Кингчесс (СИ) - Птица Алексей

Кайзер Вильгельм II, по обоюдной договорённости, в своей загородной резиденции, под Дрезденом, провёл встречу с премьер-министром Британской империи графом Гербертом Асквитом. Дело происходило сразу после того, как была подписана торжественная капитуляция Франции.

— Поздравляю вас, сэр, со столь знаменательным событием! — весело и фамильярно, как он и предпочитал, поздравил кайзер собеседника.

— Ваше Императорское Величество, это произошло исключительно вашими стараниями и благодаря штыкам ваших доблестных солдат.

Кайзер самодовольно усмехнулся, приняв похвалу, как должное.

— Да, немецкий солдат способен на многое, но Россия ещё не побеждена и война не закончена.

— Несомненно, это так. Но позвольте предупредить вас, что Австро-Венгерская империя до сих пор не может переломить ход событий на Балканах и ваш союзник, Болгария, проигрывает там. Не в последнюю очередь это происходит из-за русских, которые предупредили болгар, что в случае их победы, такого государства, как Болгария, больше существовать не будет. Предателей никто не любит, это факт. Кроме того, у австрийцев большое, просто катастрофическое, количество перебежчиков. Чехословацкий корпус, созданный целиком из них, сейчас вступил в бой на стороне русских, и его не отправили, как договаривались ранее, во Владивосток, в связи с капитуляцией Франции.

Кайзер внимательно слушал, шевеля лихо подкрученными вверх усами.

— Да, граф, но, насколько мне известно, они не сильно рвутся в бой.

— Да, это так, — признал Герберт Асквит. — Тем не менее, им сейчас некуда деться, и они вынуждены идти в бой, в окружении русских мужицких дивизий.

Кайзер только рассмеялся на такой пассаж.

— Пусть идут, мы их всех перемелем. Немецкая машина сострижёт знатный урожай русских голов. Мы готовы захватить, помимо Польши, и Малороссию, вплоть до Воронежа и Белгорода. Германии нужны плодородные земли, свободные от варваров. Немцы не должны зависеть от импорта зерна.

Кайзер, по своему обыкновению, быстро проговаривал слова, и чем интереснее и важнее для него был разговор, тем быстрее становился темп речи и невнятнее произношение, к тому же, временами он вворачивал неуклюжие шутки. Асквит же, с непроницаемым лицом и без тени улыбки, продолжил увещевать императора Германской империи.

— Я бы хотел предупредить вас, ваше Императорское величество, словами канцлера Бисмарка, и вы их прекрасно знаете! — «Даже самый благополучный исход войны никогда не приведёт к распаду России, которая держится на миллионах верующих русских греческой конфессии». Вы напрасно только потратите все свои ресурсы и положите своих солдат, а победы так и не добьётесь.

— Что вы предлагаете, граф? — неожиданно серьезным тоном спросил кайзер.

— А разве я не говорил? Революция! Общество в Российской империи расколото, оно покрыто мраком противоречий, неразрешимых обычным путём. Они готовы, надо лишь поднести огонь к фитилю, и он вспыхнет. От искры возгорится пламя и грянет взрыв. Дальше нужно только ждать, пока наши агенты не разожгут огонь гражданской войны. И, уверяю вас, мы получим все, что захотим, даже не захватывая её территорию.

— Вы хотите сказать, что у вас всё готово?

— Так же, как и у вас, кайзер! Не скромничайте, это для вас совсем не характерно. Остановите свои войска на сегодняшних рубежах, заплатите революционным агитаторам, и вы сами удивитесь, к чему это приведёт.

Кайзер нахмурился, сверля недовольным взглядом премьер-министра Британской империи.

— Когда вы планируете операцию?

— Не позже зимы, извините, государственные интересы не позволяют мне информировать вас в полном объёме о запланированных нами действиях. Но я целиком и полностью уверен, что ваши люди уже активировали все каналы и задействовали нужных людей. Пора выпустить из клетки «русскую» революцию. Пора…

С молчаливого согласия Российского генералитета в феврале тысяча девятьсот одиннадцатого года началась революция. Блокировав Николая II, генералитет отправил от его имени в столицу телеграмму, с отречением от престола в пользу великого князя Михаила Александровича, и события завертелись в нужную сторону.

Леонид Шнеерзон прибыл вместе с Троцким в Россию и сразу же попал в самую гущу происходящих событий. Временное правительство приступило к своей работе, а Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов был почти сформирован, и Леонид он вошёл туда, как нож в масло, с подачи своего протеже Троцкого. На кого работал Троцкий, он догадывался, а вот лично его уже финансировали французы, помимо Мамбы. Всё изменилось с их поражением, но он уже вжился в роль, да и задание, полученное от Иоанна Тёмного, пока никто не отменял.

В Санкт-Петербурге царил хаос, военные самоустранились от политики, от Николая II не было ни слуху, ни духу. Временное Правительство вещало чушь, а большевики собирали красную гвардию. Остальные же социалистические партии занимались не чем иным, как любимой в России болтологией.

Фронт стоял, солдаты организовывали революционные комитеты и братались с немцами, угощая их самогонкой и пробуя их вонючий картофельный шнапс. Генералитет выжидал.

В один из дней Троцкий вызвал к себе в кабинет Шнеерзона, находящегося в Мариинском дворце. Лёня не спеша закончил спорить с одним из товарищей о пагубности застоя на фронте и необходимости привлечения к восстанию революционных матросов, и отправился на вызов.

— А, вот и товарищ Углев! — и Троцкий широким жестом указал на него своему собеседнику, обладающему неприятным взглядом белёсых голубых глаз и лицом английского денди. Этот человек вальяжно сидел в роскошном кресле, уже изрядно ободранном шинелями и винтовками революционно настроенных солдат, стоящих тут в карауле, и молча рассматривал Шнеерзона.

— Это сотрудник английского посольства, мистер Хель, он хотел встретиться с вами, — объяснил Троцкий.

— Да, я вас слушаю, мистер Хель, — как можно развязнее ответил Шнеерзон, в то же время, максимально изобразив на своём хитром лице искреннее удивление.

Англичанин продолжал внимательно рассматривать Шнеерзона, и тот почувствовал себя в кабинете следователя, только что его поймавшего у ещё не остывшего печатного станка, изготовившего фальшивки.

— Мистер Шнеерзон, я много слышал о вас лестного, от вашего непосредственного начальника, мистера Троцкого. Он весьма точно охарактеризовал вас. Кроме того, месье Легран также хорошо о вас отзывался.

Шнеерзон удивленно завис, месье Легран был куратором, завербовавшим его вскоре после того, как он присоединился к Троцкому. Леон Сракан, по указанию Мамбы, не препятствовал этому. Справившись с волнением, Шнеерзон ответил.

— Вы имеете в виду месье охранника, в тюрьме, где я сидел во Франции?

— Нет, с тем почтенным господином я не знаком, а вот месье, что передавал вам деньги и инструкции по работе в России, вот именно он весьма лестно и отзывался о вас. Да, чтобы не быть голословным, прошу вас взглянуть на это! — и он достал условный знак, с помощью которого Шнеерзон должен был узнать «своего» агента.

Повертев в руках, англичанин захлопнул серебряный портсигар, с монограммой больших букв А и В. И с ехидной улыбкой, слегка тронувшей тонкие губы, посмотрел прямо в глаза собеседнику. При этом глаза его не смеялись, они были спокойны и несокрушимы. Шнеерзон поёжился, пожалуй, хуже были только глаза Мамбы, которого он уже порядком подзабыл.

— Что вы хотите от меня?

— Я хочу, чтобы вы работали на мистера Троцкого так же, как и на месье Леграна, ни больше, но и не меньше.

— А если я откажусь?

— У каждого человека есть абсолютное право на это, но не каждый успевает его реализовать.

Троцкий, внимательно прислушивающийся к происходящему разговору, только саркастически усмехнулся. Шнеерзон, каким бы он ни был прожжённым прохиндеем, невольно сглотнул слюну, ставшую внезапно густой.

— Так вы согласны?