– Зато все остальные воюют! – настаивал Митька. – Года не проходит, чтобы где-нибудь не убили русского! Если и не убивают, то отказываются платить ясак! А бурин – люди реки Камчатки – самые мирные. Они самые лучшие друзья русских!
– Чо-о-о?!
– Он оскорбляет нас!
– Я не хотел вас обидеть, – пошел на попятную Митька. – Говорю это для того, чтоб вы поняли: если против русских поднимутся бурин, остальные тоже начнут воевать! Думайте о себе, а не о других. На реке Камчатке много поселков, много родов. Пусть они договорятся хотя бы между собой. Наверняка же найдутся люди, которые не захотят воевать с русскими!
– Тогда они умрут от нашей руки!
– Вот видишь! – поднял палец служилый. – Зачем говорить с чужими, если нельзя договориться даже со своими? И помните, что любой бурин, который дружит с русскими, обязательно выдаст всех остальных! Разве нет?
– Это так…
– Тогда, может быть, не стоит посвящать слишком много людей? Вы, здесь сидящие, сможете привести достаточно воинов, чтобы взять любой острог. Но все ительмены Камчатки, собравшись вместе, не смогут ничего сделать, если русские будут предупреждены заранее. И главное – это женщины! То, что знает одна, знают все!
– Ты же русский, Коско! – раздались голоса. – Я даже имя твое русское слышал, только забыл. Что же ты говоришь такое?!
– А я решил вернуться к людям моей матери, – заявил Митька.
– Тебе тоже незачем жить на нашей земле!
– Может, ты и прав, – вздохнул служилый. – Но я не хочу, чтобы эту землю разграбили, не хочу, чтобы ительмены перестали существовать. А так может случиться. И довольно скоро…
– Откуда ты знаешь, что может быть?!
– Оттуда! – рассмеялся Митька. – Сам Кутха приходил ко мне во сне и рассказал о будущем. Потом приходил один из помощников русского бога и подтвердил его слова. Пока что все сбывается!
Ительмены зашумели:
– Откуда Кутхе знать, что будет? А русский бог…
– Да погоди ты, пусть расскажет, что он узнал! А уж верить или нет – это наше дело!
– Что ж, я скажу… Если бурин поднимутся против русских, если одержат хоть одну победу, люди других земель тоже начнут войну. Очень может быть, что все русские остроги будут уничтожены! А что будет потом?
– Мы станем жить как прежде! – не очень уверенно ответил кто-то.
– А ясак? – напомнил служилый. – Русскому царю нужны шкурки соболей, лисиц и бобров. Пока они ему нужны, нас не оставят в покое. Казаки будут приходить снова и снова! Если не в первый и не во второй раз, то в третий или в четвертый раз силой или хитростью они победят ительменов! И месть брахтадтов будет страшной…
– Мы не боимся! – испуганно крикнул кто-то из относительно молодых участников совещания.
– Ну конечно, – кивнул служилый.
– Он правильно говорит! – заявил Голгоч. – Правильно! Нельзя воевать против русского царя! Нужно давать ему шкурки, и он не пришлет больше казаков! Мы сами будем собирать ясак!
– Может быть, так и будет, – вздохнул Митька. – Только есть еще одна беда… Если ительмены победят русских, разве они не начнут воевать друг с другом? Кто будет собирать шкурки для царя? Кому станут их отдавать кулес, лигнурин, кыкша-ай, курильцы и суаачю-ай? Они будут отдавать шкурки для царя людям бурин?
– Ну-у-у…
– Для этого, наверное, нужно с ними воевать и победить их, да? А кто повезет ясак русскому царю? Ты? Или ты? Может быть, я?
Ответом была тишина, точнее, невнятное бормотание присутствующих. Было ясно, что так далеко планы заговорщиков не простирались.
– Ну, скажи ты, раз такой умный, – вздохнул Голгоч. – Поведай нам, что нашептал тебе Кутха, а мы посмеемся.
– Да смейтесь, если хотите, – пожал плечами Митька. – Только получается, что всех русских убивать нельзя. Кого-то надо оставить. Только не давать им власти. Главное, чтобы не было начальников, которых каждый год присылают из Якутска. Многим русским, которые живут здесь давно, они тоже не нравятся.
– Ты знаешь таких?
– Знаю. Но не назову вам их. А им я не скажу о вас. Они сами узнают, если вы начнете воевать. Если сумеете подготовиться втайне.
– Ты не сказал, кто будет отдавать наш ясак русскому царю! – напомнил Харуч, он же в крещении Федор Харчин. – Кто сможет договориться с ним, чтоб он не присылал сюда других казаков?
– Есть у меня на примете один начальник. Я думаю, бурин согласятся ему подчиняться. Вот послушайте! – Митька вытащил из-за пазухи свой берестяной пенал, сковырнул крышку и извлек лист бумаги. – Этот приказ капитан Беринг издал одиннадцатого июля тыща семьсот двадцать восьмого года. Вам по-русски или сразу перевести?
– Переводи!
«Дочитав» приказ, Митька поинтересовался:
– Ну, и чем же плох такой начальник?
– Он приехал и уедет. Никто не будет исполнять его приказа! Что мы, русских плохо знаем?! – раздались голоса. – От этого чужого начальника стало только хуже!
– Этот начальник главнее наших русских управителей, – заявил Митька. – Он для них чужой, он не дружит с ними. Мне кажется, мы можем воспользоваться этим.
– Как?!
– Тс-с-с! – прижал палец к губам служилый. – Я скажу, только тихо! Чтобы даже эти стены не слышали!
Дальнейшие переговоры велись шепотом – голова к голове. Правда, Митька все равно старался не оставлять открытой спину. У него совсем не было уверенности, что его не захотят прирезать – так, на всякий случай.
Как ни странно, но предложения незваного гостя в конце концов были одобрены – возразить ему было нечего, а лучше никто ничего не придумал. Однако Митька не обольщался: если не удастся сохранить дело в тайне, то оно обратится в «пшик», причем с летальными последствиями для участников.
* * *
Октябрь подходил к концу, начались заморозки. По утрам река несла шугу, заводи прихватывало льдом. Каравану приходилось спешить – река вот-вот встанет. Тем не менее Митька старался навестить как можно больше ительменских поселений. Для этого ему приходилось то отставать от каравана, а потом догонять, то уходить вперед. Когда мозоли от шеста на его ладонях становились совсем деревянными, он срезал их ножом. Наконец на берегу показались балаганы, избы, а потом и сам Верхнекамчатский острог. Семен Хмылев, которого оставил здесь заказчиком Иван Тарабукин, встретил приезжих вполне радушно – в том смысле, что свое желание их всех перевешать он скрывал, правда не очень тщательно. Тем не менее «хоромы» были убраны, еда наготовлена, а баню затопили, как только усмотрели с бугра чужие баты.
Кое-как отпарив многодневную грязь, Митька отправился к Андрею Шубину. Он надеялся, что тот пристроит его на ночлег с комфортом, а может, и вином угостит. Однако Андрей Васильевич, опять пониженный в должности, встретил гостя неприветливо. На вопрос о ночлеге предложил расположиться в грязной нетопленой пристройке к избе. Митька счел нужным обидеться:
