– Вишь, в обломах бойницы прорублены. Ежели вплотную подойдут, оттуда можно вар лить, воду горячую.
– Дельно, – кивнул воевода, поеживаясь – представил, как на голову льется кипящая смола.
– Внутрь пошли, – предложил Брягин, пропуская воеводу вперед.
Изнутри башня казалась еще больше, чем снаружи. Язык не поворачивался назвать нижнюю часть ярусом, скорее – двор.
– Ишь ты, даже колодец есть, – удивился воевода, узрев новехонький сруб, едва выступающий из земли, и журавль.
– А как же. Тут ведь как без колодца-то… – начал объяснять Тимофей, но Котов понимающе кивнул. Неизвестно, сколько придется сидеть, – пить захочется и, опять же, огонь гасить, если враг задумает стену поджечь.
– Вот, воевода, – разъяснял Брягин. – Снизу печуры проделаны, чтобы пушки ставить. Можно из башни во все стороны палить.
Яков, пройдясь по двору, внимательно осмотрел круглые бойницы – печуры нижнего боя и приник к той, откуда представлялся вид на Рыбную слободу… – Тимоха, мать твою, если сюда пушку поставить, она по слободе не наеб. т? – поинтересовался холоп.
Обеспокоенный воевода оттер Якова плечом и сам приник к бойнице. Оценив, присвистнул:
– Отсюда пальнуть, так аккурат по воротам и всадит… Своим-то ядром – себе по башке.
– И ворота вые. нут, к е… матери! – дополнил Яков. Но мастер лишь усмехнулся и уверенно заявил:
– Не долетит. Ты что, Лександр Яковлич, меня за дурака держишь? Ну, если сумлеваешься, то вместо дальнестрельных можно полевые пушки поставить. Чтобы круговую стрельбу вести, двухгривенной хватит! Неужто не найдешь?
Котов еще прошлым летом прикупил в Устюжне с дюжину двугривенных пушек. Помнится, взял потому, что просили смешные деньги – по пять рублев да тридцать копеек с дула. Сторговал по два двадцать, а литейщики и тому рады. Ну, они-то рады, а он расстроился – пушки-то добрые, только не крепостные, а полевые. Со стены из таких бить – так проще ядра руками кидать, порох не надо тратить. Ну, вот, получается, не зря деньги платил.
– Пошли наверх, воевода, – потянул мастер Котова за рукав, словно мальчишка. – Посмотришь, какая красота кругом.
– Сходи, пузцо растряси. Брюхо наел, ровно баба беременная, – усмехнулся Яков, усаживаясь на ступеньку.
– Че врешь-то? – озадаченно пощупал живот воевода. – Ну, есть жирок, так немного…
Довольный холоп расхохотался, а Котов, вместо того чтобы рассердиться, только вздохнул:
– Дождешься ты батогов…
– Ладно-ладно, шевели мостолыгами, тряси мясцо, – улыбнулся холоп во всю пасть, устраиваясь поудобней. – Я тебя тут покараулю. На х… я ноги буду бить?
Злиться на Якова было так же глупо, как плевать против ветра или закрываться от дождя веником. Без мата, как без хлеба, старик и дня не проживет. Еще ладно, что не распускал язык при чужих людях. Ну, Брягин не в счет – мастер вряд ли слышал то, что не касалось крепостных стен.
Широкая снизу, башня сужалась ввысь, словно шелом. Не поленившись, Александр Яковлевич поднялся на самый верх, до смотровой площадки. Брягин шел следом и нетерпеливо дышал в затылок. Чувствовалось, пропусти его вперед, поскачет через ступеньки, ровно козел!
– Будь здрав, боярин! – весело поприветствовал воеводу плотник, что ладил над площадкой крышу-венец.
– И тебе того же, – кивнул воевода и, недовольно отряхнув с кафтана стружку, сыпавшуюся сверху, приказал: – Помешкай чуток.
Воевода, потрогав перила и убедившись в надежности, облокотился и посмотрел вдаль. Красота! Прямо перед ним раскинулась Рыбная слобода. Ну, какая ж теперь слобода? Город! Ярославля поменьше, но Устюжне, не говоря уж о Пошехонске с Угличем, не уступит. За деревянной стеной приладился посад. («Так пойдет, новую стену придется делать – то-то Брягин обрадуется!») А дальше, насколько хватало глаз – бесконечные леса, покрывшиеся свежей зеленью, поля и извилистая лента матушки-Волги!
– Це призадумался-то, боярин? Смотри, вниз не нае…нись! Долго тебя отскрябать придетьси, – донеслось сверху.
На краюшке кровли, будто и не было высоты в двадцать сажень, стоял плотник и весело скалил зубы. Ишь, стервец! Такого хамства даже Яков не позволил бы!
– Ты откуда будешь? – поинтересовался Котов. – Новгородец, что ли?
– Не, боярин, цереповский я. Из села Федосьева.
– А говор у тебя, как у новгородца. Милка – це, да милка – це, осерцяла ты на це!! – передразнил Котов новгородское «цоканье».
– Так ить, боярин, в Цереповесь с Новгороду пращура маво исцо при старом Грозном[22] переселили. А говор-то остался.
– И говор остался и гонор новгородский никуда не делся, – усмехнулся Александр Яковлевич. – Слышь, церепанин, а если тебе плетей всыпать?
– Нельзя мне плетей, – сказал плотник со значением. – Сельце наше к Воскресенской обители принадлежит, а мы, стал быть, монастырские будем. А монастырь наш – самого патриарха Всея Руси вотцина. Плетями меня токмо архимандрит может отходить.
– Да хоть бы ты сам монахом был, – фыркнул воевода, начиная сердиться. – До патриарха далеко, а я тут, рядышком. И на архимандрита не погляжу! Прикажу, разложат посередке бревна, всыпят ума в задние врата, чтобы с воеводой непочтительно не говорил, а потом велю взашей гнать, на Череповесь твою… Тимофей, – обернулся Котов к мастеру, который украдкой показывал кулак мужику. – Это что же ты невежд развел? Гнать!
– Прости, боярин, – испуганно сказал мужик. – Не со зла я, а так, сдуру ляпнул! Вели пороть, не вели гнать!
– Не серчай, Лександр Яковлич. Прикажу – выпорют дурака. Только гнать не вели, пригодится. Плотник-то уж больно добрый! – заступился Брягин.
– Добрый, говоришь… – задумчиво сказал Котов, обводя взглядом караульную площадку, и еще раз осмотрел резные перила: – Он балясины-то делал?
– Он самый, – подтвердил Брягин, повеселев. Знал, что воевода дельных людей привечает и может простить им то, чего не простил бы другим.
– Хорошо сделал, – задумчиво изрек воевода. – Ладно, хрен с ним. Эй, церепанин, – задрав голову вверх, крикнул Котов. – За непочтительность отработаешь. Бесплатно! Придешь ко мне во двор, спросишь Якова и скажешь, что воевода приказал тебе новые балясины на крыльце ставить. Понял?
– Понял, как не понять, – вздохнул плотник. В общем-то, был не совсем дурак и понимал, что дешево отделался.
– Плохо сделаешь, шкуру спущу! – пригрозил воевода и, немного подумав, изрек: – Баско – награжу!
– Нице, боярин, – сразу же повеселел плотник. – Луцце меня во всем Пошехонье и Белозерье плотника не найдешь!
– А чего, дома для плотника работы нет? – заинтересовался боярин. – Слышал, что на Череповеси что-то строят – не то крепость, не то еще что-то.
