– Я все еще никак не могу с этим смириться, господин Егоров. Какая наглость. Знаете, если бы не господин кардинал, поручившийся за достоверность вашей информации всем авторитетом Святого Престола, я бы вам никогда не поверил и считал бы, что это провокация ваших служб, решивших поссорить Австрию с Германией.
Я в ответ ободряюще ему улыбнулся:
– В самое ближайшее время вы убедитесь в правдивости наших сведений о путче, господин канцлер. Сейчас же я рекомендую вам немедленно начать действовать, как мы и запланировали. В противном случае мы можем опоздать…
Он еще раз тяжело вздохнул:
– Да, вы правы…
Потом решительно развернулся к военным и жандармам, с которыми перед этим спорил:
– Господа офицеры! – Те немедленно вытянулись по стойке «смирно». – Путч начался. С этого момента прошу выполнять все рекомендации советников, прикомандированных к вам, как мои личные приказы…
Вена. Бальхаусплац
Резиденция высшего австрийского кабинета министров
и государственного канцлера
Комната начальника охраны возле главных ворот
23.06.34 г. 12 час. 57 мин. по венскому времени
Помощник начальника охраны Канцлерамта старший егерь Иосиф Хайек с подвыванием зевнул, почесал живот под ремнем и с надеждой посмотрел на настенные часы. Слава Богу, до прибытия нового караула и внутренней охраны резиденции правительства сталось только три минуты. И неважно, что объект будет передаваться только в шестнадцать часов. Как только грузовики с личным составом въедут во внутренний двор Канцлерамта, можно считать, что бессонные сутки начинают заканчиваться. Оставшиеся три часа, как обычно, должны пробежать быстро. А потом в казарму и в увольнение, под бочок к сладкой вдовушке Стефании, с которой у Иосифа недавно так удачно все заладилось и которая, скромно потупив глазки, уж очень просила его сегодня обязательно прийти…
Как бы отвечая на приятные размышления старшего егеря, загудел зуммер от звонка на въездных воротах, а вслед за ним раздались, как и положено, три автомобильных гудка. Иосиф мельком еще раз глянул на часы. Ровно тринадцать. Теперь, согласно уставу и наставлению по охране, он должен разбудить начальника охраны капитана Шумана, который сейчас сладко досыпал свои положенные четыре часа в комнате отдыха. Но, вспомнив злой капитанский рык в прошлый раз и обещание сгноить на плацу, оставив на месяц без увольнения, Иосиф, махнув рукой на устав (ох уж эти вдовушки…), торопливо поднялся и вышел из комнаты начальника охраны.
Едва старший егерь успел подбежать к воротам, как за ними опять раздались три громких, требовательных автомобильных гудка.
– Да что же вам не терпится, сволочам?! Вы же мне этого зверя разбудите, – зло прошипел Иосиф и, окончательно наплевав на всякие уставы и наставления, не посмотрев предварительно через зарешеченное окошко, нажал на рычаг открытия ворот.
Но, как только створки ворот чуть раздвинулись, вместо обычного в таких случаях звука запускаемого двигателя раздалась короткая команда, и во внутренний двор Канцлерамта быстро вбежали восемь мужчин, одетых в форму солдат австрийской армии. Последнее, что успел увидеть в своей жизни помощник начальника охраны, была рукоять пистолета с необычайно длинным магазином, стремительно летящая к его переносице.
Уже почти умерший мозг Иосифа, пробитый осколком лобной кости, перед тем как навсегда уйти в небытие, с удивлением вспомнил, где он видел убившего его человека. Это был старина Людвиг, приятель по кнайпе, познакомивший его со Стефанией, которая так сочувствующе могла слушать о тяготах несения службы старшего егеря Хайека…
Вена. Бальхаусплац
Резиденция высшего австрийского кабинета министров и государственного канцлера 23.06.34 г. 13 час. 07 мин. по венскому времени
В комнате начальника охраны послышались два негромких хлопка, отправивших так и не проснувшегося капитана Шумана смотреть свой, теперь уже вечный, сон. И сразу вслед за этими хлопками шесть крытых тентом грузовых автомобилей с номерами австрийской армии, рыча моторами, быстро въехали во внутренний двор Канцлерамта. За ними тут же закрылись тяжелые металлические ворота, и едва водители успели выключить двигатели, как раздались резкие, лающие команды командиров боевых групп:
– Строиться по восьмеркам! Быстрее! Еще быстрее! Пошел! Пошел! Оружие к бою!
Штандартенфюрер Гласс неторопливо вылез из кабины грузовика, оглядел тяжело-свинцовым, начальственным взглядом мгновенно выгрузившуюся и построенную усиленную роту и скомандовал:
– Командирам групп действовать согласно разработанному плану. Я с шарфюрером Хайдером буду находиться на первом этаже здания. Вперед!
Первыми в здание Канцлерамта ворвались три боевые восьмерки штурмовой группы. Ожидая немедленного вооруженного отпора, готовые сразу же открывать огонь на поражение, они стремительно заняли вестибюль здания правительства и рассредоточились по нему.
Однако, к удивлению эсэсовцев, в вестибюле все было странно буднично и тихо. Никаких военных или полицейских. Более того, по-видимому приняв за охрану, на путчистов даже не обратили внимания несколько субтильных клерков и миловидных секретарш, которых в подобных заведениях всегда множество и которые обязательно шляются и сплетничают в вестибюле во время обеденного перерыва в государственных конторах.
Действуя точно по плану, заговорщики немедленно начали отжимать канцелярских крыс к стене, чтобы занять место возле окон и парадной двери, готовя вестибюль к длительной обороне.
Командир 89-го штандарта брезгливо оглядел возмущенно гомонящую, ничего не понимающую толпу молодых чиновников и чуть усмехнулся:
– Девок особо не лапать. Запереть всех, чтобы здесь не кудахтали.
Внезапно один из клерков, которому съездили по морде от излишнего усердия, поставив под глаз здоровенный синяк, дрожащим от возмущения голосом, завопил:
– Как вы смеете?!! Да что здесь, черт возьми, происходит?!
И сразу же после этого возмущенного возгласа, на удивление прозвучавшего как команда, начало происходить нечто странное для эсэсовцев. Субтильные клерки и симпатичные секретарши в очках, делавших их лица наивно-беззащитными, внезапно преобразились в безжалостных мастеров рукопашного боя.
Три боевые восьмерки, натренированные на штурм хорошо обороняемых зданий, были буквально сметены на пол, не успев сделать ни единого выстрела. Их выводили из строя особо изощренными ударами, калеча, но стараясь не убивать без нужды.