Мне все равно. Даже если глорцы завалят телами все улицы у Старого фонтана, в живых останется предостаточно горожан, чтобы посадить нас на кол или сварить в оливковом масле. Мы знали, на что шли.
Я жалел об одном — Жани все еще была здесь. Сейчас они с Макаксом пытались справиться с тросом на корме. Мне нужно было убить девочку еще тогда, в тихой Кедровой.
Мы ни разу не говорили за все эти дни. Несколько взглядов, вот и всё. Я боялся её выдать, Жани старательно поддерживала опьяненный вид — нуттом от нее несло за двадцать шагов. Прислуживала королю, служанки ушли с фургонами. Не знаю, как ей удавалось обмануть Эшенбу. Наверное, король был слишком увлечен предстоящим делом. Ночью его забавлял Эмруозос: у мага был загнанный, истощенный вид, — совсем как у мальчишек в притонах Дощатого квартала. Я радовался, что девочка проживет еще день. Я мучился: если Жани доживет до нашего поражения, её ждут и позор, и тяжелая долгая казнь. Рука закона ничуть не мягче лоскутной лапы короля. Или девочка выкрутится? Она ведь такая умненькая.
Будь я проклят, противоречия рвали меня на части. Помочь ей легко уйти? Когда сталь вонзается точно в сердце, человек лишь удивляется. Но Жани молода и упорна. И есть у неё крошечная надежда. Выкрутится, обязательно выкрутится. Она предусмотрительна и ловка. И может мечтать о жизни.
В те два дня в Кедровой я был счастлив. Понимание этого и изумление пришли позже. О, пожри марул этот мир. В конце жизни боги меня удивили.
Вспоминает ли она, или страх уже вытеснил всё? Конечно, я не мог дать ей счастье. Старый бродяга-лорд, с жесткой кожей и сердцем аванка. Но все равно, хоть на миг нам стало тепло.
Я работал, так и не надев поддоспешную стеганую куртку и кольчугу. Мы уже прошли мимо башни Глорского маяка — облупленной, с неразборчивым флагом, вяло колыхающимся на слабеющем ветерке. С бака крикнул король:
— Смотри-ка, Либен, они горят! Мои славные глорцы уже ждут своего короля, — Эшенба пытался засмеяться и выхаркнул на трап горсть червей.
Башни и стены Цитадели, мосты и дома, лодки и причалы, шпиль Оружейной гильдии, — все это было уже рядом. Наверняка, нас заметили. Впрочем, возможно и нет. Мы едва ползли, а у горожан полно иных дел, — я видел пять или шесть дымов пожарищ. Доносился слабый звук. Сигналят тревогу? Нет, больше похоже на многоголосый крик.
— Они в ужасе, — король распростер руки. — Ха, так мы еще и не начали. Будет весело, не так ли, Либен?
Я кивнул. Мне было все равно. Нет, нужно собраться. Это утро моего последнего дня, стоит его запомнить.
Мы медленно шли наискосок через гавань, я уже видел ступени Коронной пристани. С мола на нас смотрело несколько человек. Слева, у Новой верфи замерло длинное тело «Клинка Севера», на одном недостроенном когге задребезжал колокол. Метались по настилу пристани какие-то фигурки.
— К делу, парни! — рявкнул король, надевая шлем. — Эй, мои пряжки…
От мачты подскочил Брехун, затянул застежки на спине короля, — сегодня Эшенба надел на кольчугу нагрудник.
— Ветер совсем спадает, — испуганно крикнул от штурвала Джоу.
— Я растяну ваши кишки по всем башням Цитадели, — весело пообещал король. — Девчушка, ты слышишь?
— Да, мой король, — Эмруозос испуганно присел у носового трапа, сжимая в каждой руке по хрустальному шару. — Клянусь, я делаю что могу.
— Старайся, — Эшенба окинул взглядом палубу, — тусклая защита шлема делал короля почти человеком. — Нас уже видят. Либен, начинайте.
Мы задвигались, пригнувшись. У двери каюты на корточки присели Жани и Макакс, мальчишка во все глаза смотрел то на нас, то на медленно приближающуюся пристань. Ветер совсем угас. Ладно, с парусом будет меньше возни. Брехун замычал, тыча своим коротким пальцем.
— Давай, — согласился я.
Мы подняли труп, заранее приготовленный у трюмного люка. Тело, наряженное в лиловый «колдовской» балахон, закоченело в правильной позе, — вбитое через живот древко копья поддерживало руки чуть согнутыми. Закройщик требовал, чтобы мертвец выглядел устрашающе, так и было сделано: с черепа содрали кожу, багровая плоть заветрилась, и моряк, именем которого мы не догадались поинтересоваться, широко усмехался безгубым ртом, озирая порт. Наверняка, ему доводилось бывать здесь раньше.
— Ставьте, — нервничал Джоу.
Мы прислонили труп к штурвалу, притянули веревками. Джоу, уступив вахту, присел и прошептал:
— Мы совсем рядом.
— Рядом? — король, прячущийся под прикрытием борта, закашлял-засмеялся. — Будет славно, если я заблужусь. Как думаешь, Либен, на дне большая толкотня?
— В случае чего, капитан Элки охотно подскажет путь, — сказал я.
Капитан все кашлял, Брехун и Джоу ухмылялись: про призрак капитана Элки, что обитает в Глорской бухте, каждый из нас слыхал с детства.
«Бурун» всё еще скользил по инерции. Парус вяло обвис над нашими головами. Нам нельзя было подходить слишком близко, — иначе всё пестрое устрашение нашего корабля смотрелось бы смешно, — и косо нашитые на паруса клинья алого шелка, и потеки вишневой краски, две бочки которой мы щедро вылили на нос и борта когга. Да и мертвый рулевой вблизи мог вызвать лишь улыбку у настоящих мужчин. Но и замирать слишком далеко от пристани тоже было опасно, — король мог не выйти к цели.
Когг замер, потом его начало разворачивать бортом. Эшенба выругался. Мы повозились у якоря, за бортом плеснуло.
— Я вернусь, — пообещал король всем нам и перевалился за борт.
В молчании я окинул взглядом остатки нашего войска. Колдуна трясло, устроившийся рядом с ним Брехун пробовал пальцем острие своего тесака. Джоу смотрел на мачту, — по полотнищу проходили редкие дуновения ветра, и алые языки шелка взблескивали на солнце.
— Оденусь, — проворчал я и, пригибаясь, перебежал к каюте. Жани, дергая за веревку обезьяньего принца, уже заползла внутрь.
Наконец я был с ней наедине. И сказать было нечего. Она смотрела на меня, покусывая нижнюю губу. Мы молчали, потом Жани взяла мой старый поддоспешник и хорошенько встряхнула. Она помогла мне надеть кольчугу, подала подшлемник. Мне хотелось ей столько сказать, но я не мог.
Она провела ладонью по моим подстриженным волосам:
— Ты настоящий лорд, Либен.
— Ты самая красивая, — наконец-то сказал я всё, что было нужно.
Мы поцеловались, прощаясь. Осторожно, как будто еще было можно что-то сломать.
Как в глупой саге, скрипнула дверь, и в каюту заполз Брехун. Изумленно уставился на нас.
— Рано еще! — рявкнул я, выпуская руку Жани.
Он замычал, показывая на дверь.
Колдун рыдал.
— Не могу, не могу! У меня нет сил. Я ничего не помню!
