Пантюше очнулся от мыслей и, благодарно кивнув ротмистру, принялся торопливо укладывать в сидор умывальные принадлежности. Возможно, господа офицеры тоже заметили некоторые странности в поведении своего предводителя, но, судя по всему, они отнюдь не намерены были забивать себе голову размышлениями по этому поводу. Пантюше снова вздохнул. Как жаль, что он не способен на такое.
Они тронулись в путь через пятнадцать минут. Задержка произошла из-за принцесс, которым мать сердитым голосом приказала заново переплести косы. Хотя всем было понятно, что дело не в косах, а в том, что Элис Цассенская привыкла, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Но вот уже целую неделю она находилась в таком положении, когда ее мнением никто не интересовался. Разве что профессор Пантюше.
Где-то наверху, над кронами деревьев, уже вовсю припекало солнце, но внизу было еще холодно. Снег почти весь уже стаял, но в низинах и под раскидистыми елями еще оставались бурые пятна покрывшегося ледяной коркой из-за ежедневных оттепелей снега. А из-под черно-желтого ковра прошлогодней травы и палых листьев уже кое-где пробивалась свежая изумрудно-зеленая трава.
Шли ходко, поскольку за десять дней пути все успели втянуться в ритм долгих переходов. Небольшую цепочку их отряда сегодня возглавлял князь. Обычно они, попеременно или вместе с господином Юри, ротмистром и еще одним из офицеров, уходили далеко вперед, чтобы поохотиться и отыскать чего-нибудь съедобного. В заплечных мешках был солидный запас муки, крупы и вяленой рыбы, но путь был слишком долог, чтобы полностью на него полагаться. Однако два дня назад князь подстрелил из барабанника оленя (причем никому и в голову не пришло удивиться такому невероятному охотничьему подвигу), и они потратили целые сутки на то, чтобы запастись копченой олениной. Так что вот уже второй день они быстро двигались вперед. Князь обладал прямо-таки сверхъестественной способностью отыскивать дорогу среди бесконечных лесных завалов и буераков, так что, когда он шел впереди, отряд успевал за день преодолеть добрых тридцать верст, хотя обычно за день проходили не более пятнадцати.
Втянувшись в монотонный ритм движения, профессор вновь вернулся к своим мыслям. Блестящий успех этой экспедиции, которую по зрелом размышлении нельзя было назвать иначе, кроме как авантюрой, и особенно то, как было произведено само освобождение суверена, заставляли задуматься над тем, чему же все-таки обучался в детские и юношеские годы князь Росен? А также чем он занимался в зрелые годы? Когда в предрассветных сумерках перед изумленным профессором, проведшим бессонную ночь у костра, предстало семейство суверена, а чуть погодя на поляне стали появляться и остальные члены группы, задуматься времени не было. Они быстро свернули лагерь и еще до восхода солнца двинулись в путь. За первый день их отряд не прошел и десяти верст. Женщины были измучены переживаниями прошедшей ночи, да и одежда спасенных совершенно не подходила для пешей прогулки по густому лесу. Сразу после короткого обеда всухомятку к князю, настолько естественно расположившемуся на поваленном дереве, что это даже казалось удобным, подошел суверен. За время перехода профессор успел сообщить бывшему государю некоторые подробности происходящего, и Коней уже немного представлял себе, кто возглавляет их странно выглядящую команду. Его супруга тут же переместилась поближе. Князь поднялся на ноги и коротко поклонился. Коней кивнул.
— Прежде всего, князь, позвольте мне выразить вам мою самую горячую благодарность.
Князь снова поклонился. Коней запнулся. На месте князя любой в ответ на благодарность суверена рассыпался бы в выражениях верноподданнических чувств, пусть даже чисто формально, но этот гигант с неестественно спокойным выражением глаз просто молча ожидал продолжения. Коней почувствовал неуверенность, нахмурился, однако переборол себя и продолжил:
— Я просто восхищен вашей смелостью и мастерством, с которым вы достигли успеха в столь дерзком предприятии, и ничуть не сомневаюсь в вашем уме и предусмотрительности, но… — Он помедлил в ожидании хоть какого-нибудь отклика со стороны князя, однако, убедившись, что тот ничего не собирается говорить, закончил свою речь: — Вы не могли бы ввести меня в курс того… что вы собираетесь предпринять? — Суверен растерянно умолк.
Князь еле заметно усмехнулся.
— Насколько я понял, профессор Пантюше уже проинформировал вас об этом. Но даже если он что-то упустил, то, по-моему, это очевидно, ваше величество. Я собираюсь доставить вас и вашу семью в такое место, где вам не будет угрожать непосредственная опасность и вы сможете с максимальной пользой послужить своему народу. — С этими словами князь кивнул капитану, и тот, четко отдав честь, упал на одно колено и протянул суверену несколько измявшийся за время дороги листок с текстом «Манифеста о возвращении».
Спустя пять минут, когда Коней, с несколько ошеломленным видом, передал супруге манифест, князь со свойственной ему ловкостью движений поднялся на ноги, коротко приказал:
— Подъем, двинулись, — и, ни на кого не глядя, развернулся и широким, размеренным шагом двинулся вперед, предоставив остальным суматошно собираться и догонять своего вожака.
К вечеру они вышли на крутой бережок небольшой речушки, скорее даже ручья. Князь остановился над крутым склоном, окинул взглядом окрестности и бросил:
— Переночуем здесь.
Тут уж Элис не выдержала:
— Что? Да что вы такое говорите, князь? Вы собираетесь предложить нам провести ночь в этой лесной глуши, на голой земле? Да вы понимаете, КОМУ вы это предлагаете? — Она повернулась к супругу и дрожащими от возмущения губами проговорила: — Дорогой, я думаю, вам следует объяснить князю Росену, что мы не потерпим подобного обращения.
Тот смущенно кивнул, но остался стоять молча. Поскольку прекрасно понимал, что в настоящий момент, что бы он ни сделал, это будет выглядеть в лучшем случае глупо а в худшем — просто смешно и нелепо.
Профессор поспешил прийти ему на помощь.
— Послушайте, князь, но неужели поблизости нет никакого жилья? Я думал, что вы предусмотрели это. Ведь нельзя же серьезно полагать, что…
Но князь не дал ему закончить.
— Ближайшее жилье, господин Пантюше, находится верстах в десяти. Это Катендорф. — Он повернулся к супруге императора и, отвесив ей короткий поклон, в котором ясно сквозила насмешка, добавил: — И если кто-либо из семьи суверена желает вернуться, чтобы провести ночь в тех условиях, которые могут быть предложены им там, то я предлагаю сделать это немедленно. — Мгновение помолчав, он пояснил: — Через два часа стемнеет, а так хоть часть пути вы пройдете не в кромешной тьме.
