Я охотно согласился.
— Спецперевозка, двигайтесь в сторону базы, будьте на рации.
— Поняли, выполняем.
Перед отъездом мне пришла в голову одна идейка. Прихватив из кабины неоткрытую коробку чая и несколько пачек сигарет, я направился туда, где около корпуса, в котором, привязанный к койке, выл побитый нами вчера ублюдок, грелись на припёке пяток человек в больничных пижамах.
Переговоры прошли в обстановке полного взаимопонимания, чай с табаком перекочевали из рук в руки, и я вернулся в автомобиль, несколько повеселев. Нескучная жизнь паскуднику на время пребывания здесь обеспечена.
— До базы четыре сектора. Один бес, не доедем.
— Ну, хотя бы обозначь.
Патрик нехотя включил зажигание.
— Давайте сперва завтрак обозначим, если вы не против.
— Здравая мысль.
— Ещё бы!
Я радостно поведал своему пилоту о предпринятых мною мерах по осуществлению мести. Тот недовольно кривится:
— Зря вы так, Шура. Грех это.
Грех… Грехов на мне — как на барбоске блох. Тоже вот грех — от жены к другой бегать. А ведь бегал! И делал это с огромным удовольствием.
Скажите, пожалуйста, можно ли любить двух женщин одновременно? Оказывается, можно. Мне, во всяком случае, это благополучно удавалось. При всём том, что ни капли нежности к родной супруге, матери моих детей, у меня не убыло, до дрожи, до умопомрачения, до потери всяких остатков элементарной рассудочной деятельности влюбился в другую. Что в ней было такого, чего я не мог найти дома? И было ли вообще? Сомневаюсь. А вот — на ж тебе!
Я про себя давно всё знал. Знал — и молчал. Как мог я, усталый, немолодой, обременённый семьёй и не обременённый излишним образованием фельдшер, высказывать свои глупости госпоже доктору, тоже, кстати, отнюдь не одинокой? Я и не высказывал.
Мне достаточно было самого факта твоего существования. Так приятно видеть, как ты присаживаешься напротив (да-да, за тот самый столик!) с пачкой недописанных карточек, протягиваешь руку к пакету с печеньем, достаёшь не глядя и задумываешься над формулировкой, приподняв авторучку.
Закончила, отложила писанину, обхватила обеими ладонями чашку, отпила глоток полухолодного чая — слабого, еле жёлтого, не то что в моей кружке, подняла на меня чудесные серо-голубые глаза (сама не раз подтрунивала над неопределённостью их цвета), смахнула завиток волос со лба:
— Расскажи что-нибудь…
Мне не хотелось говорить. Мне хотелось смотреть на тебя и слушать твой голос. Но я говорил, ты отвечала, и это могло продолжаться часами — покуда не подойдёт очередь выезжать. А могло и через минуту закончиться — сдёрнут на вызов, и до конца смены не увидимся. Всё равно хорошо. Тепло.
Даже просто встретить на мгновение — уже радость. Склонилась поутру над своим медицинским ящиком, проверяя, что там есть, а чего не хватает. Прохожу мимо, здороваюсь. Оторвалась на секундочку, взглянула, хлопнула ресницами:
— Привет, Шура.
Пустяк вроде, а меня и такая малость согреет. Каждый твой жест, каждое движение, каждая морщинка около век — всё оставалось во мне маленькими, нежными комочками счастливых примет.
Я молчал. Я мог бы молчать ещё долго…
Суп в придорожной таверне жидок и пресен, сыра в лазанье не больше, чем стронция. Спасаясь от полчищ мух, безраздельно властвующих в обеденном зале, мы вынесли тарелки на уличный круглый столик и лопаем там. Пара десятков зловредных насекомых уже успела утонуть в супе. Патрик, брезгливо морщась, вылавливает их оттуда щепочкой и рядком раскладывает на краю стола.
— Зачем? — удивляюсь я. — Всё-таки мясо. Другого в суп не клали.
Мой пилот плюётся и бурчит что-то. Нецензурное, по-моему.
— Зенит-Спецперевозка, ответь Зениту!
Экстренно заглатываю полупрожеванный кусок. Давлюсь, приходится запивать кислым компотом. Поспешай не торопясь.
— Спецперевозка, без врача справитесь с профильным вызовочком?
— Что там?
— Неправильное поведение. У человека крокодил под диваном завёлся. До этого месяц пил.
— Кто, крокодил?
— Да пациент же!
— Пх! Было бы с чем справляться!
— Добро, перевозка. Записывайте: фамилия… Адрес… Маршрут… Всё поняли?
— Нет.
— Что неясно, перевозка?
— С крокодилом что делать?..
Чуток возни, наручники, пыльный просёлок.
— Зенит, ответь спецперевозке.
— Отвечаем.
— Крокодил побеждён, клиент госпитализирован.
— Спецперевозка, вы сегодня дежурные по террариуму. В Рясице кого-то змеи кусают. Не съездите?
— Ох… Диктуйте.
Это называется — закон парных случаев.
Бревенчатый дом, крытый дранкой, до боли похож на Деревенские строения моей родины. Из окна вырываются хриплые подвывания. Эк разобрало родимца!
Сую снятые часы в брюки, затыкаю за ремень сзади дубинку так, чтобы не была видна под халатом. Рукоять, мешая, упёрлась под мышкой. Поправляю. Хлопаю по левому карману рукой. Наручники металлическим звяканьем отрапортовали о готовности к бою.
— Пошли, Патрик.
Ударом ноги распахиваю дверь, перескакиваю порог. Что-то холодное прикасается неприятно к моей шее. Резко разворачиваюсь, вижу: с дверной притолоки, шурша, сползает пёстрая, мерзейшей внешности змея.
Рептилия приподняла треугольную головку, вглядываясь в меня неподвижными, лишёнными век глазами с вертикальным разрезом зрачков. Раздвоенный язык трепетал, облизывая серо-зелёные чешуйки губ.
Выяснять, ядовита данная пакость или нет, на личном опыте я желания не проявил — выскочил обратно во двор как ошпаренный.
— Что с вами, Шура? — встревожился водитель, видя мои выпученные глаза и слышал тяжёлое дыхание.
— Там змея!
— А я знал, — нимало не удивился Патрик, — я всегда вам говорил, Шура, что употреблять алкоголь пагубно для здоровья.
— Да нет же, там действительно змея!
— Шура, умоляю, только не тревожьтесь. Пойдёмте в автомобиль, я вас устрою поудобнее.
Заговаривая зубы, коварный Патрик одновременно ловко выдернул у меня из-за пояса резиновую палку. Научил на свою голову! Интересно, а наручников у него в кармане нет?
Представив, как мой водитель силком волочёт своего фельдшера, закованного в железки, на госпитализацию в родимое заведение, я заорал дурным голосом:
— Да ты, идиот, в дом загляни!
— Хорошо-хорошо, Шура, не беспокойтесь, пожалуйста. — Патрик бочком двинулся к двери, не спуская с меня глаз.
Дверь приоткрылась и с грохотом захлопнулась обратно. Пунцовый, как помидор, пилот, чихнув смущённо, протянул мне дубинку рукояткой вперёд.
