— Вот как? Что же, идеология — это тоже неплохо. Мне казалось, что ситуация зашла так далеко, что нам, скорее, нужны практические действия, чем просто декларации. Вы же знаете, к экономическим проблемам добавился политический кризис. Китай ведет себя более чем агрессивно.
— Вы правы, ваше величество, ситуация зашла очень далеко. В этих условиях недостаточно отдельных мероприятий. Надо действовать исходя из единого плана, иначе нас ждет провал. А каждый план должен базироваться на четком понимании идеологии.
— Согласен. Но мне важна также программа практических действий. Вы уже поняли, как победить Гоюна?
— Я понял, где его слабости. Победа или поражение — это всегда вопрос случая.
— Возможно. Но все же я предпочитаю не полагаться на случай. Вы давно поняли, что Гоюн опасен для нас?
— Сразу.
— И вы знали, как с ним справиться?
— Нет, вначале я растерялся.
— Почему?
— Потому что я понял, что он сильнее.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. Идеологически он прав, абсолютно прав... критикуя наш мир. Он говорит о том, что высшие классы манипулируют низшими и со временем неизбежно поплатятся за это. Россия по своей прихоти распоряжается судьбами остальных стран, и только их временная слабость и наша мощь сохраняет этот порядок вещей. Разве это не правда?
— Господь с вами, князь, уж не революционер ли вы и не ненавистник ли России?
— В том-то и дело, что консерватор и патриот.
— Приятно слышать, — усмехнулся государь. — Итак, вы решили выступить против Гоюна.
— Да.
— Вы разработали программу мер, которые должны были помочь нам справиться с ним.
— Да.
— Давно?
— Достаточно давно.
— До того как вас похитили?
— Да.
— Почему же не сказали, как с ним справиться?
— В бою с мастером очень важен не только сам удар, но и момент удара. Поспешить или опоздать равносильно поражению. Раньше Гоюн был готов к защите. Месяца через три он нанесет чрезвычайно опасный для нас удар, который окажется если не смертельным, то весьма болезненным. Именно сейчас наступил момент, когда все сознание Гоюна поглощено предстоящей атакой, и поэтому он не готов к обороне.
— Что же, пример убедительный, — заметил государь после непродолжительной паузы. — Однако не кажется ли вам, князь, неразумным, что вы подвергали свою жизнь опасности, никого не посвятив в разработанный вами план борьбы с Гоюном?
— Я опасался, что это знание вынудит некоторых сановников ввести его в действие раньше времени.
— Но что было бы, если бы с вами что-то случилось? Или опять полагались на случай?
— Полагался, ваше величество. Но все же в сейфе моего кабинета во дворце на Мойке хранится запечатанное письмо на ваше имя, государь. Если бы со мной что-то случилось, вы бы получили его. Там содержится документ, который я написал во время затворничества в своем подмосковном имении, после возвращения из Калифорнии этим летом.
— Там содержится программа борьбы с Гоюном?
— Скорее, есть соображения идеологического порядка.
— Уж не хотите ли вы замахнуться на государственную идеологию?
— На нее, ваше величество.
— Вы считаете, что Гоюн так опасен для России?
— Нет, я хочу сказать, что условия изменились, и Россия больше не может вести себя как раньше. Это не имеет отношения ни к Гоюну, ни к секте «Небесного предела». Не они так другие. Страна столкнулась с естественной проблемой роста. Мы должны измениться или будем получать удар за ударом, пока не начнем реформы или не развалимся.
— А как насчет конкретных мер по борьбе с Гоюном?
— Вы получите и конкретные рекомендации.
— Но их нет в той записке, что вы оставили в сейфе.
— Конечно, нет. Конкретные советы действуют только в конкретной ситуации.
— И вместо того чтобы дать мне в руки оружие против опасного противника, вы бросились в путешествие, где оказались похищенным, — государь строго посмотрел на меня.
— Так сложилось, — развел я руками. — Впрочем, я убежден, что на основании предложенной мной идеологии ваши советники смогли бы в каждый конкретный момент разработать практические советы.
— Если бы они приняли эту новую идеологию.
— Если ни они, ни вы не согласитесь принять ее, то все мои советы пропадут втуне. Все капитаны флота должны видеть перед собой единую цель. Иначе не будет флота.
— Это верно, но я рассчитывал на одного штурмана на флагманском судне.
— Судьба государства, как и флота, не может зависеть от одной личности.
— Возможно, — государь пристально посмотрел мне в глаза. — Но для миллионов людей иногда была важна единственная фраза, сказанная одним пророком.
— Только если они были готовы услышать ее, ваше величество.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул министр двора. Он вопросительно и умоляюще посмотрел на государя.
— Что же, время не ждет, — вздохнул император. — Впрочем, это относится не только к сегодняшней церемонии. Мне очень нужны ваши советы, князь, независимо от того, будут они носить общий характер или окажутся изложением плана конкретных мероприятий. Сейчас настало время действовать.
Государь направился к выходу. Я отошел к окну и облокотился на подоконник. На душе было неуютно. Кажется, судьба снова затягивала меня в круговерть придворных интриг и международных конфликтов. Как тяжело было сейчас опускаться во все эти дрязги. В последние дни мне все чаще вспоминался тот великолепный город, который померещился мне в поместье Гоюна за несколько минут до штурма. Особенно часто мои мысли возвращались к нему после того, что привиделось мне в Гатчинском парке. Душа рвалась туда, где в зелени садов утопали прекрасные дворцы, где кристально чистые реки впадали в лазурное море, где, как казалось мне, нет никакой грязи ни на улицах, ни в сердцах людей. Но именно сейчас, после беседы с императором, я с особой силой ощутил ледяное дыхание тевтонского замка. Казалось, некая сила вновь затягивала меня вниз, в холод казематов, безнадежно удаляла от того прекрасного города. И вдруг передо мной предстало лицо учителя Ма Ханьцина. «Испытание твое и твой последний бой, — словно услышал я беззвучный голос. — Жизнь будет такой, какой ты сделаешь ее. Но на небесные поля не бегут, на них приходят победителями».
«Значит, так тому и быть, — обреченно подумал я. — Видать, мой крест: сделать еще один толчок, один из многих, который поможет пасть тевтонскому замку, а на его месте возникнуть прекрасному городу».
— Ты собираешься к государю? — Юля с дивана наблюдала, как я завязывал галстук-бабочку.
— Да, — ответил я. — Через полчаса совещание.
