Охранник между тем ждет. Я быстренько подхватываю свои заранее приготовленные бумаги и ни на кого не глядя выхожу в коридор.
— Руки на стену!
Охранник бегло меня ощупывает (достаточно, впрочем, небрежно).
— Покажите пакет.
Достает бумаги и начинает их читать. (Ага! Вот этого-то я и опасался. Как же я, скажите на милость, буду вот эти самые дневники теперь из камеры выносить? Да и в камере их хранить… До первого же шмона.)
— Проходите!
Идти приходится совсем недалеко. Буквально пара поворотов коридора — и мы у цели. Охранник открывает передо мной дверь кабинета.
— Заходите!
Чудеса! Никаких тебе толп, никаких стаканов-пеналов. Все культурно-вежливо. «Проходите!.. Заходите!..» — прямо приглашение на казнь какое-то. «Воротничок, пожалуйста, отстегните. Вот так.
Спасибо. И голову вот сюда будьте добры».
Осматриваюсь. Прямо над дверью — глазок телекамеры. Привинченные к полу столы-стулья повернуты так, чтобы камера все видела. Да и вообще мертвых зон в помещении, похоже, нет. Объектив значительно выступает из стены и слегка наклонен вниз, так что оператору наверняка отлично видно даже то, что делается непосредственно под ним. Наверху на потолке два каких-то непонятных устройства. Этакие серо-белые цилиндры с дырочками. Явно микрофоны. И судя по их размерам и толщине кабеля — очень чувствительные. (Один, кстати, прямо над столом!) И это не считая жучков, которые наверняка здесь повсюду понатыканы. Стены как будто прям специально для этого сделаны — облицованы плитами из пористого пенопласта, неплотно прилегающими к сам ой стене. Так что между стеной и плитой остается зазор сантиметра два-три. Чтобы было куда жучки засовывать.
В общем, даже и не особо стесняются. Хотя бы внешние приличия для виду соблюли! Законом, как-никак прослушивание комнат для адвокатов все-таки запрещено. Хотя, конечно…
В этот момент дверь открывается и входит следователь. Точнее, руководитель следственной группы. (Надо хоть имя-отчество у него спросить, что ли… Неудобно все-таки…) В светлом пиджаке, весь такой нарядный и веселый. Я мрачно исподлобья на него поглядываю.
— Вы знаете, Сергей Пантелеевич, с Вами происходят какие-то чудеса!..
(Еще бы мне не знать! Я, блядь, этими чудесами уже сыт по горло!)
… Приходим сегодня, а нам вдруг сообщают, что Вас перевели сюда.
Непонятно, как это вообще могло произойти без нашего ведома!..
(А чего тут непонятного? Вся моя жизнь — сплошное чудо. Высшие, блядь, силы. Зеленые, на хуй, человечки. Инопланетяне гребаные. Ну, чего вы ко мне приебались?! Что вам от меня надо?)
… Мы вообще-то с Бутырки сразу Вас сюда просили перевести. Но Вас почему-то сначала на Матроску направили, и только сейчас вдруг сюда перевели.
(«Почему-то!» А-а!.. Провались все! Надоело… Давайте!
Экспериментируйте. Режьте меня на части.)
Я молчу. Следователь наконец замечает мое настроение и слегка обеспокаивается.
— Какие-нибудь проблемы?
— Какие у меня могут быть проблемы? Никаких проблем!
(У МММ, блядь, нет проблем!)
Опять пауза.
— А как в камере?
Я пожимаю плечами.
— Нормально.
— Что за люди?
— Люди как люди.
(«Один я, как хрен на блюде!» — злобно добавляю я про себя.)
— Ну, люди разные бывают, — неопределенно замечает следователь.
Я не отвечаю. Пауза затягивается. Следователь явно растерян и не знает, как вести себя дальше.
— Ах, да! — неожиданно вспоминаю я. — Мне тут повестка в суд пришла.
У господина следователя глаза лезут на лоб.
— В какой суд?
— В гражданский. Некая гражданка иск на меня подала. Вот, пожалуйста, можете полюбопытствовать.
Я протягиваю ему через стол копию искового заявления. Он быстро пробегает его глазами и ошарашенно произносит:
— Да это просто не может быть! Против Вас же уголовное дело идет!
Без нашего ведома с Вами ничего происходить не может. Как вообще могли исковое заявление принять?
(Как-как, да вот так!)
— Знаете, вы, главное, проследите, чтобы меня на суд не повезли.
Ей-богу, не хочется по сборкам целый день мотаться!
— Да никуда Вас без нашего ведома не повезут! Это невозможно!
(Ха! «Невозможно»!.. Вы еще не знаете, с кем имеете дело! Все со мной возможно. Меня не только на суд, а на Луну или Марс могут завтра увезти. Придут, предъявят все бумаги, погрузят в марсианский автозэк — и привет!)
— Все у нас возможно. Вы вот тоже говорите, что иск не могли принять. Однако приняли. Проследите лучше. От греха.
— Хорошо, я прослежу.
В этот момент в кабинет входит, а точнее, буквально вбегает, мой адвокат.
— Фу-у!.. Что тут за порядки! Помимо обычного, еще какое-то специальное разрешение нужно. Я тут целый час уж торчу! Никак пройти не мог.
Адвокат быстро окидывает взглядом помещение, на секунду задерживает взгляд на глазке телекамеры, потом со значением смотрит на меня. (Да ладно! Сам все прекрасно понимаю.)
— Ну, как Вы тут?
— Нормально, — нехотя бурчу я. — Давайте начнем.
Следователь быстро зачитывает какие-то очередные постановления и обвинения, задает мне несколько дежурных вопросов («51-ая…
51-ая…») и исчезает.
Охранника, который приходит его вывести, я спрашиваю, указывая на глазок телекамеры:
— Простите, это телекамера?
— Нет.
Мы остаемся с адвокатом вдвоем. Он еще раз оглядывает помещение, на этот раз уже более внимательно.
— Да-а!.. Я, признаться, здесь еще ни разу не бывал.
— Я тоже, — вяло шучу я в ответ. — В общем, так. Я сейчас напишу жене записку, и если они ее у Вас изымут, я объявлю бессрочную сухую голодовку. Как, интересно, они ее смогут найти? Значит, это телекамера! Короче, пусть переводят меня обратно на Матроску! Какая здесь может быть защита, если все прослушивается?!
— Вы что, с ума сошли?!
— Ну, в общем, лучше я здесь умру, но издеваться над собой не позволю! Короче, если записку у Вас изымут — сообщайте в прессу, что я объявил сухую голодовку. Сколько я без воды проживу? Неделю?
— Да нет. Летом дня три, не больше!
— Ну, три, так три.
— Да нет, Вы подождите! Давайте я сначала со следователем поговорю. Может, они Вас и так переведут!
— Никуда они меня не переведут! Следователь сделает невинные глаза и будет все отрицать. Никаких, скажет, микрофонов здесь нет.
Это что, неясно? Переведут они меня только, если поймут, что дело зашло слишком далеко, и я действительно умереть могу. А всякая там логика и аргументы тут ни при чем. Все все прекрасно понимают. И они, и мы. Мы же не можем доказать, что они подслушивают? Поэтому разговоры с ними бесполезны! Нужны действия. И вообще, ни к чему слова, там, где место делам!