Гарри Тертлдав - Агент Византии

– Мы победили! Мы победили!

– Вот дьяволы, – с возмущением заметил Лаканодракон.

– М-м?

Движение за оградой женской галереи на втором этаже отвлекло Аргироса. Мельком он заметил пару темных, острых глаз, смотревших вниз сквозь филигранную решетку. Аргирос задумался, кому бы они могли принадлежать. Жена и любовница императора были обе голубоглазыми блондинками. Никифор питал слабость к прекрасным женщинам. Ни Марина, ни Зоя не отличались набожностью. Магистр почесал затылок. У него было странное ощущение, что это лицо ему знакомо.

Он пожал плечами и последовал за магистром офи-циорий из храма. На Августеоне собралась толпа, желавшая знать, как прошел первый день Собора. Некоторые из монахов Арсакия обращались к константинопольцам:

– Анафема почитателям мертвых досок и красок! Долой идолопоклонство!

Когда один иконопочитатель попытался активно возразить против брошенных ему в лицо анафем, монах ловко уклонился от атаки и ударил его в живот. Его ловкость и сила говорили о военной выправке. Без сомнений, Арсакий явился в полной готовности.

– Его величество не будет доволен, если Собор выйдет из-под контроля, – сказал магистр официорий.

– Нет, но что, если александрийцы правы? – спросил Аргирос.

Тонкость используемой в споре аргументации вызывала головокружение: чтобы защитить использование образов, императорским теологам теперь придется колебаться между Сциллой монофизитства и Харибдой несторианской ереси.

Лакано дракон с упреком взглянул на магистра:

– И ты туда же?

– Святой Дух выведет святых отцов к правде, – уверенно заявил Василий.

Будучи ветераном на бюрократическом фронте, он добавил:

– Конечно, мы сможем кое-что подправить.

Аргироса разбудили среди ночи: его вызывали в храм Святой Софии, точнее, в соседствующую с ним резиденцию патриарха.

– Что такое? – зевая, спросил он у посыльного.

– Собрание ученых, чтобы придумать, как опровергнуть доводы Арсакия, – ответил слуга Лаканодракона. – Должен сказать, ваша записка была довольно полезна, и это убедило Евтропия, что вы можете помочь поправить дело и преодолеть трудности.

Евтропий был добродушным ничтожеством и едва ли даже подозревал о существовании Аргироса. Василий понимал, что приказ исходил от магистра официорий, им же был прислан и нарочный. Но от этого приглашение не становилось менее лестным. Потерев глаза, Аргирос быстро оделся и отправился вслед за посыльным, которого внизу дожидался факельщик.

– Осторожно, – предупредил магистр, обходя дырку в мостовой напротив дома его соседа Феогноста, старшины гильдии пекарей.

– Это надо засыпать, – сказал слуга Лаканодракона. – Я едва не провалился туда несколько минут назад.

По пути к храму они проходили мимо гостиницы, в которой остановился архиепископ фессалоникийский. Он поддерживал почитание икон. Пара десятков монахов Арсакия стояли на улице, звонили в коровьи колокольчики и пели:

– Долой образы! Долой образы!

Несколько других, уже утомившихся от этого занятия, сидели у костра и передавали по кругу кувшин с вином.

– Так им друзей не обрести, – заметил посыльный.

– Нет, но так они могут извести своих врагов.

Пение монахов прервалось, когда кто-то из окна второго этажа плеснул на них из ночного горшка. Разозлившиеся александрийцы разразились грязными ругательствами.

– Идите вперед, – обратился Аргирос к своим спутникам. – Я догоню вас.

Они посмотрели на него как на сумасшедшего, но ушли после небольших препирательств: факельщик – довольный, а слуга – с недоверием. Он уступил только из уважения к авторитету Аргироса.

Насвистывая, магистр подошел к людям у костра и весело произнес:

– Долой грязные иконы! Не найдется ли глотка вина для мучимого жаждой?

Один из монахов поднялся пошатываясь и протянул кувшин.

– Долой грязные иконы, это точно.

Он широко зевнул, демонстрируя гнилые зубы.

– Изматывающая работа – днем сидеть на Соборе, а ночью здесь изводить этого идолопоклонника, – сказал Аргирос.

Монах снова зевнул.

– Ах, мы – мелкая сошка. Арсакий и его епископы спят крепким сном, а мы должны устраивать кошачьи концерты для незадачливых почитателей картинок и будем петь серенады и завтра, и послезавтра, пока не настанет час истины.

– Какой умный Арсакий, придумал же такое, – сказал магистр.

– Дай-ка мне глоток, – сказал монах, выпил, вытер рот рукавом черной рясы и захихикал. – Ай, Арсакий будет крепко спать сегодня со своей шлюшкой под боком.

– Шлюшкой?

Монах сделал выразительный жест.

– Не могу не похвалить вкус его преосвященства, это точно. Если уж грешить, так хотя бы пусть это будет приятно. Не думаю, что она египтянка, судя по акценту. Он путается с ней уже с прошлого лета, счастливец.

– Любопытно. А как ее зовут? – поинтересовался магистр.

– Не помню, – ответил монах. – Она не слишком интересуется такими, как я, и водит Арсакия вокруг пальца.

Правда, монах упомянул не палец. Он икнул и добавил:

– Она не дура, надо отдать должное. Кто-то сказал мне, что ночные бдения – это ее идея.

– Да что ты?

«В самом деле, поразительная женщина», – подумал Аргирос.

Он встал, потянулся и сказал:

– Мне пора. Продолжайте мытарить этого вонючего идолопоклонника до зари, и спасибо за вино.

– Всегда рады помочь честному и набожному человеку.

Монах ударил себя по лбу и скорее себе, чем Аргиросу, воскликнул:

– Мирран, вот как зовут девчонку.

От магистра потребовалось все его самообладание, чтобы не выдать себя и шагать твердой походкой. Мирран почти убила его в Дарасе; невзирая на ее пол, она была лучшим персидским агентом. И Аргирос хорошо знал, как ей удалось добиться благосклонности Арсакия.

По дороге к Святой Софии Аргирос сжимал кулаки. Персам нравилось разжигать религиозные распри в Римской империи: если римляне ссорятся друг с другом, их соперникам это на руку. Мирран играла в эти игры в Дарасе, поднимая местных еретиков против православия.

Однако теперь она пустилась в более опасное предприятие. Свара вокруг образов грозила подорвать благополучие восточных провинций, а со временем нанести вред и остальным частям империи.

Магистр выругался. Представить безумие иконоборчества как персидский заговор – это делу не поможет. Арсакий, воодушевленный то ли сатаной, то ли Мирран, высказал действительно веский теологический довод, и в его арсенале наверняка есть и другие. Единственный способ восстановить религиозный мир – это разоблачить заблуждения александрийца. Вот что заставило созвать тайное совещание в резиденции патриарха.