Я поначалу как-то пытался со всем этим бороться. Помню, предлагал и рационы однодневные выдавать. Ага, ежедневно распределить на полсотни семей кучу харчей. Да еще учитывая, в каких семьях дети имеются, а в каких нет! Часа два на это бы ушло точно. А за эти два часа угрести можно очень далеко.
Пробовал я и убеждать да семинары по правильному планированию бюджета проводить. Без толку! Местные никак не могли взять в толк подобные сложные умопостроения: как разделить выданную пайку на семь частей и слопать каждую в свое время. Тут все проще, есть еда — надо лопать. А завтра… а вот завтра и посмотрим — до него еще дожить надо.
Ну и хуже всего, конечно, было с молодняком, сидевшим у своего отдельного костра. Они, стоило им только получить паек, сжирали его за пару дней, а все остальное время влачили жалкое полуголодное существование на подножном корму. В принципе, это считалось нормой. Молодняк и должен быть голодным — так у них больше стимулов поскорее повзрослеть. Да и шустрота рук и ног при ловле рыбешки или кроликов, а также соображаловка развиваются куда активнее, когда брюхо не отягощено лишней тяжестью.
Потому-то, как я понимаю, сейчас Тов’хаю надо дать возможность урвать свою пайку, а потом уже вызывать на разговор. Потому как своими харчами с ним я тоже делиться не желаю, у меня и так на шее толпа народа сидит. Но мои-то хотя бы каждый день сытые, потому как я за распределением харчей слежу лично и пытаюсь этому Тишку научить, с трудом.
Хотя, надо сказать, в отношении Тов’хая это был отчасти мой косяк. Когда трофейных баб распределяли, этот Тов’хай еще считался по возрасту не вышедшим жениться, потому его к молодняку и отнесли. А буквально спустя пару недель после праздника Весны, на котором он, собственно говоря, вместе с ирокезом обрел и совершеннолетие, было уже поздно. Сообрази я это раньше (баб-то полно оставалось «неохваченных»), был бы парнишка сейчас при своем костре и своих харчах.
А ведь и вдовушку ему свежеобразовавшуюся не сбагришь. Потому как в последней битве баб полегло не меньше, чем мужиков, да и с присоединением людей Кор’тека образовался некоторый дефицит. Что, опять же, не слишком способствует здоровой психологической атмосфере в племени.
Хотя стоп! Чего-то я совсем запутался. Я-то был уверен, что Тов’хай из степняков будет. Однако в ирокезы он попал вместе с пленными пиратками как родственник чьей-то жены. И как это, на фиг, понимать?! Как мальчишка-степняк со шрамированной рожей оказался среди прибрежников с некоторым количеством баб-лесовичек? Ох, чует мое сердце, надо у этого парнишки поподробнее автобиографию выспросить. Как же, оказывается, много я не знаю про своих соплеменников, а ведь наверняка у каждого за спиной столько уже всякого произошло!
А пока пойду к своему костерку, потому как не объедать же семью друга!
Когда мы прошли полосу прибоя, я перестал грести что было сил и, усадив Витька за весла, сам занял место рулевого. Того, что выдавал Витек, не особо напрягаясь с помощью моих супервесел, вполне хватало, чтобы держаться общей скорости. Ну и плюс Осакат с Тишкой и даже Ласта способствовали продвижению, подгребая с каждого борта. Так что можно было не упираться физически, а подзагрузить мозги.
Сегодня был знаменательный день: я наконец-то решил, что мы можем выйти из всем опостылевшей уже прибрежной полоски в безграничный океан, с его неподвластными разуму безднами, волнами с многоэтажный дом высотой, апокалипсическими монстрами, затаившимися в глубинах, неведомыми чудесами и отсутствием понятных ориентиров в виде берега.
— Семь плюс четыре! — задал я курс в неизведанное и внимательно посмотрел на мою команду. Ужаса в их глазах я не заметил, но ребятки снова зависли. Все вариации сложения и вычитания в пределах десяти они уже вызубрили назубок и отвечали без раздумий. А тут — что-то новое, выходящее за привычные пределы.
— Десять и еще один, — раздался испуганный голосок откуда-то с самого носа.
Вот те раз! Не успели отойти от берега, а монстры и удивительные чудеса уже полезли, как тараканы. Я даже немного приподнялся, чтобы через головы экипажа посмотреть на нашего дристуна. Вернее, уже Дрис’туна. Парнишка, да и его мама очень гордились тем, что сам Великий Шаман дал ему Имя в столь юном возрасте. А тот факт, что этот самый Шаман отказывается сообщать, что имя сие означает, — делали его еще более загадочным и таинственным, давая дополнительный повод для гордости. (Сколько раз уже зарекался болтать языком, не думая! А потом приходится мучиться, соображая, что же соврать восьмилетнему пацаненку, необычайно гордому своим именем, о его значении.)
С начала основания племени ирокезов Дрис’тун был самым частым гостем у моего костра. Настолько частым, что его уже почти перестали замечать или, вернее, воспринимать как чужака.
После всех последних битв, погонь и потрясений страдающие от морской болезни бабы то ли привыкли к постоянной качке, то ли устыдились своей болячки, видя толпы раненых вокруг меня, то ли вылечились от недомогания под воздействием стресса. Но так или иначе, а на нашей лодке стало намного просторнее, когда эти болящие туши перебрались на лодки мужей. А вот как их место умудрился занять Дрис’тун? Это как-то выпало у меня из внимания. Но так уж получилось, что после смерти своего приемного отца он фактически перебрался на нашу лодку. Может, потому, что в семье нового мужа матери пришелся не ко двору, может, еще почему, но вот он, сидит и лупает от страха глазами под пристальными взглядами окружающих.
Хм, пришло мне в голову. А ведь с тех пор, как он у нас поселился, его вечный дрист прошел! Может, секрет в стряпне его мамаши? И, блин, как же это я умудрился лишь только что обратить внимание, что фактически обзавелся новым членом семьи? До сих пор этот хитромудрый Дрис’тун как-то умудрялся оставаться незаметным. Нет, я, конечно, его видел и даже частенько гонял с мелкими поручениями, но почему-то не замечал. Воспринимая чем-то вроде вечно задвинутой под стол колченогой табуретки у нас Дома, которой никто никогда не пользовался, но почему-то и не выбрасывали. Или третьим щенком. И лишь сейчас, когда он столь эффектно и неожиданно влез в дела возвышенно-шаманские, я вдруг сообразил, что уже почти три недели в моей лодке плывет новый член экипажа!
Он и до этого частенько плавал с нами, Сати’тху не возражал, мне тоже было не до этого, места мальчонка занимал всего ничего. А вот последнее время Дрис’тун фактически не отходил от нашей банды. «Может, стоит поговорить с его матерью и ее мужем?» — подумалось мне. Хотя на фига? Оно, конечно, рановато, но Дрис’тун уже подходит к тому возрасту, когда детишки фактически уходят из семьи, чтобы примкнуть к какой-нибудь молодежной группировке. Оно, конечно, ему с этим еще годика два-три погодить бы стоило. Но, видно, так сложились обстоятельства. Хотя с матерью все равно поговорю.
— Эй! Так не честно! — естественно, сразу начала орать Осакат, вообще не терпевшая, чтобы кто-то брал над ней верх. — Ему нельзя это знать!
Вот ведь мерзавка. Сама этого Дрис’туна едва ли не пажом своим назначила, нагружая разными работами и гоняя с поручениями куда чаще, чем я. А тут видишь ли, «нельзя».
— Эй, там, цыц! — одернул я сестренку, готовую, кажется, в порыве праведного гнева вышвырнуть мальчонку из лодки. И, поощрительно подмигнув Дрис’туну, добавил: — Запомните, нерадивые ученики Великого Шамана. Знание — это такая добыча, которая никогда не дастся недостойному ее охотнику. Мыши не охотятся на кроликов, кролики — на хорьков, хорьки — на оленей, а волки — на медведей! Коли кто-то смог получить Знание, то он его достоин, а значит, ему это знать Можно. Так что, шесть плюс восемь.
Опять все надолго зависли, давая мне время обдумать сложившуюся ситуацию. То, что Дрис’тун считает лучше, было неудивительно. Мозги молодые, свежие, впитывают все легко и не загромождены лишним мусором. А постоянно ошиваясь возле моего костра, их обладатель явно слышал все уроки, что я давал ученикам, и усвоил, наверное, даже побольше, чем они. Но вот что с ним делать дальше? Брать третьим учеником? С одной стороны, почему бы и нет? А с другой — у меня и с этими двумя крыша едет, а еще и с мальцом возиться?!
Опять же, взять его сейчас к себе и плотно взять в оборот, вбивая в его детские мозги весь имеющийся у меня объем знаний, означает неизменно испоганить мальцу жизнь и сломать психику.
Парень должен пройти через все положенные циклы. Жизнь с родителями, жизнь в мальчишеской стае, прохождение испытаний, статус воина. Короче, Дрис’тун должен вырасти полноценным дикарем, знающим, как выжить в степи или на море, как выследить добычу, всадить копье в брюхо врагу и как содрать скальп. Если вместо этого я выращу математического гения с навыками стихосложения, умеющего размышлять о философии и читать, участь парнишки будет весьма печальной. И не только потому, что ботаников никто не любит. Он просто не выживет в этом мире с тем объемом знаний, что смогу дать ему я. А с другой стороны — жалко, что такой сообразительный малый вырастет обычным дикарем.
