. Нет, спасибо, помощи не надо. Да, я понял, по нашему делу есть подвижки. Как только освобожусь, немедленно перезвоню.
Высокое начальство, сделав выводы, развернулось и затопало на выход. Потрясенный дежурный засеменил следом. Вскоре, получив эпический разнос, он появился вновь, несколько побледневший и с ключами.
Я оказался на свободе и заспешил в гостиницу, к жене. Но сначала перезвонил графу Орловскому. Григорий разузнал, чьи коммерческие интересы защищает министр государственных имуществ Иван Платонович Озерецкий. Завода Бинцельброда — той самой фирмы, которую упоминал приказчик в пермском салоне наладонников.
На завод Бинцельброда следовало как можно скорей наведаться.
Я, в ту же ночь
— Ты готов, Андрей?
Орловский возвышался в дверях гостиничного номера, как неприступный утес над морской равниной.
— Да, Григорий.
Я тоже подготовился: оставалось попрощаться с Люськой. Жена уже знала, что мы с графом Орловским направляемся фиксировать протечку во времени, поэтому понимала: для человечества настает
