Она долго сидела так, неподвижно и безмолвно, куда дольше чем обычно. Она могла заново увидеть свою жизнь — горе, радость, печаль. Ее решение было принято не в этот день, и не в последующий. Но в конце концов — выбор был сделан.
Она может видеть будущее. Она верит в это будущее и она хочет создавать его.
И для этого она должна вернуться к прошлому.
Единственной, последней его части, которую она не может забыть.
* * * Ивожим.
Памятник не был закончен. Вален не удивился. Как он может быть закончен, если он не знает, что написать на нем?
Идея была неплоха. Что — то в память о войне, что — то в напоминание его народу о тех, кто погиб в позабытых мирах. А это был самый позабытый из миров. Многие даже не знали его имени. Битва здесь была не за территорию, и не ради какого — то плана.
Она была ради него.
Все кто умер здесь — умерли ради него.
Тут даже не было жизни.
Все же он настоял на путешествии сюда. Его эскорт был… озадачен, если не сказать большего. Союзники Теней все еще существовали, и все также хотели его смерти. Покушения стали реже, но все же случались время от времени. На Ивожим не было гарнизона, не было предварительно построенной защиты. Фактически тут не было вообще ничего.
Но все равно он прилетел сюда.
Когда он уйдет — останется память. но что они запомнят? Как он может объяснить будущим поколениям необходимость того, что случилось здесь?
Просто. Он этого не сделает.
Хуже всего что он потерял Затраса. Его грубоватая мудрость могла бы пригодиться.
Он оглянулся и обнаружил, что оторвался от своей рейнджерской охраны. Это было необычным. Они всегда держали его в поле зрения. Он не мог их увидеть. Их нигде не было.
Он не боялся — бояться ему было нечего. Но он был… удивлен. Он попытался высмотреть дорогу к лагерю, но не мог увидеть ни единой знакомой приметы. Он не мог зайти так далеко, даже в такой задумчивости.
— Где ты? — тихо сказал он. — Нет нужды в подобных фокусах.
— Ты совершенно прав. — ответил голос, на безупречном минбарском. В нем не было заметного акцента, не было отличий по диалекту, ничего кроме ощущения невероятного возраста. Это был голос, который говорит о смерти планет, звезд, времени.
Существо, появившееся перед его глазами, возникло в точности из ниоткуда. Он был гуманоидом — высоким, и роскошно одетым в манере, что сочетала в себе жреческий и императорский стиль. В его лоб был вживлен драгоценный камень.
— Полагаю, ты знаешь меня. — сказал он.
— Я знаю тебя. — сказал Вален Примарху.
* * * Делфи.
— Я знала что ты придешь. Я знала это, также, как знала о них. Они пришли ко мне по твоему настоянию. Почему же не пришла ты?
— Я испугалась.
— Испугалась чего?
— Того, что ты можешь сказать мне.
— А сейчас ты не боишься?
— Да, боюсь, но я должна это сделать.
— Ты не победила свой страх ради поиска своего будущего супруга, но смогла — ради того, кто пытался его убить. И что это тебе говорит?
— Говорит, что я не смогу быть счастлива пока все не разрешится. Я должна закончить с этим. Я должна… повидать его — в последний раз.
— Почему вы так упорны, следуя по пути что ведет лишь к боли? Все вы. Ты знаешь что он спросил у меня, когда был здесь? Он хотел знать, можешь ли ты полюбить его?
— Что… что ты ответила?
— Правду, разумеется. Что ты уже любишь, но ты никогда не будешь любить его так, как любишь другого, и никогда не будешь любить его так, как он этого желает.
— Я люблю его.
— Я и не отрицала этого.
— Где он?! Скажи мне, где он. Это все, за чем я пришла.
— И что ты сделаешь, когда найдешь его? Что ты сможешь сказать ему?
— Я не знаю.
— Нет. Тогда я скажу тебе — что. Ты не послушаешь, но я все равно скажу. Оставь это место. Возвращайся домой. Подари жизнь своей дочери и вырасти многих других. Утопи своего первенца в озере и забудь, что он или Каменный Воин когда — либо существовали.
— Где он?!
— Ты настоящая дочь воина. Знаешь ли ты, что творишь своими поисками?
— Я не желаю знать.
— Я могу сказать тебе, скольких детей ты выносишь, когда ты умрешь, что случится с твоим мужем — так много. Только не следуй больше по этому пути.
— Почему ты не отвечаешь? Что за выгода тебе в этом?
— Я вижу будущее. Все. Не просто этот на год, или следующий — но будущее, простирающееся куда дальше, чем ты можешь себе представить. Что бы он ни сделал — он не заслужил такой муки. Если ты действительно любишь его — пощади его.
— Где он?
— Он забудет тебя. Если ты найдешь его, то впоследствии будущее увидит, как он забудет тебя ради любви к другой. Ты сможешь это вынести?
— Где он?
— Ты не понимаешь что творишь! Ты безрассудная, глупая, маленькая девчонка!
— Где он?!
— Ты глупа… настолько глупа. Где еще ему быть? Он обитатель покинутой и забытой твердыни из камня, льда, и памяти. Твой супруг искал его по всей галактике, но никогда и не думал посмотреть ближе к дому.
Широхида, разумеется.
Сгоревшие и разоренные развалины, свидетели предательства последних двух воинов, что правили там. Теперь ты получила ответ. Я проклинаю тебя за то, что ты заставила меня сказать, и также проклинаю твоих детей.
— О чем ты?
— Твое имя будет вечно преследовать их. Твое — и его. Они не будут знать дома, и их разбросает по галактике как зерна на ветру. Они узнают любовь — и в ней им будет отказано. Они узнают радость — для того чтобы почувствовать, как она ускользает меж их пальцев. Они будут жить в тени своего отца — до скончания дней, и будут ненавидеть вас за это.
— Что ж, они сами выберут свои судьбы и пройдут их своей дорогой. Им не нужны ни твои проклятия, ни твое благословение. Прощай.
— Я знаю, как ты назовешь свою дочь.
— Я тоже.
* * * Широхида.
Когда она пришла — Немейн уже ждал ее.
— Как ты узнал? — спросила его Дераннимер.
Она ненавидела это выражение на его лице. Он всегда выказывал такой оптимизм и надежду. Даже долгие годы войны не слишком изменили его. Он всегда поклонялся ей, и она неохотно признала что ей нравится видеть обожание в его глазах. И сейчас ей было больно видеть в нем такое отвращение.
— Ты думаешь, что можешь просто так исчезнуть, и мы ничего не узнаем? Я приказал Рейнджерам присмотреть за тобой, и они сказали, куда ты направляешься. Он здесь, не так ли?
— Я должна поговорить с ним.
— После того, что он сделал?
— Именно потому, что он сделал.
— Нет. — Лицо Немейна было жестким. Он ничуть не был похож на того мальчишку, который давным — давно поклялся защищать ее, после безумного бегства из Ашинагачи. — Я не пропущу тебя.
— Ты мне не позволишь?
— Я пошлю Рейнджеров, и мы выкурим его оттуда. Он должен заплатить за то, что сделал.
— Я приказываю тебе уйти, немедленно.
— Я не могу этого сделать.
— Я старше тебя по званию, и я приказываю тебе.
— Нет.
— Пожалуйста, Немейн. Я должна.
— Почему?
— Ты любил когда — нибудь?
— Ты спрашиваешь меня об этом? Ты — среди всех прочих? Я любил тебя столько, сколько могу вспомнить. Я знал, что ты выйдешь замуж за великого, за того, кто будет достоин тебя, но этого было достаточно. Как ты можешь спрашивать — любил ли я?
— Ты мог бы… — она запнулась. В каком — то смысле она всегда знала это. — Ты мог бы все еще любить меня, если бы я причинила тебе боль, если бы я отвергла тебя, если бы я… предала тебя?
— Ты никогда этого не сделаешь.
— Прошу. — прошептала она. — ответь мне.
— Да! Не должен был бы, но — все равно да.
— Ты ответил сам. Я должна увидеть его, в последний раз.
Вздрогнув, он опустил голову.
— Один час. — прошептал он. — Здесь достаточно рейнджеров, чтобы даже его одолеть в бою, но я даю тебе один час. Потом мы придем и найдем его.
— Спасибо. — еле слышно проговорила она, не имея смелости произнести подобающие слова.
Она отвернулась и начала долгий подъем по холодной, неверной каменной тропе к темному замку, что тенью нависал на фоне сумеречного неба. Немейн вскинул голову, следя за ней взглядом.
— Он убьет тебя, — прокричал он. — Ты погибнешь! Ты не должна делать этого!
— Мы все умрем, Немейн. И я должна. Я верю в него, пусть даже ему не поверит никто и никогда.
С каждым сделанным ей шагом Широхида становилась все мрачней и выше.
* * *
Маррэйн задумчиво смотрел на слабый огонек, дрожащий и танцующий в холодном каменном зале Широхиды. Он много думал об огне в последнее время. Парлонн был Огнем, как часто говорилось. Яростный, жестокий, но укрощенным — способен защитить и укрыть тех кто в этом нуждался. Сам Маррэйн всегда был Землей — тяжелый, неподатливый и безмолвный.
