заглянул. А там всё вперемешку. Мужчины с оружием и женщины с девушками.
— То есть, когда эти женщины спокойно наблюдали, как толпа отморозков резала и рвала на куски других женщин, нормально им было…
— А что они могли сделать?
— А что я мог сделать? Мне некогда было сортировать одних чернокожих бунтовщиков от других. И я не Нюрнбергский трибунал, чтобы разбираться, кто сам злодей, а кто просто заблуждался, выполняя преступные приказы…
— Но людей осталось так мало…
— Артур! А эти, кто отрезал мальчикам головы и вспарывал женщинам животы… Это люди? Это не люди, друг мой, это не́люди. Они настоящие монстры этого мира. Ми не важно, что они руководствовались идеей расовой справедливости. Вот скажи мне… Ты или я, а может быть наши родители, деды и прадеды ущемляли права темнокожих? Брали их в рабство или ещё чего такого делали? Нет? А вот рядом с нами Алехандро стоит… Он не пошёл резать белых. Он пошёл со мной, чтобы спасти людей. Не важно какого они цвета, черных или белых. Просто спасти людей. Для меня он брат, а белый Вениг, который хотел убить Хлою — враг.
Я выдохнул… Надо срочно выпить. Я уже немного выдохся эмоционально…
— Амиго! У тебя есть с собою фляжка с ромом.
— Нет… Сегодня я с собой ничего не брал…
— *лять… Вызывайте уже кавалерию! Пора вытаскивать пленных и зачищать город…
Глава шестая.
Зачистка Стенли и лекция о вреде цветовой дифференциации.
Через полчаса уже ничего не напоминало картинку получасовой давности. На улицах царило оживление. Везде суетились морпехи с редким вкраплением людей в кубинской форме и гражданских лиц. Трупы убитых выносили на улицу из домов и дворов и складывали, деля сразу же на две стороны. Убийцы лежали отдельно, а их жертвы отдельно… Так что голые и истерзанные лежали справа, а одетые чернокожие трупы слева. Количество трупов было примерно равно. Но это ещё из церкви не вынесли основную массу мёртвых головорезов.
Попадались и живые пленные… Их, связанных и немного побитых, выводили и ставили на колени лицом к трупам окровавленных жертв.
Мне было тяжело на всё это смотреть, а своих девчонок я сразу отослал куда подальше… Гато постоянно находился рядом со мной, держась чуть позади…
Я замечал косые взгляды, которые на него порою бросали люди. Связанные пленные смотрели, как на ядовитую змею. В их глазах он предатель, который продался белым… Среди пленных были и кубинцы. Их было не так много, но они были… Вид у них был виноватый… Хотя и не у всех. Некоторые смотрели на Алехандро тоже, как на предателя.
Обычные гражданские люди смотрели на Гато с некоей долей испуга. Он же чёрный… А чёрные, всего несколько часов назад резали и насиловали женщин и детей…
С виноватым видом на него поглядывали и бойцы в кубинской форме из числа тех, кто не переметнулся на сторону бунтовщиков. Похоже, что они чувствовали вину за своих боевых товарищей, которые предали идеалы кубинской революции и вместо всеобщего равенства и братства превратились в обычную банду, убивающую по принципу: «Все, кто не с нами, это враги.»
Освобождённые заложники выглядели гораздо хуже, чем побитые пленные. Порванная одежда, кровь, синяки и ссадины. Некоторых женщин похоже, ещё и насиловали…
Кстати, среди заложников были и темнокожие разных цветов и оттенков. Наверное те, кто отказались примкнуть к бунтовщикам.
— Что с трупами делать будем? — спросил меня, подошедший Круглов.
— Можно закопать. Но это если копать экскаватором. Вручную мы такой котлован за неделю не выкопаем. — отвечаю ему я. — Можно захоронить в море… Морские обитатели будут только рады такому изобилию белковой пищи.
— Всех вместе? И убийц, и их жертв?
— На эту тему я не подумал. Я только хотел избежать очередной эпидемии.
— Про идеологическую составляющую любого действия тоже нельзя забывать. — присоединился к нам Боря Липатов.
— Всё ясно… Ну, тогда как говорится, котлеты отдельно, мухи отдельно.
— Хреновые у тебя сравнения. — укоризненно произнёс особист. — Больше так не говори. По твоим словам не понятно, кого ты обозвал котлетами, а кого мухами.
— Боря! Это всего лишь слова… Время идеологически правильных слов уже заканчивается. Наступает время действия. Прагматизм и трезвый расчёт выходит на первую позицию. Вон он твой интернационализм где лежит. — показываю рукой на бойцов кубинской армии, лежащих среди убитых бандитов.
— Я и сам не понимаю, как всё произошло… — бормочет Липатов.
— Я знаю, с чего всё началось… — Внезапно вступает в разговор Гато. — В этом есть и наша вина…
— Чья? — недоуменно переспрашиваю я
— Твоя и моя…
— О как? — моё удивление плавно переходит в возмущение. — А я-то тут при чём?
— Вы привезли кур и коз…
— Ну, да… А ещё и коров в придачу. И что из того?
— Ангольский вождь тут же попытался забрать себе какую-то часть, а может быть и всё сразу. Попытки объяснить ему, что это всё предназначено для будущего, не увенчались успехом. Ведь у них по-прежнему работает правило: «У кого коза — тот и богат»…
— И всё это… — я показал на растерзанные трупы, — Из-за того, что я притащил домашних животных для разведения на новых территориях?
— Выходит, что так. Анголец стал кидать лозунги, что белые жрут от пуза, а чёрным не дают мяса.
— То есть всё это — мясной бунт? У нас вроде бы никто не голодал. Всех кормили одинаково.
— Похоже, что на этом он и сыграл. Убедил своих приближённых, что белые достали где-то коз, коров и кур, а с чёрными поделиться не пожелали.
— Вот сука… Столько людей погубили из-за того, что какому-то негритосу захотелось пожрать свежего мясца с козлиной *опы.
— Я бы собрал весь народ и провёл бы с ними разъяснительную беседу… — сказал Липатов.
— Ага… Будешь прививать им социалистическое сознание? Типа: «Всё вокруг колхозное, всё вокруг — моё!» Так твой ангольский царёк так и поступил, руководствуясь именно этим принципом.
— А ты что предлагаешь?
— Диктатура! Вот единственное, что мне приходит на ум.
— Но это же не демократично…
— Не те нынче времена, чтобы в демократию играть, Боря. Власть нужна жёсткая, но справедливая.
— Ты что ли в президенты метишь?
— Да в мыслях
