— Пожалуй, это именно то, что нужно… — Середин спешился, перекинул молитвенный коврик себе на плечо, отпустил подпругу коню и шлепнул его по крупу: — Беги, приятель. Если тебе повезет, до утра вернешься к хозяину. Если повезет мне — то к утру тебя уведет какой-нибудь конокрад.
Скакун мотнул головой и потрусил в обратном направлении. Чем хорош живой транспорт — никогда не выдаст, где именно остался его седок. И всё-таки… И всё-таки лучше отойти куда-нибудь в другой район. На всякий случай.
Найдя межу между участками, Олег двинулся по ней, надеясь добраться до следующего, параллельного проезда. Это оказалось немного сложнее, чем он думал: за садом обнаружилось хлебное поле, никак не разделенное. Чтобы не оставлять следов, ведун решил его обойти и уткнулся в заборы. А попытавшись двигаться вдоль них — напоролся на заросли акации. Вернувшись — проскочил межу, по которой шел с самого начала, и вскоре окончательно заблудился.
Возможно, днем выбраться не составило бы для него ни малейшего труда, но ночью, в темноте, когда не хочешь производить лишнего шума и ломать колосья… В общем, часа два по межам пришлось поплутать, прежде чем он попал на какой-то проулок. Путать следы дальше Середин не рискнул и тихо двинулся по улочке, вглядываясь в дворики. Выбрал один, на котором находилась крепкая с виду двухколесная повозка, остановился. Поднял глаза к небу. Темно. Очень темно. Наверное, сейчас около полуночи. Нужно часа четыре обождать. Только так, чтобы на глаза никому не попасться.
В первый миг ведун подумал лечь в арык, но потом решил, что это будет явный перебор, и, перемахнув ближайший заборчик, привалился к стенке с обратной стороны. Закрыл глаза. Сна толком не было — едва он проваливался в дрему, как ему снилось, что он вешает какого-то благообразного грека в белой тоге с красной полоской по краю, причем над головой у грека висит табличка музейного образца, указывающая, что это рабовладелец Архимед.
Олег тряхнул головой, отгоняя поганое видение, но место Архимеда тут же занял Плутарх, потом Аристотель, Диоген, Сократ, Пифагор. Потом пошли вовсе какие-то Рамсесы, Ираклии, Цицероны, а когда вешать пришлось Иммануила Канта, Середин не выдержал и встал.
Ночь еще продолжалась, но небо явно посветлело, и ведун решил, что ему пора. Легко перепрыгнув забор в обратном направлении, он дошел до облюбованного дворика, преодолел ограду и толкнул жердяную дверцу крестьянской лачуги. Она не поддалась. Олег пожал плечами, выбил ее ногой, шагнул внутрь.
Слева послышалось шевеление. Ведун рефлекторным движением выхватил клинок и пару раз рассек им воздух, дожидаясь пока глаза после уличной темноты свыкнутся с этой. Творить заклятье на кошачий глаз ему не хотелось — лишняя нагрузка на энергетику. А он ее в рабстве и так изрядно растерял.
Справа заплакал ребенок. Олег наклонил голову, прислушиваясь, потом кивнул:
— Иди, успокой.
Мимо прошмыгнула девица с длинными косами, подхватила из кроватки малыша. Ведун уже мог различить ее встревоженное лицо, а также еще одного малыша, лет четырех, поднявшегося на лавке у стены, и самого хозяина — скуластого, с коротенькой бородкой и жилистыми руками.
— Та-ак… Муж, жена, двое детей. То, что надо. Значит, убивать тут никого не придется. Наверное. Вы не бойтесь, я пришел с миром… — Середин с грохотом положил палаш на стол, в паре шагов и от молодого хозяина, и от его жены. Если дернутся — он всё равно первым схватить успеет. — Я хотел задать один вопрос, который может показаться вам странным. На удалении в один день пути отсюда есть хороший торговый город?
— Мечаглык на восход отсюда будет, господин.
— Отлично, — кивнул Олег. — У тебя есть дела в Мечаглыке, хозяин?
— Нет, господин.
— Странно. — Ведун сунул пальцы в кошелек Барсихана, достал одну монету: — Ты знаешь, что это такое? Это золотой динар. Я думаю, на него можно купить всю вашу землю вместе с вами впридачу.
— Наш участок отец выкупил за три динара, — поправил хозяин.
— Хорошо, — рассмеялся Середин, подбросил монету, поймал и грохнул ею о стол: — Пусть будет три. За мою поимку назначена награда как раз в три монеты. Только не золотые, а серебряные. Три дирхема. А мне очень хочется отсюда уехать. Посему предлагаю тебе, смертный: отвези меня в Мечаглык. Эта монета останется здесь, а когда мы доедем, я дам тебе еще две. Правда, так просто мне мимо стражи не проехать — но ведь ты можешь положить меня на повозку и присыпать сверху каким-нибудь товаром. Бояться тебе нечего, мне совсем не хочется выдавать свой путь кровавым следом. Лучше расплатиться и исчезнуть. Вы ведь не станете выдавать нашу маленькую тайну? Таким молодым людям еще рано садиться на кол.
— Я… — Мужчина с какой-то странной опаской взглянул на жену. — Я могу продать там арбузы. У меня на бахче созрело много арбузов. Да? В Мечаглыке хороший торг.
— Конечно, можешь, — кивнул Середин. — Но запомни пару вещей. Ты можешь захотеть выдать меня стражникам. Но тогда ты вряд ли получишь не то что золотые монеты, но и серебро. Скорее, даже то, что я дал, отнимут. И еще придется молить бога, дабы вас не заподозрили в сговоре со мной. Ты можешь захотеть меня убить и забрать всё, что у меня есть. Но тогда… — Олег начал загибать пальцы. — Тогда ты станешь девятым человеком, который захотел убить меня за последние два дня. Я ясно выражаю свою мысль?
— Да, господин… У меня и помыслов не было, господин…
— Я знаю, — кивнул Олег. — Но человек слаб, а соблазн велик. Оттого и предупреждаю. Не хочу оставлять за собой кровавые следы.
— Я… Мы с Гульрай пойдем резать… Резать арбузы, господин… Простите, господин…
Олег милостиво кивнул, убирая саблю, а затем закрыл нижнюю часть лица краем ткани, что свисала с тюрбана, пряча не столько свою личность, сколько дырявое ухо. Прислушался. Парочка вдалеке обсуждала услышанное. Это ведуна не очень заботило. Он сделал слишком выгодное предложение, чтобы от него отказались несчастные бедняки. К тому же, они должны сообразить, что если откажутся — гость захочет избавиться от свидетелей.
Вскоре на дверь домика упали кроваво-красные солнечные лучи, дети зашевелились в своих постелях. Еще прежде, чем они заплакали, родители появились перед домом, положили мешки, из которых сильно выпирали крупные шарики. Девушка, которой на вид показалось не больше шестнадцати лет, юркнула в дом, отворачивая от Олега лицо, муж побежал обратно на поле.
Дабы не смущать хозяйку, Середин подошел к двери, чуть приоткрыл, наблюдая за происходящим снаружи в щелку. Прикинул, как он выглядит со стороны: богатый плащ, роскошный тюрбан, дорогая сабля. Жалко, кожа светлая… Но уха не видно. Нет, за беглого раба не примут. Скорее, за знатного человека, то ли попавшего в немилость, то ли затеявшего интригу. Пожалуй, не выдадут. Знатные господа ссорятся и мирятся, а бедняку за обман голову враз сносят. Зачем им высовываться? Спокойнее золото прибрать — и молчок. Да и выгоднее…
